Размышления русского боксёра в токийской академии Тамагава, 7
Шрифт:
— Да. На твоей шее висеть не буду, — спокойно ответила Нозоми.
Кога не нашлась, что сказать.
Она налила себе стакан воды, медленно его выпила и только после этого спросила:
— Что дальше?
— Ничего. — Спокойно ответила женщина. — Сейчас не то время, когда семья может позволить себе слабые звенья. Ты едешь к себе.
В этот момент раздался стук в дверь:
— Мама, ты меня звала? — Ю, просунув только голову, видимо, не могла решить, выходить ли.
— Да. Заходи.
— Я думала, вы тут разбираетесь? —
— Мы уже разобрались. Мивако уезжает к себе.
— Как так?! — непроизвольно вырвалось у Ю. — Навсегда?
— Как минимум, на пару дней. Там видно будет. Почему ты не поддержала брата?
***
Моя местная мать, как истинная дочь своего народа, до последнего момента скрывала свой контроль над ситуацией.
Приехав домой, она первым делом закрылась на кухне с Когой, отправив наверх меня с Рисако.
На втором этаже я вначале показал гостье свою комнату (теперь уже, наверное, бывшую), затем мы собрали кое-какие вещи под удивленным взглядом Ю: сестрица, кажется, так и не смогла поверить своим глазам.
Она всё время порывалась что-то сказать, но в итоге не отважилась.
На каком-то этапе мать потребовала вниз и Ю. Та, весьма неохотно оставив нас, спустилась.
— Я бы очень хотела перейти от слов к делу, — многозначительно ухмыляется дочь Томиясу, когда мы остаёмся с ней наедине.
При этом она подходит ко мне вплотную, упираясь в меня своим декольте.
— Но, если мне не изменяет интуиция, внизу сейчас начнётся самое интересное, — добавляет Рисако, упираясь своим лбом в мой.
— Не понял?
— Слышу отголоски скандала, — она указывает взглядом на свой нейро-концентратор. — Расширение слуха и обоняния качала, теперь вот пригодилось.
— Какой нетривиальный выбор, — правда, как здесь не удивиться. — Ты на моей памяти первая, кто озаботился такими необычными характеристиками.
— Я в пейнтбол играю, в университетской команде. Людей со зрением и твёрдой рукой хватает и без меня. А вот с обонянием и слухом…
Интересно, что там за пейнтбол. И зачем в нём нюх и слух, как у собаки и кота, соответственно.
— Не слышишь разве? — дочь Томиясу отстраненно ухмыляется, прикрывая глаза и указывая пальцем в сторону лестницы.
Подхожу на два шага ближе, напрягаюсь:
— Слышу теперь!
А в следующую секунду вприпрыжку бегу вниз, потому-что истерически голосят сразу два голоса.
Отсюда не могу понять, кто именно.
— Я с тобой! — Выдыхает прямо мне в затылок Рисако. — Может, чем-то пригожусь!
_______
На кухне я в первую секунду теряюсь.
Ю, прижимая к щеке ладонь, затравленно смотрит на мать с дивана.
Мивако, с нечленораздельным криком бросаясь вперёд, натыкается на удар пяткой в колено.
И падает задом на пол, чтобы сберечь ногу от перелома.
— Я буду наверху! — тактично шепчет сзади в ухо дочь Томиясу. — Если что, всё слышу!
Она бесшумно удаляется обратно вверх по лестнице.
— Мама, это не перебор ли? — вхожу, на ходу ломая голову, как их размирять и растаскивать, если что.
Глава 3
— Маса, ты же не считаешь, что взрослая женщина, вырастившая двоих детей, нуждается в дополнительном руководстве со стороны несовершеннолетнего пацана? — мать отвечает вопросом на вопрос, не сводя внимательного взгляда с секретарши. — Особенно если этот пацан является её младшим сыном?
— Ну, тут я бы поспорил на тему профессионализма и личных компетенций, — обнимаю её сзади и с некоторым усилием начинаю перемещаться спиной к двери.
Она, повинуясь моему нажиму, вынуждена тоже перебирать ногами.
— Возрастом не вышел, со мной спорить, — достаточно зло огрызается Нозоми, пытаясь выкрутиться из захвата.
— И снова я бы поспорил. Джи-ти-груп не стала искать руководителя со стороны, — больше ничего не говорю, поскольку намёки хороши недосказаными.
А Нозоми Асада, насколько я вижу, понимает даже четвертьтона.
Мать, так и не передавив собственной силой мою таблетку в животе (я научился подключать последнюю для увеличения производительности мышц), вдруг ударяет пяткой в пол (на самом деле — в большой палец моей правой ноги, но я успеваю среагировать и вовремя его отдёрнуть).
— Ничего себе, ты разошлась, — удивившись, поднимаю её на всякий случай воздух.
Слава богу, руки первой жены Ватару прижаты моими к её телу.
Кога то ли под влиянием эмоций и нервов, то ли под действием какого-то непонятного мне расчёта, как по команде, именно в этот момент подрывается с пола и с нечленораздельным криком бросается вперёд, на нас.
С другой стороны, логично: руки матери заблокированы, сама она не имеет даже опоры под ногами.
Логично, но как-то неблагородно.
Не знаю, чем бы это всё закончилось, потому что убрать живой груз себе за спину я не успеваю физически.
С запозданием приходит мысль: бить Мивако, пожалуй, тоже не смогу. Во всяком случае, однозначно не буду бить её так, как надо — боевой частью кулака, расчетливо выводя из строя.
А полумерами её сейчас не остановишь: вон, глаза сверкают, только что пена изо рта не летит.
Однако старшая супруга Ватару Асады не зря занимает главенствующее по возрасту положение в семье. Она за одну десятую секунды находит своё решение: правая пятка Нозоми стремительно и быстро ударяет снизу под челюсть набегающей на нас Коги. Моя грудь при этом используется как точка опоры для спины матери.
Ноги секретарши ещё по инерции бегут вперёд, но глаза уже закатываются в момент последнего шага. Затем подгибаются и колени.
— Бл*. Вот и поговорили в узком семейном кругу, — обескураженно возвращаю мать на пол, впадая в растерянность. — Выяснили отношения. И что теперь делать?