Разноцветные педали
Шрифт:
Малюта... Про эту характеристику Валера тоже частенько вспоминал. И с приятным ужасом недоумевал: неужели правда? В его преданности не сомневаются уже и на внешнем уровне! Как-то Валера даже подумал о том, что, действительно, производственно-человеческую преданность можно измерять в малютах. Ну, тогда, если за условную единицу преданности взять 1 малюту, Валерин показатель составит десять малют. И Валере хотелось думать, что у Рындина Вити их одиннадцать из десяти возможных...
Ситуация с Витей оставалась непонятной Валере. Арина частенько проводила время с ним, отправляя Валеру на свободу. Но иногда укатывала и с Мартыном, и с паном Теодором, изредка с Быковым, чаще же с Захаром, Стасиком и с прочими родственниками, и на поиски Гуманоида, и с женщинами. Конечно, Валера и поэта с Ариной тоже искал, и катал её на машине в компании подружек, слушал, запоминал, анализировал, но так по поводу Арининой личной жизни понять ничего не мог.
Теперь Валера даже не переживал из-за того, что в самом начале его работы пажом пришло ему в голову. «А ведь я становлюсь бесполым существом!» – подумал он как-то дома поздно вечером, глядя на Лилю и осознавая, что она его совершенно не интересует. Он тут же подумал про Арину – и вдруг осознал, что она для него, кажется, перешла в категорию нейтральных персонажей. Он тогда очень волновался и уставал, а потому даже не находил времени посмотреть на балованцевскую фотографию в телефоне. Прежде Арина в вате вызывала у него если не генитальную тревогу, то общее волнение точно. Как женщина, как квази-женщина, супер-женщина, гипер-женщина, мега-женщина... А теперь некогда стало думать о великом. Арина стала просто Ариной. За которую он отвечал, мозгами которой пытался думать. Недостижимыми мозгами. Но всё равно пытался. Малюта – он Малюта и есть.
Вздорная злость на конкурентов в виде Антошки, Мартышки, Быкашки и прочих тоже отвалилась – ведь у него, Валеры, был фактически круглосуточный доступ к Арине, тогда как всем им на определённое время назначались аудиенции. Неважно уже, в качестве кого Валера имел доступ – но ведь имел.
Но за Витю Рындина он почему-то продолжал болеть. И не раз даже думал о том, что – если вдруг это станет возможным – именно с Витей, да, с ним, единственным, он готов был делить Арину. Что Витя, типа того, не соперник, потому что велик до преклонения. Конечно, такой возможности не представлялось, каждый продолжал исполнять свои должностные обязанности. Валера при Арине секретарь, Витя – начальник службы безопасности. Но ведь их что-то ещё связывает! Но в какой форме и в какой степени?..
«Неужели это и называется „стерва“, вот интересно? – думал Валера, захлопывая дверцу машины, едва Аринины ноги втянулись в салон. – Видит же, как Витя с ума по ней сходит, пылинки сдувает, готов ковровую дорожку перед ней раскатывать. Видит – и берёт другого парня себе в приближённые. Позлить Рындина, что ли, хочет? Или Мыльченко? Или весь свой эскадрон обожателей?»
Валера замучился быть противоречивым. Всё-таки это он себе накрутил – про то, что он бесполый и преданный сотрудник. Мало, только этого было ему мало. Валеру тянуло к Арине всё с той же непреодолимой силой – и в то же время он по-прежнему ничего не понимал в её поведении и мотивах. И в своих тоже, если честно. Нравится ему, что происходит, – или не нравится? Понять было невозможно. Валера снова страдал.
И ему казалось, нет, вернее, он был уверен, так как видел своими глазами, – что страдает и Рындин. Вон с каким лицом стоял он сейчас у служебного входа «Разноцветных педалей», вон как смотрел на Арину, провожая её к машине, в которой Валера должен был отвезти её по делам.
Видел – и не знал, что со всем этим делать.
А дел у Арины было много. С утра она неизменно лечилась – Валера отвозил её в тот самый медицинский центр, от которого забирал в судьбоносный самый первый раз. Затем, часам к двенадцати, ехала в «Педали» завтракать. После этого самого завтрака Арина, так было заведено, устраивала «бизнес-линч» в своём царстве-государстве. Она сидела в кабинете и решала проблемы с делами и сотрудниками. Валера не раз слышал, как она распекала даже собственную бабушку, даже её почтенную подругу – ведь они были бухгалтерами империи, а это выравнивает в возрасте. Что уж говорить о бизнес-линчевании всяких раздолбаев Доляновских, внушениях хитроумным тётям Розам (всё, Валера с удовольствием подслушивал всё!). Арина была справедливо безжалостна, когда дело касалось ответственности и выполнения обязанностей. Наверное, Валера точно не знал, но был уверен – воровать в её владениях даже не пытались. Единственная скидка на сопли была у Мыльченко, с ним Арина сюсюкала и носилась, как с писаной торбой, – и это тоже оставалось для Валеры некоторой загадкой.
