Разитель. Трилогия
Шрифт:
– Добро. Но вы все-таки не тяните резину.
– Да мы уже, собственно…
3
Что возникшему замыслу не суждено будет осуществиться, Лючана поняла не сразу, но только тогда, когда поток, в последние минуты все быстрее уносивший капсулу навстречу противнику, как-то внезапно иссяк и капсула, проскрежетав днищем по металлу трубы, остановилась. Женщину, не ожидавшую такого поворота событий, бросило грудью на пульт, заставив несколько секунд судорожно хватать ртом воздух, восстанавливая дыхание. Но и возникшая боль, и сбой дыхания показались ей делом пустяковым по сравнению с тем, что она лишилась всякой возможности как-то двигаться, маневрировать и даже вести бой с противником, который – Лючана отлично понимала это – в любом случае не оставит своего замысла если не уничтожить ее, то, во всяком случае, снова захватить; но, однажды вырвавшись на свободу, пусть и весьма ограниченную, она не собиралась больше попадать в плен, независимо от возможных последствий.
А что противник намерен по-прежнему добиваться этой цели, Лючана поняла, еще не успев даже как следует прийти в себя. Потому что остановка капсулы в трубе никак не повлияла на работу приборов и локатор исправно показывал, что человек, собравшийся уничтожить ее, никуда не исчез и находится совсем недалеко отсюда. Он, разумеется, тоже лишился возможности плыть, но Лючана отлично понимала, что они оказались вовсе не в равном положении хотя бы потому, что она могла только, оставаясь в капсуле, ждать каких-то действий противной стороны, а эта самая сторона обладала возможностью передвигаться по обсохшей трубе самостоятельно, приблизиться вплотную и атаковать, а у нее, Лючаны, такой возможности не было.
Она лишь на считаные секунды поверила, что сможет оставить капсулу, ставшую для нее то ли убежищем, то ли тюрьмой; но, вглядевшись в результаты внешнего анализа среды – а прибор этот продолжал работать непрерывно, – поняла, что это невозможно: за бортом труба была сейчас заполнена вовсе не воздухом, пригодным для дыхания, но аргоном, совершенно, при всем его благородстве, для дыхания не годящимся и к тому же еще и перемешанным с не успевшими выветриться испарениями массы, только что заполнявшей трубу, в составе которой, если верить тому же анализатору, присутствовало немало свободного хлора, то есть откровенно отравляющего вещества. Оказаться в такой среде без прямой угрозы жизни можно было только в специальном костюме и с запасом дыхательной смеси в баллонах; однако судьба, предоставив в распоряжение Лючаны капсулу, как-то не позаботилась о прочем снаряжении, и все, что пригодилось бы при выходе в трубу, осталось где-то в другом месте.
Так что не было возможности, если противник, соответственно одетый, снаряженный и вооруженный, приблизится к капсуле по трубе, встретить его достойно, хотя бы схватившись врукопашную. Оставалось лишь надеяться на то, что он, может быть, все же не рискнет выйти в трубу. Ведь каким бы надежным ни был костюм, но даже малейшее нарушение его герметичности привело бы человека к быстрой гибели – и это ему прекрасно известно. И может быть, по этой причине тот, кто охотится за нею, тоже предпочтет активному варианту выжидательный, уступая ей право первого хода, потому что и Лючане, и врагу было одинаково ясно: деваться отсюда ей некуда, время пребывания ее в капсуле не могло быть не только бесконечным, но даже сколько-нибудь протяженным – оно определялось все той же дыхательной смесью, которой с каждым вдохом становилось все меньше, о чем свидетельствовал соответствующий манометр. Несложный анализ его показаний убеждал в том, что полный заряд воздуха для одного человека обеспечивал его пребывание в капсуле в течение трех часов, иными словами – времени, достаточного для того, чтобы малым ходом пройти всю трубу туда и обратно, а кроме того, потратить час на какой-то возможный ремонт. Сейчас два часа уже миновали, и, значит, она могла отсиживаться в капсуле, если не помешают, еще час, а потом…
Что будет с нею после этого, Лючана предпочитала не думать, но мысль о том, что умирать таким образом ей очень не хочется, неотступно маячила в подсознании, где-то на границе здравого смысла. Нет, если даже гибнуть, то не задыхаясь, беспомощной белой мышкой, но в каком-то действии, активно, не жертвой, а атакующим бойцом – пусть даже надежды на успех не будет никакой, но останется до последнего мига хотя бы надежда захватить с собою в гибель и врага…
Но это могло бы случиться, только если противник начнет действовать первым. Потому что у нее возможности движения больше не было, а у него, безусловно, была. Однако враг, кажется, решил не спешить. Понял, скотина, что время работает на него. Осталось уже меньше часа… Сорок семь минут – неужели это все, что ей отмерено?
