Разитель. Трилогия
Шрифт:
Тон Чугар так и доковылял до поворота направо. Добрался наконец до нужной двери. Вошел. Но там, похоже, резь у него прошла либо что другое, недомогание как рукой сняло, и он не пошел даже к нужному прибору, на который садятся, а так и остался подле двери, притворив ее не до конца и внимательно глядя в оставленную щелку и прислушиваясь к звукам в коридоре, которых только что не было – а вот и появились.
Звуки шагов, но не таких, от которых воздух со звоном отскакивал от стен и потолка – так было, когда они, спустившись, шагали к той двери; совсем другие шаги были: шаркающие, медленные, как бы запинающиеся…
А вот стало можно и разглядеть через щелку, кто это там волокся.
Тон Чугар смотрел, и лицо его все более мрачнело.
Три человека там были. Древних. Сморщившихся, как гриб сморчок. И с ними – кто-то вроде бы нормальный, только незнакомый.
Только – потому, что этих троих Тон Чугар опознал сразу. У него память на лица была хорошая, как-то ухитрялся он с первого взгляда узнавать людей, даже с десяток лет не встречавшихся. Правда, этих он встречал, если судить по облику, лет сорок назад, а то и все пятьдесят. На самом же деле – девять минут с секундами прошло с той поры, как он видел их в последний раз.
То была вторая тройка из запущенных. Сейчас, значит, пошла уже третья. Вот как все просто: впускают в одну дверь, выводят в другую. И выпускают в таком вот виде.
Тон Чугар не стал задавать себе бесполезных вопросов: как такое вообще могло произойти, зачем и так далее. Он просто признал факт и сказал самому себе:
– Плохи дела, земляк. Но надо выкручиваться.
Он выждал несколько секунд и высунул в дверь голову, чтобы поглядеть вслед уходившим. Шли они, а вернее сказать, кое-как перемещались – не в направлении большого коридора, из которого пришел сюда сам Тон, а в противоположном; похоже, выведут их на поверхность каким-то другим маршрутом, чтобы не напугать тех, кому подобное еще только предстояло. Хотя – может быть, их вовсе и не на выход ведут, а куда-нибудь еще. В какую-то неизвестность.
В какую – Тон Чугар не знал. Зато теперь представлял, что произойдет с ним, если он вернется туда, где все еще находилась половина его сотоварищей, ожидая приглашения.
Туда возвращаться он ни в коем случае не хотел. Оставаться тут тоже нельзя было: сейчас за ним наверняка придут, поскольку он отсутствовал уже достаточно долго. Придут – и против дистанта не выстоишь.
Оставалось только одно: идти вслед за стариками и их поводырем, сохраняя разумную дистанцию. А там дальше видно будет – в зависимости от того, что впереди окажется – выход или, может быть, крематорий.
Сейчас Тон был готов поверить даже и в такое.
Может статься, он и еще какой-нибудь финт придумал бы, даже более удачный. А придумав – постарался бы выполнить. Но не получилось. Потому что в коридоре – а он оказался хорошим звукопроводом, акустика тут была, как в концертном зале, – возникли новые звуки. То были опять-таки шаги; но совсем не те, как у той группы старичья, за которой крался Тон Чугар. Люди, производившие этот новый шум, не шли, а бежали; и не оттуда, куда шел Чугар, а напротив, из тех мест, от которых он старался поскорее отдалиться. Бежали явно за ним: спохватились вовремя, ни дна им ни покрышки!.. И надо было срочно спасаться. Придумать какой-нибудь план не оставалось ни секунды, так что действовать надо было, полагаясь на интуицию, а не на рассудок, прислушиваться только к внутреннему голосу и выполнять исключительно его команды.
А внутренний голос приказал: не мудрствуя лукаво, нырнуть в первую же попавшуюся дверь, которая окажется незапертой. Невзирая на вывески, пусть там откроется даже комната отдыха для охранников, – на стороне Тона Чугара окажется хотя бы фактор внезапности. Конечно, чем там, за дверью, может завершиться его неожиданный визит – сказать пока нельзя, зато предстоящее тут, в коридоре, было ясно, даже чересчур ясно.
