Размышления о Евангелии от Иоанна
Шрифт:
Покаяние освобождает человека от раздавленности грехом, но не от ответственности за совершённое. Мы же зачастую воспринимаем отпущение грехов как акт освобождения от ответственности. Поэтому иной раз оказываются правы те критики христианства, которые говорят, что христианин может сколько угодно грешить, а потом покаяться – и всё ему простится. Разумеется, суть покаяния заключается в другом. Оно освобождает человека от тяжести, способной его раздавить. В таинстве покаяния человеку как бы дается возможность вспахать ту самую землю, что он некогда выжег, вспахать, чтобы вернуть ей прежнюю красоту. К сожалению, это не всегда получается, особенно если осознаны грехи против умерших.
Третья встреча Иисуса с учениками происходит через неделю. Неожиданно появившись перед ними, Иисус обращается к Фоме – апостолу, который в прошлый раз отсутствовал и который отказывался верить, что Учитель воскрес, пока сам не увидит ран на Его теле. Это ещё одно свидетельство недоверия, за которое Иисус упрекает учеников в Евангелии от Марка; здесь это изображено как недоверие Фомы. Иисус обращается к Фоме и показывает ему Свои раны на руках, ногах и рёбрах, то есть предъявляет ученику Себя Распятого. И Фома узнаёт в Распятом Воскресшего, узнаёт, прикоснувшись к реальности Его страданий, к той бесконечной боли, которую Он претерпел на Кресте.
В этом смысле опыт Фомы сравним с опытом жён-мироносиц. Женщины увидели Воскресшего, потому что шли к Умершему. Они не отреклись от Него, осмеянного и казненного, и поэтому первыми встретили Воскресшего. Фома, прикоснувшись к ранам Иисуса, понимает, что Иисус воскрес. Говорить о Воскресшем, забывая о Кресте, невозможно, хотя мы иногда пытаемся это делать. Пустая гробница неотделима от Креста, на котором Он был распят; одно без другого теряет смысл.
Четвертый раз Иисус является ученикам на море Тивериадском, и они снова не сразу узнают Его. Но когда узнают, хотя и не смеют в это поверить, Иисус берёт хлеб (в греческом тексте употреблен тот же глагол ламбано – «беру», что и в рассказе о Тайной Вечере и в рассказе об умножении хлебов) и говорит им: «Приидите и ядите», то есть совершает таинство Евхаристии (Ин., 21:12-13). В описании этого, четвертого явления о Евхаристии говорится как о центре духовной жизни христиан.
Явившись ученикам в последний, пятый раз, Иисус спрашивает Петра: «Любишь ли ты Меня?» – причем трижды задаёт, казалось бы, один и тот же вопрос. Но из греческого текста становится ясно, что сначала Иисус спрашивает, употребив глагол агапао, – любишь ли ты Меня той возвышенной любовью, которой можно любить только Бога? Затем Он употребляет глагол филео – любишь ли ты Меня как Друга? Значит, читая по-гречески, можно понять, что Иисус ждет от Своих учеников не поклонения, а любви к Нему как к Другу, любви деятельной, воплощённой в реальных делах. Услышав ответ, которого ждал: «Ты знаешь, что я люблю Тебя», – Он говорит: «Иди за
Взглянув на другого ученика, «которого любил Иисус», Петр спрашивает: «Господи! а он что?» – и на это Иисус отвечает: «Что тебе до того? ты иди за Мною» (Ин., 21:21- 22). Из этого текста также можно извлечь очень важный урок: задача христианина заключается не в том, чтобы задумываться о пути другого, а в том, чтобы быть честным на собственном пути за Христом. Путь другого – это результат его личных отношений с Христом, его личной веры в Бога. Задача же христианина – изжить в себе ненависть, зависть и всякие дурные чувства по отношению к другому человеку и стараться помочь, если тому плохо, но не пытаться переделать тот путь, по которому он идёт. И в этом отношении мы постоянно оказываемся в ситуации людей, не услышавших ответ Иисуса Петру.
Итак, во время пяти явлений Иисуса, о которых рассказывают нам 20-я и 21-я главы Евангелия от Иоанна, Иисус касается самых важных тем, связанных с жизнью христиан, – тех, кто поверил в Него.
Он говорит о погружении в уникальные отношения между человеком и Богом как Отцом;
о том, что Его отношения с Богом становятся, не теряя своей уникальности, характерными и необходимыми также и для Его учеников;
Он говорит о мире, вне которого нет христианства, о полноте открытости друг другу;
показывая Свои раны, Он возвращает нас к Кресту, к той человеческой боли, которой куплена наша свобода и жизнь во Христе, – это дается непросто, через Его язвы;
Он говорит о любви, которая должна царить в мире, центром которого оказывается Он;
Иисус говорит о следовании за Ним, без чего нет христианства;
о прощении грехов и даре Святого Духа, о посланничестве христианина и его
миссии в мире,
о Тайной Вечери и таким образом о таинстве Евхаристии.
Таким образом, нет ни одной темы из отраженных в Евангелии, которые так или иначе не прозвучали бы в этих последних главах. Из этих тем складывается всё Евангелие.
Пять раз является Иисус ученикам в Евангелии от Иоанна, и при этом они зачастую не могут сказать, действительно ли минуту назад Он был здесь, а в тот самый момент, когда Он является, как бы не видят того, что Он рядом. Что это такое, очень хорошо почувствовал Данте, который вспомнил в XXI песни «Чистилища» о том, что, «как рассказывает Лука, Христос явился (apparve) двум, которые были в пути, уже восставший (surto) из проёма Своей гробницы». Поэт, разумеется имевший в виду встречу учеников с Воскресшим Иисусом в Эммаусе, сумел показать, что Иисус был сначала не только не узнан, но и словно вообще не замечен учениками, которые действительно продолжали говорить друг с другом, будто вообще не видя Путника, который, «приблизившись, пошел с ними» (Лк., 24:15).
Данте вспоминает об этом моменте, рассказывая о том, как он с Вергилием встретили тень римского поэта Папиния Стация; когда он приблизился, говорит Данте, «его мы не заметили, он сам к нам обратился». Именно так было, и это подчёркивает автор «Божественной комедии», и с Клеопой и другим учеником, возможно самим евангелистом, по дороге в Эммаус – они обратили внимание на своего спутника только в то мгновение, когда Он Сам заговорил с ними. Можно только поразиться тому, насколько тонко и глубоко понял и осмыслил Данте этот евангельский текст, но, вероятно, такова уж природа гениальности, что настоящий гений каким-то шестым чувством видит то, чего не замечают другие.