Размышления об универсальной монархии в Европе. Избранные мысли

Монтескье Шарль Луи

Если в древности, напоминает Монтескье, покорение соседних территорий и их последующее разграбление могло способствовать усилению могущества завоевателя и прямому обогащению его казны, то в современную эпоху войны стали главным инструментом разорения государств: «Римляне во время триумфов вносили в Рим сокровища побежденных ими наций. Сегодняшние победы приносят лишь бесплодные лавры. Когда монарх посылает свою армию во вражескую державу, он сразу же шлет туда и часть своей казны, чтобы обеспечивать войско. Таким образом он обогащает страну, которую едва начал завоевывать, и нередко сам дает ей силы для собственного изгнания» (гл. I). Контакты между народами стали более тесными, поэтому знания о новых способах ведения войны, о новых видах вооружения или о новых приемах фортификации, которые в прежние времена позволяли одной из сторон быстро получить превосходство над противником, распространяются стремительно и осваиваются всеми воюющими сторонами почти одновременно, уравнивая таким образом их силы. К этому же выводу приходил ранее Лейбниц, писавший: «Поскольку сегодня все владеют одинаковым оружием и одинаковыми преимуществами, не стоит надеяться, что посредством военных завоеваний можно основать [универсальную – Н.П.] монархию» 58 . Наконец, прямым разорением оборачивается и готовность монархов бесконечно наращивать численность своих армий. В глазах Монтескье, специально интересовавшегося данным вопросом, это превратилось в настоящее «бедствие, поразившее наше столетие» – содержание все большего количества войск истощает государственные средства и ведет к образованию государственного долга и к усилению налогового бремени (гл. XXIV). Таким образом, убеждает он читателя, в современной Европе достижение какого-либо господства силой оружия представляется невозможным, поскольку стремление к этому неизбежно подрывает экономическое благополучие государства.

58

Reflexions sur le moyen d’etablir sur une base solide dans d’etat actuel de l’Empire la securite publique interieure et exterieure et sur l’etat present // OEuvres de Leibniz. T. 6. P. 165.

Впрочем,

даже если в определенный момент одно государство достигает некоторого превосходства над другими, это превосходство не может быть постоянным, и на то «имеются особые причины». Ведь в Европе все беспрестанно движется, изменяется и зависит от множества обстоятельств – в особенности, напоминает Монтескье, от мудрости того или иного правительства. Ныне «силу составляют богатства, и ни одна нация не обладает сегодня такими преимуществами, которые не могла бы получить другая, еще более богатая нация» (гл. II). Так, несмотря на огромные доходы, английские короли в свое время не смогли удержать в своих руках французские владения. Не удалось установить свою гегемонию в Европе и Австрийскому дому, несмотря на золотой и серебряный дождь, пролившийся на его владения после открытия Нового света. Вслед за своим другом экономистом Жаном Франсуа Мелоном 59 , Монтескье осуждает обогащение метрополий за счет колониальных приобретений и подчеркивает необходимость развития национального производства и земледелия как главного фундамента процветания государства, благоприятствующего, в частности, приросту населения. Обратим внимание, что главный труд Мелона – «Политический очерк о торговле» – вышел в 1734 г., т.е. в то самое время, когда Монтескье напечатал «Универсальную монархию», а затем уничтожил ее тираж 60 . Мелон писал, в частности: «Испанцы открыли Америку, но их политика была жестокой. Не сумев подчинить себе местное население, они его уничтожали. Понадобилось заменить его испанцами, которые хлынули туда, погнавшись за наживой, и обескровили собственную страну ради того, чтобы заселить богатую страну золотых копей. Наступила эпоха упадка испанской державы, вызванного этой причиной <…>» 61 .

59

Экономист Жан Франсуа Мелон (1675–1738), считающийся предшественником физиократов, был в 1712 г. назначен одним из двух секретарей только что созданной Академии Бордо, в которую чуть позже вступил Монтескье.

60

Это совпадение позволило Мишелю Порре предположить, что Монтескье отказался от обнародования «Универсальной монархии», поскольку чувствовал уязвимость своих аргументов по сравнению с аргументами Мелона (Porret M. Introduction // Montesquieu, Reflexions sur la monarchie universelle en Europe / Introd. et notes par M. Porret. Geneve: Droz, 2000. P. 38), однако убедительных оснований этой гипотезы Порре не привел.

