Разитель. Трилогия
Шрифт:
Негромко прозвучал гонг – и сверху, из тумана, показалось то, чего Пат и ожидал: блестящий стержень с резьбой на конце, заваренный в прозрачный пластик. Мгновение ушло, чтобы вспомнить инструкцию: вот здесь пластик вскрывается, но не снимается целиком, потому что дотрагиваться до стержня рукой, пусть и в гладко облегающей пальцы перчатке, строго запрещалось. Сверить номер на упаковке с цифрой, нанесенной на пол рядом с гнездом. Тут и там – единица. Проверь еще раз. Аккуратно, но без промедления, ввинти стержень, потом – какой же из ключей? Ага, восьмигранный – наложить на головку стержня, освободив ее от изоляции, и дослать до упора, глядя на индикатор усилия на рукоятке ключа: не доходя полделения до красной риски. Стоп. Гонг. Второй стержень пошел… Третий…
Чем дальше, тем, казалось ему, убыстрялся темп работы, каждый следующий этап был – по ощущениям – короче предыдущего, и конструкция под руками Пата вырастала на глазах, позже стало уже казаться, что она возникает сама собой, он же лишь сопровождает ее рост своими жестами, как бы пассами. Пат понимал, что это не так, но отделаться от странного ощущения не мог. Сейчас, сидя на кровати, Пат Пахтор только покачивал головой: да нет, никак не могло быть, чтобы за одну короткую смену они провернули такую чертову уйму работы. Во всяком случае, за свою он мог ручаться: сделано было раз в восемь, а то и во все десять больше, чем полагалось бы по общепринятым нормам. Сколько сделали другие, он сказать не мог, потому что не видел результата их трудов: даже когда неожиданно быстро прозвонили шабаш и все стали стекаться к подъемной площадке (по узкому проходу в тумане, который вдруг высветился перед каждым) и когда оказались наверху, в по-прежнему светлом зале, – внизу котлован остался как бы залитым туманом до самого верха, и что там теперь возникло, никто не мог бы сказать. Но, судя по виду сотоварищей, Пат мог бы поспорить на что угодно, утверждая, что и они выложились до последнего, и они удивляются и сделанной работе, и самим себе, эту работу сделавшим. Что-то тут озадачивало, казалось странным: как это хозяева ухитрились столько из них выжать? Но это не обижало, наоборот, хотелось гордиться собою.
Да, похоже, вспомнил все, что только можно было вспомнить. Сейчас, ночью вспомнил, сидя в одиночестве на кровати.
Вспомнил, но далеко не все понял. А вернее – ничего не понял.
Что же это они там такое устанавливали? И без всякого опыта столько успели сделать? Чудеса какие-то. Сколько ни думай – не поймешь.
Но почему-то кажется: где-то уже близко, совсем близко понимание и этого, и многого другого. Близко, а не ухватывается. Давай, брат, еще одно усилие, решающее – и…
Да только сон вдруг навалился – такой, что не одолеть. Спать, а то завтра как же работать?
Ну, наконец-то, слава тебе, господи!
37. Коридоры, коридоры…
Куда бежать?
Нет, план у Тона Чугара, конечно же, был. Однако на костях невыполненных планов стоит вся Вселенная – столько их накопилось. Очень возможно, что даже проекты самого Творца выполнились не совсем точно.
Впрочем, Тона проблемы Всевышнего сейчас интересовали менее всего. В первую очередь надо было решить свои.
План был достаточно прост, и потому можно было надеяться на его реализацию. Космодром Улара оказался до такой степени набит кораблями (чем было вызвано такое их скопление – сейчас Чугара ничуть не интересовало), что можно было всерьез рассчитывать на угон одного из них – то ли вместе с экипажем, то ли – в худшем случае – без людей. Тон не мог похвастаться богатым опытом судовождения в космосе, да и бедного опыта у него, правду говоря, не было. Он знал, однако, что на всяком корабле, большом или малом, неизбежно должна существовать – конечно же, она там есть! – стартовая автоматика и вся хитрость заключается лишь в том, чтобы ее включить и вовремя безопасно устроиться, чтобы не пострадать от перегрузки при разгоне. Исчезнуть с планеты, вот что, полагал он, было сейчас главным. Тон Чугар, разумеется, не переоценивал своих возможностей и прекрасно понимал, что проложить нужный курс к любому населенному миру – даже прямой, чтобы не понадобилось зависать в силовых узлах сопространства и там менять направление, – он не сможет, если даже никто не помешает. И поэтому на такое он не рассчитывал. Но очутиться вне Улара с его непроницаемой для связи полевой броней и звать, звать, звать, нахлестывая судовой передатчик, просить помощи у любого, кто отзовется, – это представлялось ему вполне достижимым. Какой могла бы стать эта помощь – казалось ему сейчас не столь уж важным: главное, чтобы она пришла. А о том, что первым подоспевшим вполне мог оказаться кто-то, принадлежащий к людям Улара или хотя бы работающий на них, – об этом удачливый беглец предпочитал просто не думать.
