Размер не имеет значения?!

– Не плачь, Кирюша, – стараюсь успокоить малыша, расстроенного тем, что всех забрали домой, а он один остался. Родители опаздывают, соскучился, зайка. – Ну давай, книжку почитаем, хочешь? Про машинки.

Кивает, вытирая слезы кулачком. Хлопаю по коленям, зову к себе. Садится. Ворошу светлую копну. Сопит, пока я отмечаю, что в два года у ребенка стрижка как у звезды. А на маленькой ручке детские эксклюзивные Картье. Зачем? Он же еще не знает цифры… Вчера Катюша ему в песочнице по этим часикам лопаткой треснула, так у нашей

Отвлекаюсь от мыслей. Беру книжку, открываю. Ребенок изучает внимательно, пальцем по картинкам водит. А я все никак привыкнуть не могу, что работаю с детьми. Вспоминаю, как Рома говорил:

– Зачем тебе учиться на врача? Я тебя устрою к себе в клинику и так, если захочешь. А пока, сиди дома, сохраняй очаг. Баба должна детей рожать, а не работать с утра до ночи.

Так и повелось. Поэтому, когда в один прекрасный день Ромочка пришел и заявил:

– Элла, я решил жениться, – мое сердечко радостно забилось, пока он не продолжил: – Маша беременна. Прости. Я не могу оставить ее с ребенком.

– Орешкина?! – выдавила я, не веря собственным ушам. Моя одноклассница, медсестра в клинике Романа, увела его у меня из-под носа.

– Надеюсь, ты нас поймешь.

– И благословишь, – прошипела, собирая чемодан.

– Смотри, к-какая к-классная! – Кирюша восторженно указывает пальцем на красный ягуар, возвращая к действительности. Малыша знаю совсем недавно, говорит плохо и когда волнуется заикаться начинает. – К-классная-я-я! – Повторяет громче, а у меня по спине холодок. Покаталась я вчера… На такой же. С приключениями.

– Элла Борисовна, там вас у входа мужчины ждут, – подбегая, тараторит восемнадцатилетняя Санечка, как и я, новенькая, няня младшей группы. От этой фразы передергивает. Элла Борисовна из меня как из коровы балерина. Мне двадцать пять, но по ее меркам я уже бабушка.

– Чего хотят? – внутри нехорошее предчувствие.

– Не знаю. Вас требуют.

– Посиди с Кириллом, гляну.

Передаю ребенка, он хнычет. Обещаю ему покататься на ягуаре, только чтобы не плакал. Успокаивается.

Выглядываю в окно и вижу: один нервно похаживает вокруг своего «Бентли», другой, скрестив на груди руки, смотрит то на часы, то на вход. Карантин, в садик не пускают даже родителей. Присматриваюсь, и сердце замирает: первый кажется смутно знакомым. Похоже, это ему я авто поцарапала у ЗАГСа и скрылась. А второй… Несостоявшийся жених, которого я от алтаря увела, у невесты украла и сбежала… оставив у него в кармане свои трусики. Мама дорогая! Оба меня нашли… Что сейчас будет?!

Некоторое время назад…

– Маша Орешкина беременна, – реву в трубку.

– И что? Будет и у тебя пузо. Успокойся, – равнодушно заявляет Милана. – Вон Анька в тридцать шесть залетела. А у Вали на работе в сорок подруга родила. Времена меняются, к тому же Ромка твой – акушер, так что без паники.

– Рома ушел. К ней, – добавляю заикаясь.

– Давай вот сюда еще стразу.

– Чего?!

– Да я на маникюре. Так что ты про Орешкину сказала? Куда Рома вышел?

Начинаю рыдать сильнее, от непонимания со стороны единственной подруги. Мать на смене в больнице, в последнее время живет на работе. И пожалеть меня некому!

– Ясно. Еду к тебе. – Слышу, как она вскакивает из-за стола, прощаясь с мастером и цокает каблуками по плитке. Забыла сбросить вызов, вон как торопится!

Приезжает быстро. Милана любит погонять, светофоры и знаки не для нее ставили. Я, конечно, осуждаю, но сейчас рада.

– Открывай огурцы соленые, – трясет меня за плечи и ставит на стол Хеннеси.

– С такой закуской самогон пьют, – удивляюсь.

– Больше ничего не было дома, Арсен предпочитает только дорогой коньяк. А у тебя один спирт медицинский в канистрах, руки обрабатывать. Если мы его выпьем и не умрем, то твоя мать нас сама с утра прибьет, – хлопает наращенными ресницами.

– Может, лучше тортик? – кошусь на холодильник, заполненный сладким. Заедаю горе, плюс пару кило уже наела, хотя и так не худышка. Ем и ругаю себя, сделать ничего не могу: по рукам бью, а оно само в рот запрыгивает.

– Кончай торты лопать, в дверь не влезешь! Худеть тебе надо, запустила себя! – обрубает подруга. Молча соглашаюсь. – Ну где огурцы? Будем беременность твоего бывшего отмечать солененьким.

Все смешивается: слезы, коньяк, разговоры по душам, песни, танцы… Снова слезы, коньяк. Не успеваю моргнуть, и вот уже утро за окном.

– Доброго, девочки, – мама недовольна, слышу по голосу. Глаза не открываю. Мы с Милой здорово наелись огурцов и вырубились за столом.

– Здрасьте, Инна Вадимовна, – шепчет подруга, косясь на дверь. – Пожалуй, поеду. Эля, я на связи. Не грусти.

Печально провожаю глазами Милану и вижу, как мама устало потирает виски, опираясь на кресло. Бедная женщина, несчастная. Да и я у нее непутевая.

– Рома поступил нехорошо, но это не повод так себя вести. Пора за ум взяться. На работу тебе бы устроиться, – сурово говорит. Голова трещит не от похмелья, а от ее тона. Мамуля у меня строгая, не забалуешь. Снова с ней под одной крышей долго не протяну…

– Обдумаю. А как на твоей работе? – спешу перевести тему, убирая остатки «банкета».

– Как всегда, дурдом. Привозят новых, есть тяжелые случаи. Класть некуда, – вздыхает, поправляя очки и смотря поверх оправы. – Жизнь не кончается с уходом мужчины. Сколько раз я говорила: не завись от Романа, продолжай учиться, устройся куда-нибудь!

Напрягаюсь. Начало разговора мне очень не нравится.

– Пять лет он мариновал тебя, а потом за месяц решился жениться на другой! Да еще кого выбрал… Машку!

– Мам.

– Что мам?! Не так?

Опускаю глаза. Права. На почте висит электронное приглашение на церемонию бракосочетания. Десятое мая, дресс-код – все кроме белого.