61

[Melon J.F.] Essai politique sur le commerce. S. l., 1734. P. 52.

Причинам упадка Испании Монтескье посвятил самую большую главу «Универсальной монархии», подробно проанализировав, как пренебрежение «природными богатствами ради знаков богатства, которые обесценивались сами по себе», подрывало испанскую экономику (гл. XVI). Произведенные им расчеты скорости падения стоимости серебра в Европе (впоследствии Монтескье перенес эти расчеты из «Универсальной монархии» в «Дух законов» 62 , а в 1751 г. они были использованы в статье «Серебро», напечатанной за подписью Дидро в первом томе «Энциклопедии») доказывали читателю: грабеж колоний не ведет к росту богатств метрополии. По мнению Монтескье, деньги являются «воображаемым богатством, знаком богатства», но настоящее процветание любой страны основывается не на них, а на «природных» богатствах – плодах ее земли и населении, которое производит и потребляет эти плоды. Именно поэтому он утверждает: «Разработка шахт в Германии и Венгрии способствует развитию их сельского хозяйства, тогда как разработка шахт в странах, подвластных Испании, губит ее собственное земледелие». Введение экономического материала в анализ проблемы «универсальной монархии» свидетельствуeт об оригинальности подхода Монтескье и его стремлении выйти за пределы традиционных аргументов, лежавших ранее почти исключительно в сфере международных отношений и военных конфликтов.

62

ДЗ, XXI, 22.

Разнообразие исторических примеров, собранных в этом совсем небольшом по объему сочинении, предвосхищает тот размах, который позже глубоко поразит читателей «Духа законов». Разумеется, в фокусе зрения Монтескье все время остается Европа, но, как замечают Катрин Ларрер и Франсуаза Вейль, подчеркивая безусловное новаторство этого подхода, «Универсальная монархия» «вырывается из замкнутого пространства современной ей политологии <…> и придает видению европейских проблем глобальный и поистине международный масштаб» 63 . Как в своем прошлом, так и в своем настоящем Европа оказывается теснейшим образом связанной с Византией и Персией, Китаем и владениями потомков Чингисхана, странами Нового Света и монархиями Востока… И здесь возникает почва для крайне важной антитезы: Монтескье противопоставляет монархические государства Европы деспотическим восточным державам. «Власть в Азии непременно должна быть деспотической», утверждает он, поскольку этого требуют огромные размеры восточных империй, а размеры эти изначально предопределены географическими особенностями «той части Азии, которая нам известна»: «горы и моря делят ее более крупные части». География же Европы, в его глазах, благоприятствует существованию «множества держав средних размеров, в которых правление, основанное на законах, не препятствует сохранению государства. Напротив, оно настолько ему благоприятствует, что без законов государство приходит в упадок и становится слабее других» (гл. VIII) 64 . Монтескье еще не использует здесь термина «умеренное правление», которое появится в «Духе законов», но мы видим прямую параллель с тем, что будет позднее сказано в трактате: «Правительство умеренное <…> держится собственною силою и силою законов» 65 .

63

OC. T. 2. P. 334.

64

Эта глава почти дословно была позже воспроизведена в ДЗ, XVII, 6.

65

ДЗ, III, 9 (3).

Монтескье постоянно подчеркивает многоликость Европы («множество держав», гл. VIII; «множество самостоятельных владений», гл. Х; «множество отдельных государств», гл. XIII). Но не менее важным для него является и то, что скрепляет отдельные страны континента между собой. Категорически отвергая идеал «универсальной монархии», он в то же время с некоторой надеждой видит в современной ему Европе черты единого «большого государства» (или «большой республики», «grande republique», гл. II), заключенного в рамки общего географического пространства и населенного «единым народом, состоящим из множества народов» (гл. XVIII). Согласимся с К. Ларрер, которая справедливо отмечает: представления Монтескье о единстве Европы лежат не в плоскости государства, а в плоскости общества 66 . Это единое политическое пространство видится ему свободным от военных конфликтов и скрепляемым торговыми и культурными интересами. Фундаментом подобного единства, по его мнению, призвана служить не военная мощь, а экономическое процветание каждого из его членов. Кроме того, важнейшей чертой этого сообщества, той чертой, которая должна позволить отдельным народам сохранять внутри этого объединения свою государственную самостоятельность и особое политическое лицо, он считает присущий Европе особый «дух свободы, благодаря которому каждая часть противится порабощению, а если и подчиняется чужеземной силе, то лишь в силу законов и интересов своей торговли». И здесь возникает еще одно противопоставление с Азией, в которой «царствует никогда не покидавший ее дух подневольности» (гл. VIII).