Не особенно занимал его также вопрос – как ему удастся произвести захват корабля, а может быть, и заставить его экипаж повиноваться командам пирата-одиночки. Обстановка сама покажет – таким правилом Тон Чугар руководствовался чаще всего в жизни. И до сих пор оно его вроде бы не подводило.
Как добраться до космодрома – эта задача тоже откладывалась им на потом. Не было никакого смысла думать о ней, пока он все еще находился в чертовой башне – центре могучей корпорации «ХроноТСинус». Сейчас главным было – выбраться отсюда. И все силы, и физические, и духовные, и опыт, и вообще все, чем он обладал, Тон Чугар направил на осуществление этого этапа освобождения. Именно так называл он про себя предстоявшую операцию.
Но похоже было на то, что именно эта – номер один – задача окажется и самой трудной для исполнения, а может быть – и вовсе невыполнимой. И с каждой попыткой Тон, со все возраставшим гневом, вынужден был признать, что надежд оказаться где-то за пределами этого сооружения остается все меньше и меньше.
Хотя выходов из каждого уровня было достаточно. Шахты лифтов попадались – если идти по внешнему кольцевому коридору круглой башни, какой и являлся офисный корпус ХТС, – через каждые три десятка метров. Их было, по мнению Чугара, даже слишком много. И потому он рассчитывал на то, что благодаря позаимствованной у дежурной дамы карточке ему удастся воспользоваться если не любым, то хотя бы какой-то частью, пусть и не частью, но одним-единственным лифтом. На большее он не притязал. Оказаться на уровне земли, как ему однажды уже удалось. Сейчас ему представлялось, что уже тогда он напрасно отступил, остерегшись поднимать шум в схватке с охранниками. Надо было идти напролом, используя внезапность, овладеть оружием хотя бы одного из расположившихся там и не ожидавших ничего подобного людей, – а как воспользоваться оружием в такой ситуации, его учить не надо было: этим искусством Тон Чугар владел если и не в совершенстве, то, во всяком случае, несравнимо лучше, чем рядовой караульщик. Впрочем, если он и состорожничал тогда, то не из боязни за свое здоровье. Не будь с ним этой старухи…
И какого черта вообще он тащит ее с собой? Помощи от нее почти никакой, да и – при наилучшем исходе – жить ей оставалось явно немного. Эх, надо было оставить ее – ну, если не в той камере, то хотя бы у дежурной!.. Нет, там нельзя было: тогда на нее навесили бы все то, что на самом деле натворил он, – и не дали бы дожить даже и того, что ей еще оставалось. Лучше всего было бы оставить ее в каком-нибудь безопасном месте, где ничего бы с ней не случилось…
Размышляя так, Тон Чугар приблизился к двери очередного лифта. Вложил карточку в прорезь.
И снова – как и при всех предшествовавших попытках – без всякого эффекта.
Собственно, он уже знал, что так и будет. Не надо было оставлять того охранника в живых. Он, конечно, быстро во всем разобрался и поднял тревогу. А потом там более или менее точно восстановили происшедшее – и, убедившись в том, что карточка пострадавшей дамы исчезла, сразу же заблокировали ее. Так что сейчас этот кусочек пластика был, пожалуй, еще менее полезен, чем листок туалетной бумаги.
А между тем времени у них оставалось все меньше. И поскольку любой план в целом и каждая часть его выполнения как-то расположены во времени, оно же непрестанно утекает – всякий замысел уподобляется островку, размываемому штормовым прибоем. Не успеешь спастись вовремя – и последний клочок суши захлестнет вместе с тобой. Не оставалось сейчас даже лишних секунд, чтобы сожалеть о сделанном или несделанном в те минуты, что сейчас были уже унесены в водопад прошлого. Или времепад?..
Карточка погашена. Но есть и другая: та, что изъята у выключенного из игры мастера-ремонтника. Нет, конечно, ее тоже спохватились, и ни один лифт на нее не отреагировал. Однако с нею Тон Чугар связывал еще одну надежду. Он даже в мыслях избегал слова «последнюю», однако по сути так оно и было.
Заключалась эта надежда в том, что карточка мастера была не совсем такой, как у дежурной дамы. Она была раза в полтора длиннее при одинаковой ширине. Этот дополнительный участок наверняка нес в себе какой-то код, открывавший доступ – куда? Простым зрением этого не различить, а другими возможностями Чугар не обладал – сейчас, во всяком случае. Он успел убедиться только в том, что ни лифты, ни запертые после окончания работы двери кабинетов на этот довесок никак не реагировали. Слабо жужжали, пытаясь прочитать код, но тут же умолкали без какого-либо последствия. Но существовало же нечто такое, что должно было, откликнувшись на карточку, что-то выполнить: открыться, закрыться, зажечься, погаснуть – ну, хоть что-нибудь!