Размышления команданте
Шрифт:
Я пережил множество покушений. Только счастливый случай и привычка тщательно отслеживать каждую мелочь позволили пережить уловки Эутимио Герры в первые и самые драматичные дни Сьерра-Маэстры – и выжить всем, кто затем стал известен как руководители победившей Революции: Камило, Че, Раулю, Альмейде, Гильермо. Мы могли погибнуть, когда враг, которого привел предатель, чуть-чуть не уничтожил нас, окружив наш ничего не подозревавший лагерь. По итогам короткого столкновения мы понесли страшную потерю – погиб Хулио Сенона Акоста, чернокожий рабочий-сахарник, замечательный и активный человек, который во время боя обогнал меня. Позже погибли в бою и другие – Сиро Фриас, прекрасный товарищ и талантливый командир, который
Мы сидели в засаде в хорошо выбранном месте, ожидая врага, ранее заметив, что в тот день у него намечалось передвижение войск. Наше внимание отвлеклось всего на несколько минут, когда вернулось два человека из группы, которых мы послали на разведку за несколько часов до нашего решения о смене места, и они вернулись без какой бы то ни было полезной информации.
Эутимио вел врага, надев белую гуаяберу, заметную издалека в лесу у Альто-де-Эспиноса, где мы его поджидали. Батиста подготовил сообщение о ликвидации нашей группы, и это общение уже цитировалось прессой. Мы оказались слишком доверчивы и в действительности недооценили врага, использовавшего человеческие слабости. В засаде нас было 22 – все закаленные и проверенные бойцы. Рамиро, раненый в ногу, приходил в себя в другом месте.
Благодаря смене дислокации в последний момент в тот день спаслась от сокрушительного разгрома колонна из более 300 солдат, продвигавшихся гуськом по обрывистым и поросшим лесом склонам.
Как действовала машина убийств в отношении революции на Кубе?
В апреле 1959 года я посетил США по приглашению вашингтонского пресс-клуба. Никсон удостоил меня приема в своем рабочем кабинете. Позже он утверждал, что я оказался невеждой в экономических вопросах. Впрочем, я сознавал собственное невежество и записался на три университетских курса, чтобы получить стипендию, которая позволила бы мне изучать экономику в Гарвардском университете. Я уже сдал экзамены по правоведению, международному праву и социальным наукам. Мне оставалось сдать только два предмета: историю социальных учений и историю политических учений. Я изучал их особенно тщательно. Однако события на Кубе начали быстро развиваться, и я понял, что момент был неподходящим, чтобы спокойно получить стипендию и изучать экономику.
Я посещал Гарвард в конце 1948 года. Вернувшись в Нью-Йорк, я купил «Капитал» на английском языке, чтобы изучить знаменитое произведение Маркса и попутно углубить познания в английском. Я не был подпольным членом Коммунистической партии, как решил Никсон с его пытливо-плутовским взглядом. В ходе занятий в университете я выяснил, что сначала я был утопическим коммунистом, а затем стал радикально настроенным социалистом, готовым бороться с применением соответствующей стратегии и тактики.
Единственной моей проблемой в беседе с Никсоном было отвращение, мешавшее мне искренне объяснять свои идеи вице-президенту и возможному будущему президенту США – эксперту по экономическим концепциям и имперским методам правления, в которые я уже давно не верил.
В чем была суть той длившейся несколько часов встречи, как рассказывает об этом автор одного рассекреченного документа? Я опираюсь только на собственные воспоминания. Из этой памятной записки я выбрал несколько абзацев, которые, по моему мнению, наилучшим образом характеризуют идеи Никсона:
«Кастро особенно беспокоился, не раздражил ли он сенатора Смазерса своими комментариями. Я заверил его в самом начале разговора, что встреча с прессой – одно из самых трудных мероприятий, в которых может участвовать государственное должностное лицо, и что он провел ее чрезвычайно хорошо, особенно с учетом факта, что он отважился говорить по-английски без помощи переводчика…
Кроме того, было понятно, что главной целью его поездки в США было не увеличение квот на закупку сахара или получение правительственного займа, а получение поддержки своей политики со стороны американской общественности…
Я пытался представить, каким лидером Кастро станет в будущем, и меня беспокоило не столько его наивная трактовка коммунизма и очевидное отсутствие у него понимания элементарных экономических принципов, сколько его почти рабское подчинение мнению большинства, т. е. толпы. Во время встречи с ним я пытался внушить ему, что задача лидера – не следовать воле толпы, а направлять ее по правильному пути, не давать народу того, что он хочет в моменты эмоционального напряжения, а добиваться, чтобы народ хотел того, чего должен хотеть…
Когда пришел мой черед говорить, я попытался обратить его внимание на тот факт, что, хотя мы оба верим в правительство большинства, это большинство может оказаться тираническим и есть определенные права отдельного человека, которые большинство никогда не должно нарушать…
Я полагаю, что не произвел на него большого впечатления, но он слушал меня и, казалось, понимал, о чем я говорил. Я попытался излагать свои мысли с точки зрения того, что его место в истории будет определяться его талантами как государственного деятеля. Еще я говорил ему, что легче всего следовать за толпой, однако и для народа, и для самого Кастро будет лучше поступать правильно. Как я уже сказал, он был невероятно наивен в отношении коммунистической опасности и, казалось, ничуть не боялся, что коммунисты в конце концов могут придти к власти на Кубе…
В наших разговорах о коммунизме я снова пытался обратить внимание Кастро на его собственные интересы и указать, что революция, которой он руководит, может в один момент обернуться против него и против кубинского народа, если только он не сохранит контроль над ситуацией и не гарантирует, что коммунисты никогда не придут к власти в стране. Но тут я сомневаюсь, что добился многого…
Я старательно настаивал, что Кастро необходимо перекладывать часть ответственности на других, однако снова сомневаюсь, что он меня понял…
Было очевидно, что, пока я восхвалял свободу слова, прессы и религии, его интересовали экономические программы. Он повторял снова и снова, что человек, три месяца в году работающий на уборке сахарного тростника и голодающий остальной год, больше всего хочет найти работу, чтобы заработать на еду, дом и одежду…
Он указал, что было бы очень глупо со стороны Соединенных Штатов поставлять оружие Кубе или любой другой карибской стране. Он добавил: “Все знают, что наши страны не смогут участвовать в защите этого полушария в случае, если вспыхнет мировая война. Оружие, полученное правительствами этого полушария, используется только для подавления народа или, как это делал Батиста, для борьбы с Революцией. Было бы намного лучше, если бы деньги, которые США дает странам Латинской Америки на оружие, поступали бы в виде капиталовложений”. Должен признать, что в его аргументах не было ничего, с чем бы я не согласился…
Мы долго обсуждали, как Куба могла бы получить капиталовложения, необходимые для ее экономического развития. Он настаивал, что Куба в основном нуждается не в частном, а в правительственном капитале».
Я имел в виду капитал кубинского правительства. Сам Никсон признает, что я никогда не просил средств у правительства США. Здесь он немного путается, когда говорит:
«Правительственный капитал ограничен вследствие того, что на него имеется много желающих, и вследствие бюджетных проблем, с которыми мы сталкиваемся в настоящее время».