Подолгу Арина пропадала в подвалах Стаса и Мартына, туда она брала с собой Валеру всего несколько раз, он ассистировал ей в оформлении документации на закупку супернового оборудования. Удивлялся ещё, какие адские деньги это всё стоит, а Стасик—Мартынчик говорят о них, как о семечках. Но остальные дела – наверняка эти самые испытания и разработки новых спецмашин – Арина приходила вершить в подвал без него.
Иногда по распоряжению Арины Валера приезжал к ней домой так рано, чтобы успеть приготовить ей завтрак и поднести в кровать. Это если она не оставалась на ночь в «Разноцветных педалях». А Арина там последнее время никогда не оставалась. Завтрак был простецкий, главное, чтобы был. Госпожа Балованцева оказалась весьма непритязательной в быту. Валера, признаться, такого даже не ожидал. Рассказал Лиле, она назвала это особо извращёнными понтами – чем расстроила Валеру. И рассказывать о своей работе ему окончательно расхотелось. Да и домой приходить тоже. Его жизнь спокойно перенеслась в бурный поток жизни Арины Балованцевой. При желании он мог ночевать в клубе – во внутренних балованцевских покоях ему вполне хватало места, а мог ночевать и у Арины дома. Мог – но, глядя на многолюдную и в то же время неуютно-одинокую жизнь своей обременённой многочисленными родственниками и тем не менее удивительно бессемейной хозяйки, этого не делал. И после работы, как поздно она ни кончалась бы, неизменно ехал домой. Так Валера старался поддерживать идею семьи с Лилей. Чувство вины и бессмысленности не оставляло его, едва он думал о собственной личной жизни. Но продолжал её иметь. Как, впрочем, и замкнувшаяся в себе Лиля. Вроде и не одинокая женщина. Но и совсем не счастливая. Валера страдал по этому поводу. Но не сильно. Некогда. Ему было реально некогда.
Работа.
С Арининой собачкой, которой по рангу вполне было положено в туалетных целях пользоваться стационарным кошачьим лотком, но она игнорировала эту привилегию, имелись сложности. Её нужно было выгуливать. Арина давно нашла выход: надев на Гнусю прочную проверенную шлейку, она выходила на балкон, выставляла собаку за перила, нажимала на кнопку самозакручивающегося поводка – и Гнуся опускалась на клумбу. Неспешный полёт с третьего этажа нисколько не беспокоил животное. Собака бегала туда-сюда, нюхала воздух и землю, а затем быстренько, чтобы не утомлять хозяйку ожиданием, закапывала свои отходики и, гордо отойдя в сторонку, замирала. То есть можно было поднимать. Иногда Арина слишком резко нажимала на кнопку, барабан закручивался так стремительно, что Гнуся просто влетала ей в руки. Обе визжали, Арина просила прощения и уносила питомца кормиться.
Валера быстро освоил эти процедуры – и спуск на клумбу, и кормление. Собака не умела есть сама. Хотя порода её называлась гордо «миттельшнауцер» и эти псы пожрать в принципе не дураки. Но это её сёстры и братья – а Гнуся родилась самой последней, и потому многого в жизни ей не хватило. Когда-то её владельцы, Аринины соседи, были настолько потрясены родившимся квазимодиком, оказавшимся раз в десять меньше, чем остальные щенки, что растерялись. Как поступить? И свернуть шею уродцу не позволяла гуманность, и оставлять невозможно – кому он нужен... Случайно Арина, которой до умильных сюсей-мусей-щеночков обычно не было никакого дела, зашла к этим самым соседям совершенно случайно, и те поделились проблемой. Конечно, Балованцева Арина Леонидовна оказалась потрясена видом недомиттельшнауцера, который и умирать сам не хотел, и остальному благополучному потомству репутацию портил, и хозяев на грех убийства толкал. Забрала. Разумеется, она Гнусю забрала.
И с тех пор уже несколько лет кормила из пипетки питательным раствором и заталкивала пальцем в пасть протёртое мясо из баночек детского корма. Эту процедуру и освоил Валера. Гнуся не возражала и была благодарным пациентом.
Никогда бы Валера не подумал, что дойдёт до подобного. Лиля была в шоке, когда узнала, чем Валере приходится заниматься. Но ведь Арине было некогда. Пока Валера кормил-выгуливал, она одевалась-собиралась. Она начальник, он подчинённый. Да и за деньги – любой каприз.
Быт, как ни уставал удивляться Валера, у Арины Балованцевой оказался бесхитростным. Она часто теряла мелкие предметы, забывала, куда что положила, и долго искала, прикладывая к глазам свой трогательный лорнет – подарок Вити Рындина, как узнал Валера. Очки Арине не нравились, линзы изредка, а лорнет – Валера специально должен был это контролировать, неизменно – лежал у неё в сумке или висел на шее. Лорнет напоминал плоский бинокль. Когда Арина приставляла его к лицу, она напоминала пытливого учёного. О них Валера читал в детстве – и сочетание «пытливый учёный», которое волновало его и заставляло думать: «Как это?» – наконец-то нашло своё образное воплощение.