Разноцветная история
Шрифт:
Была осенняя ночь. Тихая и звёздная. В самолёте сидели и лежали люди.
Прислушивались к шуму мотора. Они летели в тёмном небе, как слепые, ничего не видя, а где-то далеко-далеко под ними лежала земля. II вдруг они точно прозрели: самолёт попал в луч вражеского прожектора. Все ждали, что в следующий момент прожектор погаснет, но он горел неярким светом, точно кто-то повесил в самолёте обыкновенную электрическую лампочку.
Пассажиры самолёта, и молодые и старые, поняли, что стоят на краю страшной пропасти. Они могли каждую секунду погибнуть, но никто не шелохнулся, потому что, если бы у них под ногами была земля, то они кричали бы и дрались, а тут они были в небе. Их привязывал к земле только острый луч прожектора, который готовил им гибель.
А мальчик думал об отце и плакал. Отец его погиб несколько дней назад. Он ничего не боялся, он только плакал.
Пилот попытался уйти от прожектора, но тот ухватил его крепко. Пушки не стреляли. Фашисты ждали: снизится самолёт или нет? Снизится - значит, свой, нет - значит, советский. А пилот тем временем старался набрать высоту, чтобы уйти. И тут раздался первый залп, потом второй. Самолёт сильно тряхнуло. Но он упрямо летел вперёд, делая крутые виражи, бросаясь вниз так, что едва выходил на прямую. Люди в самолёте падали друг на друга и от боли теряли сознание.
Потом прожектор пропал. Разрывы стали глуше. Пилот ввёл самолёт в облако и ушёл от фашистов.
Прошло ещё минут пятнадцать. В чёткую работу мотора стали врываться непонятные звуки, будто птица на лету хлопала крыльями. Мотор зачихал и умолк.
Может быть, на время, может быть, мотор снова заговорит, закрутится винт и сильно потянет машину вперёд. Но самолёт скользил вниз, точно по хорошо укатанной плоскости. Он скользил легко и плавно, и никакая сила уже не могла удержать его на высоте.
Теперь летел не самолёт, летела земля - она была большая, больше неба.
Самолёт норовил клюнуть носом и сорваться в пике, а пилот удерживал его. Он планировал из последних сил и вглядывался в предутреннюю мглу, пытаясь найти в бесконечном лесном пространстве подходящую полянку. Наконец он увидел то, что искал: круглое отверстие среди леса, и пошёл на посадку.
Самолёт ударился о землю, но пилоту всё же удалось выровнять машину. Она пробежала метров четыреста, подмяла редкий кустарник и у самых деревьев замерла.
Пилот вышел из кабины. Он снял шлем и молча обвёл всех взглядом. Он смотрел в лица - - старые, заросшие, усталые, и в молодые, ещё безусые, тоже усталые.
Пилот посмотрел на мальчика, подмигнул ему и неожиданно улыбнулся. И все сразу улыбнулись, и мальчик первый раз после гибели отца робко разжал губы.
Пилот напялил шлем на голову, открыл дверь самолёта. Прыгнул на землю. На секунду замер: вдруг за каким-нибудь кустом снайпер взял его на прицел? Но кругом было тихо-тихо.
Пилот скоро вернулся.
– Пробиты баки. Ни капли бензина.
– А фронт далеко?
– спросил бородатый партизан.
– Километров пятьдесят.
– Надо найти бензин. Пойдём в деревню, - сказал бородатый.
– Коммунисты, прошу поднять руки.
Подняли руки трое партизан и пилот.
– Пойду я, - сказал бородатый, - товарищ пилот и… - Он посмотрел на троих партизан. Они были тяжело ранены.
– И…
– Я пойду.
Все оглянулись. Это говорил мальчик.
– Я уже не раз ходил в разведку. Меня не тронут.
– Хорошо. Пойдёшь ты.
– Бородатый встал, поправил руку на перевязи и сказал: - Я, Михаил С ко пин, коммунист.
– Я, Андрей Беспалов, коммунист, - сказал пилот.
И тогда все посмотрели на мальчика, и он сказал тихим голосом:
– Я, Коля Федосов, пионер.
Они ушли. К полудню им удалось отыскать дорогу и выйти к деревне. Они залегли в кустах, на лесной опушке, чтобы посоветоваться, что делать дальше.
– По-моему, нам надо дождаться ночи, - сказал пилот Беспалов.
– Ночью скорее поймают, - - ответил Коля.
Я сейчас пойду.
– Один?
– Да.
Скопин молчал. Он был опытный партизан и понимал, что мальчик прав.
– А что ты будешь говорить, если в деревне немцы?
– спросил Беспалов.
– Не первый раз.
– Коля встал, глаза его сузились и стали злыми.
– Ну, я пошёл.
Он подобрал на ходу прутик и, размахивая им, запылил к деревне. А те двое смотрели ему в спину, в белобрысый затылок и тоненькую шею. Мальчик ни разу не оглянулся.
– Да, сказал наконец Беспалов, - это тебе паренёк!
А бородатый Скопин ничего не сказал.
Они лежали в кустах и ждали. Было жарко. Сначала хотелось пить, потом захотелось есть.
Беспалов смотрел на пыльную дорогу, которая вела в деревню. Он всё ждал, когда же придёт мальчик. Иногда он отрывал взгляд от дороги и оглядывался на Скопина.
Тот лежал на спине, лицо его стало бледным, на повязке появились свежие пятнышки крови.
– Больно?
– спрашивал Беспалов.
– Нет, - отвечал Скопин.
Прошло несколько часов. У Беспалова першило в горле, губы потрескались. А на дороге по-прежнему никого не было.
Скопин, может, мне пойти? Я здесь, бугай, лежу, а он, маленький, там!
– Брось ерунду молоть, отвечал Скопин.
– Тебя сразу схватят.
А почему там такая тишина? Немцы, наверное, ушли.
– Если бы ушли, он бы вернулся.
Наступила тревожная ночь. Скопин задремал, а Беспалов лежал в темноте и ловил каждый шорох. Он решил ждать до утра, а утром идти в деревню. И вдруг послышался осторожный шёпот: