Разитель. Трилогия
Шрифт:
Я позволил ему вынуть из нагрудного кармашка платок, вытереть пот со лба и перевести дыхание: всякий разговор с начальством вызывает у человека более или менее стрессовое состояние, так что я даже пожалел его немного еще и потому, что ожидавший его стресс обещал быть куда более сильным. Оператор аккуратно сложил платочек, водворил его в карман, и я решил, что свои ресурсы он исчерпал.
Я вежливо, без тычка приложил к его затылку раструб дистанта и заявил самым обычным, вовсе не угрожающим и не командным голосом:
– Руки на голову, пальцы врозь, сидеть смирно.
Вообще-то в таких случаях чаще командуют: «Руки на стол!» Но сейчас перед ним была слегка наклонная поверхность пульта со множеством кнопок и двумя клавиатурами, в которых мне еще предстояло разобраться. Так что имелась опасность, что, кладя руки перед собой, он невзначай – или не невзначай – заденет клавишу тревоги или что-нибудь еще похуже.
Оператор на мой миролюбивый призыв ответил звуком и действием: от неожиданности икнул, но руки поднял аккуратно, медленно и уместил ладони на лысине так, как и полагалось.
– Умница, – поощрил я его, одновременно вытаскивая дистант из его кобуры, свой же продолжая держать у операторского затылка. – Сейчас мы быстренько подпишем протокол о намерениях: ты обязуешься сотрудничать со мной по мере возможного, а я – не посягать на твою жизнь и здоровье. Тоже в пределах возможного. Я изложил ясно?
Я ощутил, как голова его дрогнула: видимо, у него была привычка выражать согласие кивком, но он вовремя понял, что такое движение мой дистант мог бы истолковать в печальную для него сторону. И он сдублировал голосом:
– Я… ясно.
– Надеюсь, возражений нет?
– Нет-нет, – проговорил он с готовностью.
Мне это не очень понравилось: человек, так быстро соглашающийся, с такой же быстротой может при первой возможности и отказаться от обещаний. По моему убеждению, всякое согласие должно быть выношено и выстрадано – если, конечно, тебе предлагают не то, о чем ты и сам мечтал долгие часы и годы. А в том, что он издавна мечтал посидеть вот так со смертью у затылка, я очень сильно сомневался. Но решил пока этих сомнений не выказывать.
– Вот и прелестно, – одобрил я его согласие. – Перейдем к конкретным делам. Здесь, как я понимаю, сосредоточено управление всей этой техникой. Так?
Вместо ответа он попросил:
– Не могли бы вы не прижимать оружие к моему затылку? Нет-нет, не то чтобы вы его совсем убрали; прижмите его хотя бы к спине – затылок у меня слабое место, сразу начинается мигрень, очень сильная. Тогда я перестаю понимать что-либо.
«А тебе ничего и не надо понимать кроме того, что тебе уже стало ясно». Такая мысль сразу сложилась у меня, но я столь же быстро отверг ее. Не то чтобы мне стало жалко его головы, но я предположил – и сразу же в это поверил, – что состояние такого работника, как оператор производства, находится под постоянным контролем соответствующей аппаратуры и где-то фиксируется, для того чтобы в случае, если он вдруг почувствует себя плохо, можно было сразу же принять меры – прежде всего заменить его. При этом нельзя полагаться на то, что он сам подаст такой сигнал: может ведь и потерять сознание. Так что просьбу оператора я решил удовлетворить и медленно, не отрывая от него, переместил дистант ниже и левее – к области сердца. Перед тем, однако, убедился в том, что сердце у него слева, как должно быть у порядочного человека; однажды в моей практике случилось, что у моего оппонента сердце было правосторонним, и это едва не позволило ему сделать финт ушами. Закончив перемещение, я сказал оператору:
– Теперь за дело. Я спрашиваю – ты отвечаешь. Только правду и всю правду. Как на исповеди.
На этот раз он смог наконец кивнуть без вредных последствий.
– Да, отсюда управляется все производство, начиная с поступления сырья и кончая отправкой его по Магистрали.
– А самой Магистралью?
– Ну… В общем, да. Регулировка скорости потока, значит – и давления. Контрольными и ремонтными операциями. Хотя сами операции проводят другие люди, я обеспечиваю только их вызов и запуск.
– Хорошо. Теперь скажи: а контроль за внутренностью базы?
– Я не вполне понял…
– Чего тут не понять? В таких хозяйствах обычно контролируется все, включая сиюминутное местоположение каждого человека на базе. Своего и чужого. Контрольная схема. Где она у тебя?
– Вы что, смеетесь? – заявил он возмущенно и чуть ли не агрессивно. – Тут и так едва успеваешь за всем следить, не хватает только, чтобы…
– Так. А где же это?
– Мне кажется, на центральном посту – у помощника генерал-максимата. И дублируется в группе внутренней безопасности.
Нечто подобное я предполагал: недаром по первоначальному замыслу хотел попасть именно на центральный пост; не получилось. Но все же следовало убедиться. Да, тут такой схемы действительно не было. Но, может быть, что-то он все-таки знает?
– Скажи: а чужой, если он попадает на базу, на этой схеме как-то отличается от своих? Только не говори, что не знаешь. Это тут должно быть известно каждому.
– Ну да, – проговорил он не очень охотно. – Тут и сейчас ловят кого-то чужого, какую-то даже бабу вроде бы. Она была уже схвачена, но тетка оказалась, похоже, с яйцами – слиняла, хотя и не по-умному: вместо того чтобы, угнав капсулу, уйти в воду, она юркнула в Магистраль, откуда никуда не денешься, кроме ПЗБ, и там ее сцапают как миленькую. Не ту капсулу угнала, вот в чем дело. А там уже выслали встречного. Постараются, конечно, взять ее без драки: чтобы еще больше не нарушить работу Магистрали. Но, в крайнем случае, просто протаранят ее, проделают дырку – и наш продукт растворит красавицу, как кусочек сахара. Мы ведь не воду перегоняем с места на место…
Дама была не с яйцами, но, безусловно, с характером. Однако я не стал просвещать собеседника на этот счет, а сказал:
– Значит, так. Ты все прекрасно объяснил. А сейчас так же точно растолкуешь мне, каким способом ее можно оттуда вытащить. Вернуть сюда целой и сохранной. Только не рассказывай, что у капсулы, мол, нет заднего хода, что отсюда можно только запускать, а принимать нельзя, и все прочее.
– Наверное, плохо объяснил, – оператор даже позволил себе ухмыльнуться. – Раз уж ты не понял, что сделать ничего не сможешь. Не успеешь. У нас, видишь ли, есть группа внутренней безопасности…
– Это само собой, – согласился я. – А у тебя тут имеется способ заблокировать все входы и выходы из этого хозяйства. Нет-нет, только не надо врать. Я точно знаю – есть. Будь любезен, включи блокировку. Пока я только прошу. Но если ты заупрямишься…
– Включу, – он пожал плечами. – Но они тебя возьмут – не так, так этак.
– Как сказать, – не согласился я. – Даже если они ворвутся сюда, стрелять не станут. Не потому, что побоятся тебя угробить, это они уж как-нибудь переживут, но чтобы не расколошматить вот эту твою кухню. Два-три импульса попадут в пульт – и стоп, машина. Но только меня им не увидеть. Как и ты сейчас не видишь.