66

Larrere C. Montesquieu et l’idee de la federation // L’Europe de Montesquieu. Actes du colloque de Genes (26–29 mai 1993). Napoli: Liguori; Paris: Universitas; Oxford: Voltaire Foundation, 1995. P. 137.

Спустя годы взгляд на Европу как на «государство, состоящее из множества провинций», о котором Монтескье писал не только на страницах «Универсальной монархии», но и в своих «Мыслях» 67 (отдаленно этот взгляд предвосхищал современные нам мотивы и тенденции европейского единства 68 ), он продолжил развивать в тех главах трактата о «Духе законов», которые были посвящены проблеме федерализма. Однако к тому времени его первоначальный подход изменился, и он стал склоняться к убеждению, что слишком большие различия в государственном устройстве не способствуют единству, а следовательно «федерация должна состоять из государств одинаковой природы, и в особенности из республик» 69 .

67

См.: Montesquieu. Pensees. Le Spicilege / Ed. etablie par L. Desgraves. Paris, 1991. P. 247. N 318 [далее сокращенно – Pensees, 318; цифра обозначает порядковый номер записи в сборнике «Мои мысли»]. См. с. 84 наст. издания.

68

Хотя и в меньшей степени, чем «Проект установления вечного мира в Европе» аббата Сен-Пьера (Abbe Saint Pierre. Projet pour rendre la paix perpetuelle en Europe, Utrecht: Antoine Schouten, 1713), о котором Монтескье, кстати, не упоминает в своей работе.

69

ДЗ, IX, 2 (заголовок).

В «Универсальной монархии» подобных ограничений мы еще не встретим. Впрочем, конечно, речь в ней идет вовсе не о «федерации» – применительно к воображаемой им единой Европе Монтескье использовал термин «republique», разумеется, в самом широком его истолковании 70 . Возможно, именно поэтому его взгляд на единую Европу смог проникнуть очень далеко и захватить государства, политическое устройство которых разительно отличалось от традиционных монархий классического образца.

70

Под «республикой» могло пониматься не только «государство», но и «сообщество». См.: Dictionnaire de l’Academie (1694): «Республика. <…> Так иногда называют вообще всякое государство или правление <…> Литературной республикой называют сообщество литераторов».

«Поскольку европейцы сегодня стали единым народом, состоящим из множества народов, – пишет он в гл. XVIII, – Франция и Англия нуждаются в процветании Польши и Московии точно так же, как каждая их провинция в отдельности нуждается в процветании всех остальных». Позже в «Духе законов» Монтескье назовет Польшу «наиболее несовершенной» из аристократий 71 , а в «Мыслях» отнесет ее к категории «порабощенных» стран 72 (то есть стран, чье население было закрепощено). Тем не менее ссылка на Польшу здесь совершенно не удивляет: после обескровившей Европу длительной Войны за испанское наследство именно Польша стала тем яблоком раздора, из-за которого в 1733 г. на континенте разгорелся очередной масштабный международный конфликт. И хотя «Универсальная монархия», напечатанная в 1734 г., ни словом не упоминала об уже начавшейся к тому времени Войне за польское наследство, в которую оказались вовлечены Франция, Испания, Сардинское королевство, Россия, Пруссия, Австрия и Саксония, тем не менее можно не сомневаться, что польский вопрос интересовал Монтескье именно в общеевропейском контексте 73 , ведь благополучие Польши в тот момент являлось залогом благополучия многих государств континента.

71

«La plus imparfaite». В русском издании переведено «худшей», что не точно. См.: ДЗ, II, 3 (11).

72

Pensees, 777. См. с. 90 наст. издания.

