Разитель. Трилогия
Шрифт:
«…удалось установить только вектор: и он с минимальной ошибкой был направлен на флагман эскадры – ну, той самой…»
С явной усмешкой: «Вряд ли там нашлось, кому принять, а если и приняли по автомату – то понять. Те, кто мог бы, уже давно загорают где-то – куда там их закинули. И зря. А Сакросту надо было как следует поработать с теми, кто у нас в заложниках, припугнуть как следует – и с кораблями все было бы в порядке. Понадеялись на своих специалистов – а откуда было им у нас взяться? Кстати, кто, откуда и что же хотел туда сообщить? А главное – кому?»
«Кому – без понятия. С кодом еще не разобрались, да и сигнал был – слабее нельзя, как бы из последних уже сил подавался, временами вообще затухал, так что если и удастся восстановить на компьютере, то не сразу. Источник-то сигнала мы установили: это та самая… Ну, ты знаешь».
«Иди ты! Еще дышит, значит? Выносливее оказалась, чем думали. Постой, а как же это у нее могло получиться? Она ведь в такой заглушке – оттуда и мощному сигналу не пробиться! Разве охрану сняли?»
После паузы, хмуро: «Сняли. Только не так, как ты думаешь. Не приказанием, а дистантом. Так мне рассказывали».
«Ты серьезно?»
«Я по рабочим дням не шучу. В упор».
«Ого!.. Кто? Зачем? Хотели эту каргу украсть?»
«Да вряд ли: она сама и десятка метров не смогла бы пройти: развалина. Да и как только она вышла бы из охранной зоны, сразу поднялась бы тревога. Здесь другое: нашлись тут у нее союзники, вот ее и вытащили оттуда и каким-то способом помогли выйти на связь. Но наши не всегда спят. Едва только засекли несанкционированную передачу – сразу же закрыли планету. Так что у нее – или у них – ничего не вышло, я уже сказал. Но пытались».
«Какие тут могли быть способы?»
«Самый простой – пролезть в сердцевину башни, эта шахта ведь сама по себе волновод, а наверху – антенны, а сверху – там, где как раз охранный пост в будке, – можно сигналить на весь мир: должна же охрана иметь связь в любой миг».
«Ничего себе охрана. Что же это за вояка такой – позволил себя ликвидировать без всякого шума! Или пробовал?»
«Судя по обстановке – не предпринял никакой попытки защититься».
«Вот как. Нападавший из своих? Или кто-то все-таки завелся тут у нас?»
«Пока неясно. Ищут. Запустили частый гребень. Но сработано профессионально».
«Ты не в команде?»
«Там. Но не внизу. Сейчас вот возьму тут что нужно – и наверх. На тот самый флагман. Потому что если кто-то мог просочиться сюда, то ведь до кораблей им добраться легче, а мы, прямо сказать, как-то от них отвлеклись: сочли, что они совершенно обезврежены. Категорически и бесповоротно».
«А скажи…»
– Эй, парень – как тебя там…
– Пат Пахтор, десятник.
– Ты что – задремал там, в костюме? Время дорого, да и люди вон ждут!
И в самом деле – Пат поймал себя на том, что медлит. С чего это вдруг ему так захотелось дослушать чужой разговор? С детства ведь учили: подслушивать нельзя, не то можно и по шее получить.
– Виноват, десятник. Я вот не пойму: слева у меня на поясе – это что? Ну, справа – микродвижки, включение и управление, дело привычное, а вот под левой рукой – что за хреновина?
– На все, парень, есть свое время и место. Тут и сейчас – подогнать по росту. А что и зачем – это потом, когда будем знакомиться со стройкой, где идет монтаж. Давай вытряхивайся и укладывай робу в ранец.
– Это я в момент!..
Вот сейчас вся эта сценка ожила в памяти. Почему?
Может быть, просто потому, что интересно: сразу целый контейнер новостей. Какая-то эскадра. Та, что их захватывала? Нет, там только один корабль и был. А тут еще кого-то куда-то забросили. Кто-то сигналит. Еще кто-то убивает охранника. А ведь казалось, что тут все тихо-спокойно. Никогда не слышал ни о какой эскадре. И чтобы тут охранников убивали…
А может, что-то слышал все-таки?
Что-то крутилось, мелькало в глубине памяти. Но никак не удавалось ухватить. Все равно как рыбу ловить голыми руками: нужно особое умение. А Пату Пахтору оно по сей день и ни к чему было.
