Размышления русского генерала
Шрифт:
В 1867 г. было учреждено Туркестанское генерал-губернаторство во главе со знаменитым реформатором Средней Азии генерал-адъютантом К. П. фон Кауфманом. В 1868 г. русские войска заняли и удержали в боях с войсками эмира бухарского крепость и священный город Самарканд – некогда столицу державы Тимуридов, культурный центр Средней Азии. (Самарканд стал центром новообразованного Зеравшанского округа, впоследствии – Самаркандской области.) В контексте этих достижений стала возможной административная реформа не отдельных территорий, а всей зоны казахских степей в целом. В 1867 г. одновременно с Сырдарьинской областью (центр – Ташкент) была образована Семиреченская в составе того же Туркестанского генерал-губернаторства. В следующем 1868 г. (синхронно присоединению Самарканда) были образованы две казахские области Оренбургского генерал-губернаторства (Уральская и Тургайская) и две области Западно-Сибирского генерал-губернаторства (Акмолинская и Семипалатинская). Отсюда очевидно,
До присоединения последней Казахстан оставался своего рода буферной полузависимой территорией, источником многочисленных проблем для многих поколений русских политиков и военных.
В 1873 г. были решены последующие проблемы: занята Хива и по мирному договору хан признал верховную власть русского императора; подчинен Коканд практически на тех же условиях. Но если в Хиве положение стабилизировалось сразу, то в Коканде вспыхнула трехлетняя усобица, деспот Худояр-хан был свергнут своими родственниками и скрылся в пределах России, Коканд вышел из-под контроля. В 1876 г. войска генерала М.Д. Скобелева подавили мятеж в Коканде. Учитывая полное банкротство политического режима Коканда, ханство было решено упразднить и включить в Туркестанское генерал-губернаторство в качестве Ферганской области. Напротив, в бассейне Амударьи Хивинское ханство и Бухарский эмират сохранились как вассальные монархии. Но пограничной с Казахстаном Хиве было запрещено иметь армию, а вооруженные силы Бухары, отделенной от Казахстана территорией Хивы и Туркестанского генерал-губернаторства, были предельно ограничены; их, однако, было достаточно, чтобы с помощью России противостоять афганцам и стоящим за ними англичанам.
На восточной границе Туркестана в 1864–1878 гг. Синьцзян (Восточный Туркестан) отделился от Китая, ослабленного восстанием тайпинов. В его части южнее Тянь-Шаня возникло в 1865 г. государство Йеттишар (Семь Городов) во главе с Якуб-беком – бывшим комендантом Ак-Мечети (сильнейшей кокандской крепости на Сырдарье, к тому времени взятой российскими войсками). Йеттишар и его незаурядный правитель вызывали определенное беспокойство не столько даже у туркестанского командования, сколько у МИДа в Петербурге. В 1871 г. по согласованию с правительством императорского Китая русские войска из Семиреченской области заняли в верховьях р. Или область г. Кульджи и контролировали его десять лет. Лишь в 1881 г. по Санкт-Петербургскому договору Илийский край Синьцзяна был возвращен Китаю (государство Якуб-бека было уничтожено китайцами еще в 1878 г.). Управление Илийским краем было настолько гуманным и продуманным, что едва ли не большая часть населения ушла с русскими войсками.
На западной (каспийской) оконечности Туркестана нестабильность сохранялась до начала 1880-х гг., а мелкие местные правители и просто главари разбойников продолжали свои традиционные набеги на сопредельные земли, грабежи, пиратство на Каспии, захват невольников, работорговлю. В 1880–1881 гг. в ходе Ахалтекинских экспедиций генерала М.Д. Скобелева туркменские земли были подчинены России. Но, отделенные от Туркестанского генерал-губернаторства территориями Бухары и Хивы, они не могли управляться из Ташкента, и потому были переданы в ведение властей Закавказского края. Контроль над Туркменией был установлен не одномоментно: лишь в 1884 г. к России присоединился Мерв (Мары). Годом позднее произошло столкновение с афганскими отрядами у Кушки. Войска генерала Комарова одержали победу в этом бою местного значения, и южная граница Русского Туркестана стабилизировалась на широте Кушки. Еще десять лет понадобилось для стабилизации границы края в верховьях Амударьи – р. Пяндж. В 1895 г. по договору между Англией и Россией Афганистан вернул Бухаре захваченные ранее районы Памира, и основная часть его отошла под контроль России. Первым Памирским отрядом русской армии командовал капитан В.Н. Зайцев, в прошлом туркестанский адъютант генерала М.Д. Скобелева (впоследствии – в начале XX в. – начальник Ошского уезда Ферганской области и… тесть капитана А.Е. Снесарева – в свою очередь начальника Памира в 1902 г.).