«Ра, – подумала Лючана, – черт бы тебя взял, неужели ты позволишь мне уйти вот так и ничего не сделаешь, чтобы мне помочь, вытащить меня отсюда? Ты где-то рядом, я чувствую, что ты что-то пытаешься сделать, – так сделай же! Ведь если я… Ты же никогда себе не простишь, весь остаток жизни будешь этим казниться. Давай, Ра, помоги мне, напрягись – и ты наверняка найдешь возможность разобраться с обстановкой…»
Думая так, Лючана не сводила глаз с табло, на котором ярким огоньком по-прежнему обозначался противник; смотрела так напряженно, словно именно оттуда должно было прийти какое-то известие от Ра, о его действиях – конечно же, успешных, победоносных.
И известие действительно пришло. Но не такое, какого она ожидала, на которое надеялась, вопреки здравому смыслу.
Похоже, противник не выдержал бездействия. А может быть, его подстегнул кто-то из начальства: всякий начальник любит, когда все подчиненные постоянно пребывают в движении, когда все крутится-вертится, чем быстрее, тем лучше, чтобы головы кружились от лихости…
Он приближался. И это означало, что можно больше не следить за часами.
Пройдет значительно меньше времени до того, как он подойдет вплотную. И все решится раз и навсегда.
«Ра, – подумала Лючана напоследок, – тебе и в самом деле грозит опасность потерять меня. Если ты ничего не придумаешь и не сделаешь в ближайшие полчаса…»
4
За посадкой прибывшего танкера наблюдал не только штатный персонал ПЗБ, но – с не меньшим интересом – и два служителя безопасности, лишь недавно прибывшие на эту базу.
– Сели благополучно. Все в полном порядке, – сказала Маха и даже вздохнула – то ли с облегчением, то ли, напротив, потому, что только сейчас и должны были начаться решительные действия.
Она ожидала подтверждения, которое вроде бы само собою подразумевалось. Но его не услышала. Оглянулась в недоумении. Иванос напряженно смотрел на один из дисплеев – на тот, что непрерывно давал сведения о выходе готового продукта и тут же – о перекачивании зоэгена в корабельные танки. Цифры, которым следовало бы бегло меняться, сейчас незыблемо стояли на месте, а там, где они показывали ход загрузки корабля, виднелись и вовсе одни нули. Это, по всей вероятности, означало, что заливка готового продукта еще и не начиналась. Между тем ей следовало идти полным ходом. Причина задержки была пока неясной, однако уже сейчас понятно было, что она нарушает все планы – и хозяев предприятия, и тех, кто пытался овладеть им.
– Что случилось? – спросила Маха таким тоном, словно это по вине Иваноса начались непредвиденные события.
– Постой, разбираюсь… Ага! Пошли вопросы…
Это было сказано достаточно сердито. Иванос сразу же нажал на пульте связи клавишу «Прослушивание».
«Оператор, в чем дело? Мы не получаем продукта. Срывается загрузка танкера! Уснули вы там, что ли?»
«Помехи в Магистрали, – был ответ. – Посторонний предмет перекрыл доступ в Магистраль компонента ЖВ. Принимаем срочные меры по устранению препятствия. Потерпите. Рассчитываем управиться за час».