Есть у него, конечно, как у всякого нормального человека, свой мик в голове. И не то чтобы он не умел этой штукой пользоваться; наоборот, даже привык давно. Однако искал там и находил только то, что касалось дела: монтажных работ или, например, военной службы. Наверное, в мике и еще много чего было; но не умел Пат до этого добраться, потому что нужды такой не возникало.
Да и сейчас, если говорить серьезно, нет.
«А есть у нас с тобой, дорогой друг, настоятельная надобность встать, закинуть за спину ранец со спецкостюмом и поспешать на указанное место, откуда вся новая монтажная группа отправится на стройку – знакомиться с рабочими местами, привыкать к обстановке, выяснять – что может понадобиться для дела, чтобы уж завтра и потом не расходовать зря рабочее время. Тут время ценят. Только и слышишь: время, время!..»
Пат встал. Быстренько привел себя в порядок. Подхватил костюм. Окинул взглядом комнату: не оставил ли после себя беспорядка? Нет, вроде бы все на месте. И зашагал прочь, широко и уверенно.
Выйдя на крыльцо, ненадолго задержался. Сразу пройти помешала немалая – десятка в полтора – кучка всякого пестрого народа, помоложе и постарше, обоего, как говорится, пола, по-разному одетых, и только одно, пожалуй, было у них общим: выражение глубокого недоумения, а кое у кого и просто страха. Люди эти, в сопровождении четырех здешних служивых, одетых в подобие формы – не военной, понятно, но вроде того, – как раз в этот миг медленно приближались к дому, и передние уже стали подниматься по нешироким ступенькам входа – все замедляя шаг, как бы сомневаясь – туда ли они идут, куда нужно. Пришлось ждать, прижавшись к стене подъезда, стараясь только, чтобы его не задевали; один все-таки зацепил Пата локтем, медленно поднял на него глаза, усмехнулся криво, пробормотал хмуро: «Извини, приятель». «Да ладно, бывает», – ответил Пат, невольно отводя взгляд. И сразу же удивился. По его понятию, все это были пассажиры с кораблей, таким же образом попавшие сюда, как и он сам; но повели их почему-то не туда, куда вчера направили его, а вниз, где оказалась уже отпертой дверь в подвал, вчера запертая. Но долго удивляться некогда было: работа ждала. «Бывает», – повторил Пат уже про себя, внутренне все же обидевшись: тоже, нашел приятеля! Приятелями он тут и вообще не обзавелся, некогда было, да и в лицо почти никого не помнил, кроме разве того болтуна – как его там? Тон, помнится, а дальше? Да, Чукар вроде… Или Чубар, а может, Чудар; да не все ли равно. Запомнился он потому лишь, что все время, когда собирались вместе, мужик этот сразу начинал нарываться на неприятности, непонятно почему. «Да это его дело», – подумал Пат Пахтор, сумевший наконец выйти из дома и, раз уж вспомнился ему этот самый Тон, мельком задался вопросом: интересно, какая же работа досталась тому? Ну, какая бы ни была, но уж не монтаж во всяком случае. И это хорошо: монтажники, по крайней мере на работе, должны вести себя достойно, не подначивать друг друга на разные выходки, это дело тонкое и серьезное, важна сработанность группы, команда должна быть. А какая же может быть команда с таким вот дерганым мужичком? С таким наплачешься…
«Ладно, пересечемся как-нибудь, в столовой или еще где, – тогда и можно будет спросить насчет его работы. А сейчас – самое время думать о своей. Что же такое, интересно, предстоит монтировать?»
И он невольно прибавил шагу.
30. Для Ра входа нет
Интересно, вертелось у меня в голове…
Нет. К сожалению, в голове не вертелось. В моей, да. Не вертелось, нет.
Потому что голова моя, так же как тело, к которому она была давно и достаточно надежно приставлена, принадлежали сейчас Пату Пахтору и находились весьма и весьма далеко отсюда: в мире Улар, на окраине Галактики, а может, и еще чуть подальше. И если что в голове этой и вертелось, то разве только мысли, принадлежащие исключительно Пату и уж никак не мне. Не Разителю, для родных и друзей просто Ра. Для меня доступ в собственный организм – в полном согласии с программой, мною лично составленной и загруженной во Вратаря, – был возможен, напоминаю, только на один час каждые сутки – по теллурскому счету, он же – конвенционный для всей Федерации. Так должно было продолжаться до тех пор, пока я эту программу не отменю. И как раз теперь я это сделал бы с великим удовольствием. Но именно сейчас я оказался совершенно неспособным совершить что-либо подобное.