73

Plavinskaia N. Pologne // Dictionnaire Montesquieu. URL:(дата обращения: 25.01.2021).

Зато упоминание Московии в контексте «единого европейского государства» кажется неожиданным, ведь мало кто из современников писателя был готов считать Россию одной из «провинций» Европы. Для большинства она оставалась страной в географическом плане чересчур далекой, а в плане культурном – безусловно чуждой. По собственному признанию Монтескье, Россия «была в Европе столь же мало известна, как Крым» 74 . Однако ее сближение с Западом, начавшееся в петровскую эпоху, и все более активное ее участие в политических процессах, происходивших на континенте, не могли не привлечь к ней внимание Монтескье 75 . И хотя в «Духе законов» он относил Московию к разряду деспотических государств, усматривая в этом ее главное отличие от большинства европейских монархий, он тем не менее, настаивал на том, что россияне принадлежат к сообществу европейских народов. Об этом свидетельствовали, по его мнению, и «легкость и быстрота, с которыми этот народ приобщился к цивилизации» 76 , и попытки «московского правительства освободиться от деспотизма, который тяготит его даже больше, чем его народы» 77 . Нравы, царившие в России до недавнего времени, были ей чуждыми, писал Монтескье, ибо они «были занесены в нее смешением разных народов и завоеваниями». Царь Петр 78 лишь восстановил естественный порядок вещей, «сообщив европейские нравы и обычаи европейскому народу» 79 . И хотя Московия оставалась дальним пограничьем Европы (в «Универсальной монархии» Монтескье обращал внимание читателя на ее близкое соседство с Османской империей, Китаем, Персией и Японией, гл. VI, ХIX), Франция нуждалась в ее процветании так же, «как Гиень нуждается в Бретани, а Бретань в Анжу» 80 . Не случайно тема Московии (России, русских) четырежды появляется в основном тексте «Универсальной монархии» и один раз – в комментариях автора.

74

ДЗ, IX, 9 (2).

75

Подробнее о взглядах Монтескье на Россию см.: Minuti R. Rappresentazione della Russia petrina nella cultura frаncese del’700. Un aspetto dell’opera di Montesquieu // Paradigmi dello sguardo. Percezioni, descrizioni, costruzioni e ricostruzioni della Moscovia tra Medioevo e eta moderna (uomini, merci, culture). Viterbo: Sette citta, 2011. P. 213–247; Минути Р. Образ России в творчестве Монтескье // Европейское Просвещение и цивилизация России / Под ред. С.Я. Карпа и С.А. Мезина. М.: Наука, 200 4. C. 31–41; Plavinskaia N. Russie // Dictionnaire Montesquieu. URL:(дата обращения: 25.01.2021).

76

ДЗ, XIX, 14 (4).

77

ДЗ, V, 14 (14).

78

О двойственной трактовке Монтескье образа Петра I см.: Plavinskaia N. Pierre le Grand // Dictionnaire Montesquieu. URL:(дата обращения: 25.01.2021).

79

ДЗ, XIX, 14 (6). Именно это суждение Монтескье побудило Екатерину II включить в «Наказ» особое положение (ст. 6) о том, что «Россия есть Европейская держава».

80

Pensees, 318. См. с. 84 наст. издания

Построение «Универсальной монархии» очень напоминает построение трактата «О духе законов», поскольку ее текст также разбит на небольшие фрагменты. Авторская нумерация позволяет нам называть их главами. Некоторые из этих глав так коротки, что ограничиваются единственным абзацем или даже одной фразой длиной всего в несколько строк (гл. III, IX, XVIII). М. Порре отмечает, что подобное «фрагментированное повествование», к тому же насыщенное формулировками, подобными максимам или афоризмам, вызывало в свое время критику Вольтера, упрекавшего автора «Духа законов» в подмене серьезных рассуждений остроумными замечаниями. Зато некоторые другие современники, напротив, восхищались способностью соединять краткость изложения мысли с высотой ее полета 81 . Позицию же самого Монтескье отражает одно из его замечаний: «Если ораторам не хватает глубины, они берут длиной» 82 .

81

Porret M. Introduction. P. 45.

82

Pensees, 1086. См. с. 98 наст. издания.