Целый ряд авторитетных специалистов, знакомых со Средней Азией практически и по многу лет, не считал указанное разрешение среднеазиатского вопроса окончательным. Так, генерал Л.Ф. Костенко еще в 1871 г. указывал, что логичным было бы дальнейшее продвижение России до Гиндукуша, т. е. присоединение Афганского Туркестана с проведением вполне естественной границы народов и зон политического влияния великих держав. «Наша задача, – писал он, – стать хозяевами по сю сторону Гиндукуша». Генерал М.А. Терентьев придерживается того же мнения, но признает, что с прекращением в 1881 г. активной деятельности ген. Кауфмана закончился «героический период» освоения Туркестана, хотя и до того много десятилетий инициатива местных властей и командования сдерживалась столицей и МИДом в интересах «сердечного согласия» с европейским «концертом». Даже для лучших дипломатов XIX в. (включая, прежде всего,
При этом, по сей день непонятно, по какой из двух причин тот же Горчаков в беседе с Кауфманом не советовал последнему продвигаться из Ташкента в Хиву через… Кашгар: то ли это и вправду поразительное незнание географии Азии («на это у меня есть Стремоухов» – начальник Азиатского департамента МИД), то ли тонкий намек (он же опасение) на вполне логичный геополитический балансир – Кашгар в деле подчинения Хивы. И хотя, скорее всего, прав генерал Терентьев, и Горчаков ухитрился перепутать Коканд с Кашгаром, весьма возможен и второй вариант (в случае, конечно, его оглашения самим Кауфманом; сам Горчаков никогда бы и не задумался о данной возможности, напоминая Кауфману: «меня только заботит, чтобы не восстановить против себя Англию»).
Дело в том, что генерал Кауфман в своей среднеазиатской политике неплохо следовал некоторым традициям великого Тимура (Тамерлана), а тот в конце жизни как раз и поставил под контроль Кашгар – для скорейшего подчинения Монголии и Китая. То и другое было необходимо Тимуру для континентального геополитического уравновешивания восстановленной им державы Александра Македонского возрождением в том или ином объеме державы своего предшественника и кумира Чингисхана. В свою очередь, именно в период ввода ограниченного контингента войск Кауфмана в Синьцзян прорабатывался вопрос ограниченной войны с Китаем, в связи с чем Н.М. Пржевальский (находясь в Урге – нынешнем Улан-Баторе) даже составил план операции на Пекинском направлении.
Итак, оговорка Горчакова могла быть не ошибкой, а знаком определенной обеспокоенности и подозрительности государственного канцлера империи. Горчаков не мог не знать, например, что туркестанской элите генерал Кауфман демонстрировал «золотую грамоту» – высочайшее удостоверение своих государственных полномочий, соответствующим образом по-старинному оформленное. А туркестанская знать с трепетом воспринимала сей документ наподобие как минимум «ярлыка» великих татаро-монгольских ханов. Генерал Терентьев, сам видевший эту грамоту, приводит ее описание. Написанная золотыми буквами и заверенная красной подписью Александра II, в золотом переплете и прошитая толстыми золотыми шнурами, грамота была скреплена красной восковой печатью и помещена в массивный серебряный ковчег. Эту «Золотую книгу» именитые туркестанцы небезосновательно расценивали как символ страшной власти, данной генерал-губернатору, которого они называли не иначе как «Ярым падишах» («наполовину император»). То, что в Кауфмане видели «вице-короля» Туркестана, неудивительно. Важно другое: почему золотую грамоту именовали «книгой». Очевидно, не из-за массивности ее ковчега: образ «золотой книги» восходит к Тимуру и его государственности, о чем сообщает посетивший Самарканд в XIV в. португальский военный разведчик и дипломат Руис Гонсалес де Клавихо.
«Золотая грамота» потому и воспринималась благоговейно, что ее семантика не вызывала сомнений: могущественный генерал-губернатор представлял власть Белого царя. Понятие «Белый царь» возникло во времена Василия III (к нему первому относится данный эпитет), при котором окончательно распалась Золотая Орда, пало иго и Россия принялась широкими шагами осваивать Евразию – «Тартарию» и державно собирать Pax Mongolica под свою власть. Изначально Белым царем именовался хан Белой орды – владений старшего сына Чингисхана – Джучи на территории нынешнего Казахстана; ее старшинство признавала и Золотая Орда. Последняя держава, объединявшая до России Казахстан и Среднюю Азию, – ханство Шейбанидов (XVI в.) – потомков старшего сына Джучи, Шейбана. Присвоив геополитическое наследие Джучидов и Шейбанидов, Россия выступала как перевоплощение Белой орды во главе с Белым царем и… в лице Белого генерала (кстати, не по этой ли причине данный эпитет был отнесен к М.Д. Скобелеву?).
Неплохое знание принципов политики Тимура (и конкретных примеров этой политики) Кауфман проявил в одном эпизоде общения с хивинским ханом. Так, 18 (30) января 1870 г. он направил хану послание: «…Одно из двух: или мы будем друзьями, или врагами. Если я не получу ответа, то приду и возьму его». А это едва ли не буквальное повторение грозного послания Тимура китайскому императору Чжу Юань-чжану в 1395 г.: «Вы хотите моей дани – я сам лично ее принесу». Правительство же в целом и МИД, в частности, весь XIX в. были обеспокоены самой возможностью малейших трений в отношениях как с Англией, так и с Китаем. Отсюда постоянная боязнь «последствий» несанкционированной инициативы военных администраторов и командующих на местах.