Тон рванул первую дверь слева; в памяти осталось, что двери тут отворялись наружу, в коридор, а не внутрь. Преграда и не шелохнулась; заперта, изнутри или снаружи – не имеет значения… Он тоже бежал теперь – бесшумно, мягко прикасаясь носками к пластику пола, но преследователи были быстрее, сейчас начало доноситься и их дыхание – судя по нему, бежали они, как на классической сотке, и это странно было: от того места, откуда удрал Тон, они не успели бы взять такой разгон. Да какая разница – откуда бы они ни перли, все равно он хотел в гробу их видеть! Четыре шага – дверь справа. Рвануть изо всей силы!
Дверь распахнулась неожиданно легко, так что Тон Чугар чуть не отлетел к противоположной стене. В последний миг удержался на ногах («Да ты что, земляк, – боишься, что ли?» – мысленно упрекнул он себя), одним прыжком влетел в открывшуюся комнату, закрыл дверь за собой (мягко, без стука) и сразу же, не глядя, нащупал широкую клавишу запора и всей ладонью нажал, преграждая доступ в это помещение для любого другого, становясь таким образом (как ему радостно подумалось) хоть на миг, но хозяином положения.
29. Свежая память
Когда Пат, нагруженный всяким нужным добром, как верблюд, вернулся из склада в отведенное ему жилье, там все оказалось вроде бы в порядке; ничего из имущества не исчезло, как он оставил, так и лежало или висело. Сбросив на кровать принесенное, среди которого главное место занимал рабочий спецкостюм – какой-то странный, раньше Пату пользоваться такими не приходилось, – он аккуратно разместил вещи в шкафу, глянул на часы – до времени, когда ему было назначено явиться к конторе, чтобы с группой таких же, как он, монтажников направиться к рабочему месту (пока лишь для ознакомления, настоящая работа начнется завтра с утра), оставался еще почти час; по старой привычке, еще солдатской, он решил использовать это время для отдыха впрок и, не раздеваясь, прилег на кровать.
Сейчас лучше всего – расслабиться и понемногу начать настройку на предстоящие дела.
Пат и занялся этим – даже, надо сказать, с удовольствием, его самого удивившим. Вообще, сегодня он как-то необычно хорошо чувствовал себя с самого подъема. Как-то по-новому бодро, собранно, какой-то прилив энергии накатил на него – даже не вспомнить было, когда он в последний раз ощущал себя таким. Память вдруг прояснела, хотя он и раньше на нее не жаловался. И еще новое: раньше ему если и приходилось думать, то о вещах наглядных, о сиюминутных делах: вот эта схема – вот она на синьке, а вот место, где ее надо разместить и подключить в натуре; вот и думай – каким углом куда, какие разъемы и в каком порядке включать, каким тестером воспользоваться для прозвонки – и дальше в таком же духе. А сейчас даже и мысли пошли какие-то, как бы их назвать, отвлеченные.
Например: почему-то незваным всплыл в памяти обрывок разговора, нечаянно услышанный им на монтаж-складе, когда десятник подбирал для него спецкостюм по размеру. Разговаривали двое незнакомых, которые непонятно что там вообще делали: вроде бы ничего не получали и не сдавали, просто стояли в уголке и разговаривали. На Пата, когда он вошел и представился десятнику, едва посмотрели, вроде бы и не заметили вовсе, как бы сквозь него прошли эти взгляды, – и продолжали разговаривать, ни на миг не прервавшись. Пат и не стал прислушиваться, он как раз стал влезать во второй уже костюм, предложенный для примерки; но вот сейчас почему-то услышанное поневоле и, как выясняется, запомненное, вдруг проявилось, так на фотопленке возникает скрытое до обработки изображение. Странный был разговор, оказывается…