Размышления русского боксёра в токийской академии Тамагава, 6
Шрифт:
— Я не против же!
— Если вас пугали безобидные темы до этого момента, то дальнейшая часть беседы вам может ну очень не понравиться, — смеётся представитель министерства обороны. — Даже несмотря на всю безобидность моих намерений. А если вы будете волноваться, мои расширения будут на вас реагировать не так, как надо.
— Если бы это было так просто, успокоиться по команде, — вздыхает капитан и снова тянется к бутылке. — Душа — штука такая. Нервам не прикажешь.
— Что могу сделать я, чтобы вы перестали воспринимать разговор между мной и Масахиро так серьёзно?
— А выпейте со мной! — оживляется хозяин корабля. — Вот я пью — и вы пейте! Всё по обычаю!
— Какие-то у вас тут русские расклады, — бормочу себе под нос, глядя, как Ёсиока с видимым удовольствием наливает теперь уже в две посудины.
— Нормальные расклады, — вздыхает офицер, тут же выпивая свою порцию мелкими глотками. — Э-э-э…! ЗАБОРИСТО!
— Ага, — капитан блаженно щурится, повторяя жест следом за ним, прикрывая глаза и водружая на стол пакет с вяленым кальмаром. — Если хотите есть, филе вон там, в том холодильнике. В нижнем ярусе. Хотите — жарьте себе сами, не хотите — сидите так. Кухня в моём исполнении закрыта. Обслужите себя самостоятельно.
— У меня ещё есть еда, — киваю на предусмотрительно сделанный в тарелке запас.
— На двоих! — говорит Наоя, палочками выхватывая из моей кучи кусок за куском.
— И ведь не скажешь вам ничего. Я типа младший, вежливость, всё такое. — Забираю сразу несколько кусков кальмара из пакета старика.
— Вот за это его и люблю, — фыркает кэп. — Ни грамма вежливости, ни крошки воспитания. Но — полная искренность и никаких камней за пазухой.
— Я оценил, — серьёзно кивает флотский. — Масахиро, а ты с этим набором манер только здесь, среди нас, так себя ведёшь? Или это — твоя обычная линия?
— Я везде плюс-минус одинаковый, — пожимаю плечами. — Во-первых, гайдзин. Нос картошкой, волосы белобрысые, глаза лупатые — мне можно. Во-вторых, я будущий чемпион префектуры по фул-контакту. Ему тем более можно.
— Если голым кулаком справляешься с китайскими расширениями, могу допустить. — Несмотря на выпитое, наш гость убийственно серьезен.
— В-третьих, я же якудза: защищай слабых, борись с сильными. Понимаете, если говорить серьёзно, то у меня никогда не получится с моей внешностью доказать японцам, что я свой или хороший. Так зачем пытаться?
— Хм. И вместо этого ты изначально выбрал имидж плохого? — заключает Цуджи.
— Не плохого. Независимого, — поднимаю в воздух указательный палец. — Хотя-я, как говорит одна маленькая красноволосая девочка, в Японии это всё равно что плохой. А что вы хотели сказать такого, что должно очень не понравиться мне и капитану?
— Всё то, что ты сейчас рассказал мне о декомпрессионной болезни, я проверю. Причём очень тщательно. Логичен вопрос, и ты не можешь его не ожидать. Ты не боишься? Если вся описанная тобой физика подтвердится? — его глаза смотрят на меня, кажется, отдельно от остального лица.
Интересно, это после выпитого?
— Вы о чём?
— У тебя уникальное сочетание знаний и практических навыков. Не боишься стать мишенью?
— Бояться у себя дома? — улыбаюсь как можно проще. —
— А я не о частных или юридических лицах. Я о государстве.
— Государство у нас правовое. Мне посадить вас проще, чем вам мне штраф выписать, пока я несовершеннолетний. Тем более что опыт в суде имею, может статься, больше вашего.
Интересно, судья имел ввиду именно такие разговоры? Когда предупреждал, что ближе к выборам начнётся?
— Ты можешь недооценивать ресурсов нашей организации.
Я вижу, что он не пугает, не спорит, не угрожает. Просто проговаривает какие-то моменты исходя из… а вот сейчас посмотрим, исходя из чего:
— Наоя, а вы уверены, что можете говорить от имени всей вашей организации? Хотя дело даже и не в этом… Что именно вас смущает в моей позиции?
— Ты понимаешь, что в твоих руках уникальный инструмент для очень специфических работ? И даже не так. Ты сам — уникальный инструмент. — Офицер молчит, потом неожиданно достаёт сигареты и закуривает. — Ни на какие мысли не наводит?
Ёсиока удивлённо провожает взглядом струи дыма.
— Я сейчас вас предупрежу один-единственный раз; пожалуйста, поймите меня правильно. — Я очень хорошо знаю, что надо делать и говорить в такой ситуации. — Если вы ещё раз позволите себе не увидеть во мне человека, а будете считать винтиком, шурупчиком, инструментом…
— Я понял. Мои извинения.
— … то я вынужден буду вам доказать всю глубину вашего заблуждения. Вплоть до того, что вручную — а потом увидимся в суде. В Японии НЕТ организаций, на которые не распространяется Конституция. Даже Императорский дворец в ней прописан. Вы же не считаете себя круче Императора?
— Какое трогательное почитание основ.
— Наоя, ещё один момент. Я очень хорошо знаю, что нужно делать, когда кому-то чужому понадобилась твоя земля.
— А причём здесь это? — он задерживает в воздухе руку с рюмкой, опять наполненной капитаном.
— А времена изменились. Раньше мы защищали свою землю, сейчас — больше нематериальные абстрактные вещи. Права, свободы, свой выбор, будущее, Конституцию.
— Я спросил не просто так, — сморщившись, он глотает ещё одну порцию спиртного. — Не могу рассказать в деталях, но я действительно должен быть уверен в твоих лояльности и компетенции.
***
Пацан, хотя и бескультурный, говорил в общем-то правильные вещи.
— А вы просто вопросы задавайте! — предложил он, когда Наоя наконец перешёл к главному. — Знаете, у нас одна книга старая была… "Это свинья со свиньёй договориться не может. А человек с человеком, если захочет…".
— Почему ты не боишься, что на тебя вместе с твоим сжатым воздухом попытаются наложить руку ребята из кабинета министров? — офицер решил быть полностью откровенным. — Я поначалу думал, что вы с кэпом просто не понимаете всех нюансов. Сейчас вижу, что понимаете, но это ваша принципиальная позиция. Объясните мне?