Разиэль
Шрифт:
— Женщины здесь не имеют детей.
— Почему?
Чёрт, это была не верхняя ступенька, а просто площадка. Я замялась, свернув и посмотрев на то, что должно было быть последним рядом ступеней. Может быть. Мне захотелось заплакать, но я так и не заплакала.
Ещё до того, как я успела осознать, что он собирается сделать, он сгрёб меня в свои руки и начал подниматься по последнему пролёту ступенек.
Я была слишком шокирована, чтобы воспротивиться. Его руки были как железные обручи, его тело было твёрдым и холодным и неуютным,
— Знаешь, если бы не ступеньки, я и сама бы без проблем справилась, — сказала я, стараясь быть такой же окоченелой, как и он.
Он фыркнул, ничего не сказав. Достигнув верхней ступеньки, он поставил меня на ноги, буквально за секунду до того, как я смогла бы потребовать, чтобы он опустил меня. Коридор оказался короче, чем внизу. В центре коридора была всего одна двойная дверь. «Должно быть, я была почти на самой вершине этой проклятой высотки», — подумала я, вспомнив консольные рифы, растянувшиеся над океаном.
Он снова оставил меня и уже открывал одну из дверей, и вновь я пошла вслед за ним, чертовски возмущённая, пока не шагнула в тускло освещённые апартаменты.
Дверь за мной закрылась автоматически, и у меня перехватило дыхание в изумлении.
Казалось будто я стаю на носу корабля. Внешняя сторона комнаты состояла из ряда окон, выходящих на чёрный как ночь океан. Несколько окон было открыто, и я смогла почувствовать богатый солёный запах, услышать шум волн, когда они плескались о скалы внизу. На расстоянии летали чайки, и я выдохнула короткий вздох облегчения. Хоть что-то в этом безумном месте было нормальным.
— Сядь, — сказал он.
Он стоял в тени. В комнате было две на вид старинные испанские софы, обитые белым льном, и между ними стоял низкий столик. На столике стоял накрытый крышкой поднос, ведро со льдом и бутылкой шампанского, и открытая бутылка красного вина.
Я подозрительно уставилась на столик.
— Чёрт, — сказала я.
Даже не спрашивая, я уже знала, что под крышкой на подносе лежит мясной хлеб и картофельное пюре.
— Как ты это сделал?
— Садись и ешь, — сказал он. — Я устал и хочу пойти в постель.
Я одеревенела.
— И какое отношение имеет ко мне твоё желание пойти в постель?
Такой красивый рот, и такая угрюмая улыбка.
— Поскольку я не намерен быть рядом с тобой, когда пойду в постель, меня не будет поблизости, чтобы ответить на все твои бесконечные вопросы. Так что если ты хочешь получить ответы, сядь.
— Какой же ты кретин.
Я села и сняла крышку с подноса. Запаха мясного хлеба хватило, чтобы я застонала от удовольствия. Проигнорировав его, я принялась за еду, и подняла глаза только когда осознала, что он налил мне бокал красного вина и подтолкнул его в мою сторону.
«Явно, хочет заставить меня почувствовать себя невоспитанной обжорой», — угрюмо подумала
— Воспитанной, — сказал он.
— Что?
— Воспитанной обжорой. Ты не истекаешь слюной и не роняешь еду, и не…
Я уронила вилку.
— Прекрати! Я не знаю, как ты это делаешь, но прекрати!
Он пригубил вино в своём бокале, откинувшись на подушки на противоположной софе, с утомлённым вздохом.
— Прости, — пробормотал он. — Невежливо с моей стороны.
— Не то слово, — рявкнула я.
Все мысленные штурмы за день, его вторжение в мои мысли почему-то казались хуже всего остального. Я должна была иметь возможность обладать своими шальными мыслями при себе. Особенно, когда я смотрю на Разиэля, они становятся очень шальными. Когда он не раздражал меня.
Но мне лучше вести себя благоразумно.
— Прости. Я тоже была груба. Не хочешь немного поесть? — я указала на уменьшившийся кусок мясного хлеба.
Он покачал головой.
— Я не ем мяса.
Настала моя очередь фыркнуть.
— Нет, ешь. Ты ел хот-дог, — я задумалась. — Откуда мне это известно? Когда это я была рядом с тобой, и ты ел хот-доги?
— Я не ем мясо, когда я в Шеоле, — сказал он.
— Так называется это место? Это иное название ада?
— Это означает «скрытное место», — ответил он. — И ты не в аду.
Я прекратила набивать рот едой и выпила немного вина, понадеявшись, что оно сможет успокоить меня. Я подняла глаза и поняла, что Разиэль наблюдает за мной своими странными чёрными с серебром глазами, наблюдает слишком пристально, и, к сожалению, в его глазах стояла не разнузданная похоть.
— Я хочу домой, — резко сказала я, оттолкнув поднос.
— Ты ещё не попробовала земляничное печенье, — сказал он. — Я открою шампанское…
— Не хочу я никакого шампанского, я хочу домой.
— Ты не можешь пойти домой. У тебя больше нет дома.
— Почему? Как же долго меня не было?
Он обратил всё своё внимание на бокал вина.
— В Нью-Йорке? Полтора дня.
Я тупо уставилась на него.
— Это невозможно. Как мои волосы могли так сильно отрасти за полтора дня?
— У тебя же до сих пор волдыри от той обуви, так ведь?
Мне не надо было и прикасаться к пятке, чтобы проверить. Волдыри всё ещё были там.
— Если меня не было всего полтора дня, тогда моя квартира должна быть всё ещё при мне. Я хочу вернуться.
— Ты не можешь.
— Почему?
— Ты мертва.
— Чушь, — сказала я.
Глава 8
Я ОЧЕНЬ ОСТОРОЖНО ПОСТАВИЛА БОКАЛ НА СТОЛ, радуясь, что моя рука совсем не дрожит. Не то чтобы я не подозревала об этом — в конце концов, я не дура. Мужчины с крыльями, адское пламя, кровососы. Только что я была в Нью-Йорке, занималась своими делами, глазела на великолепного мужчину у лотка с хот-догами, а в следующий момент упала в кроличью нору. Это не означало, что я сдамся без боя.