Разные оттенки смерти
Шрифт:
Трое полицейских посмотрели на Доминик и двух женщин, которые выводили цокающих копытами лошадей из сарая.
Гамаш снова повернулся к агенту, молодому, взволнованному:
– Ты записал их имена и адреса?
– Да, сэр. И проверил по их документам. У меня есть информация на всех. – Он раскрыл карман и вытащил блокнот.
– Пожалуй, отнеси это в оперативный штаб, – сказал Гамаш. – И отдай агенту Лакост.
– Слушаюсь, – сказал Руссо, записывая фамилию.
Жан Ги Бовуар внутренне застонал. «Ну вот, опять, – подумал он. – Сейчас пригласит этого мальчишку в команду.
Арман Гамаш улыбнулся и кивнул агенту Руссо, потом повернулся и пошел назад к гостинице, оставив двух удивленных полицейских: Руссо удивлялся тому, что с ним так вежливо поговорили, а Бовуар – тому, что Гамаш не сделал того, что делал почти на каждом расследовании в прошлом. Не пригласил молодого агента в свою команду.
Бовуар знал, что должен радоваться. Испытывать облегчение.
Но ему почему-то было грустно.
Войдя в гостиницу, Гамаш в очередной раз поразился, насколько привлекательным стал этот дом. Прохладным и спокойным. Старая викторианская развалина была с большой любовью возвращена к жизни. Витражные стекла вымыты и отремонтированы, отчего солнце в полированных черных и белых рамах холла светилось изумрудами, рубинами и сапфирами. Холл имел круглую форму, из него шла широкая лестница красного дерева.
На сияющем деревянном столе в центре холла расположилась большая цветочная композиция из сирени, купены и яблоневых веток.
Здесь все было свежим, светлым, гостеприимным.
– Чем могу помочь? – спросила молодая девушка-портье.
– Мы искали двух ваших гостей. Месье Маруа и месье Кастонге.
– Они в гостиной, – сказала она, улыбаясь, и повела их направо.
Двое полицейских прекрасно знали, где находится гостиная, – не раз там бывали. Но они позволили портье выполнить ее обязанности.
Она предложила им кофе, но они отказались, и девушка ушла, оставив их в дверях гостиной. Гамаш оглядел комнату. Она тоже была открытой, светлой, с окном во всю высоту стены, выходящим на деревню внизу. В камине лежали поленья, но не горели, на столах стояли вазы с цветами. Комната была современной, если говорить о мебели, и традиционной по дизайну. Хозяева проделали хорошую работу, дав величественной старой развалине новую жизнь в двадцать первом веке.
– Bonjour. – Франсуа Маруа поднялся с кожаного кресла и положил сегодняшний выпуск «Девуар».
Андре Кастонге кинул взгляд из своего мягкого кресла, где он читал «Нью-Йорк таймс», и, увидев двух вошедших полицейских, тоже поднялся.
Гамаш, конечно, уже был знаком с месье Маруа – разговаривал с ним вчера на вернисаже. Но второго человека он не знал – только наслышан был про его репутацию. Кастонге встал, и Гамаш увидел высокого человека, может быть, слегка с похмелья после вчерашних возлияний. Лицо у него было одутловатое, красноватое от крохотных разорвавшихся капилляров на носу и щеках.
– Никак не ждал увидеть вас здесь, – сказал Гамаш, подойдя к Маруа и пожимая ему руку, словно приветствуя такого же, как и он, постояльца гостиницы.
– И я тоже, – сказал Маруа. – Андре, это старший инспектор Гамаш из Квебекской полиции. Вы знакомы с моим коллегой Андре Кастонге?
– Только по его репутации. Прекрасной репутации. Галерея Кастонге – кто про нее не знает? У вас выставляются отличные художники.
– Рад, что вы так думаете, старший инспектор, – сказал Кастонге.
Бовуар тоже был представлен. Он ощетинился и с первого взгляда невзлюбил этого человека. Вообще-то, он невзлюбил этого типа еще раньше, когда о нем уничижительно отозвался Гамаш. Любой владелец элитной галереи сразу же оказывался в числе подозреваемых. Если не в убийстве, то в высокомерии. И на тех и на других Бовуар смотрел косо.
Но Гамаш вроде бы вовсе не испытывал никакого беспокойства. Напротив, ответ Андре Кастонге, похоже, доставил ему удовольствие. И еще кое-что заметил Бовуар.
Кастонге начал расслабляться, обретать б'oльшую уверенность в себе. Он подколол этого полицейского и не получил отпора. Кастонге явно почувствовал свое превосходство.
Бовуар слегка улыбнулся и наклонил голову, чтобы Кастонге этого не увидел.
– Ваш человек записал наши имена и адреса, – сказал Кастонге, садясь в большое удобное кресло у камина. – Наши домашние адреса и адреса офисов. Это означает, что мы подозреваемые?
– Mais, non, monsieur [27] , – ответил Гамаш, садясь на диван напротив Кастонге. Бовуар встал чуть в стороне, а месье Маруа занял место у каминной полки – Я надеюсь, мы не доставили вам чрезмерных неудобств.
27
Да нет, месье (фр.).
У Гамаша был обеспокоенный, даже сокрушенный вид. Андре Кастонге расслабился еще больше. Было ясно, что он привык занимать главенствующее положение. Продавливать свои решения.
Жан Ги Бовуар наблюдал, как старший инспектор вроде бы потворствует Кастонге. Склоняется перед более сильной личностью. Не то чтобы лебезит – это было бы слишком очевидно. Просто уступает пространство.
– Bon, – сказал Кастонге. – Я рад, что мы понимаем друг друга. Вы не доставили нам неудобств. Мы так или иначе собирались побыть здесь несколько дней.
«Мы», – подумал Бовуар и посмотрел на Франсуа Маруа. На взгляд Бовуара, они были приблизительно одного возраста. Волосы у Кастонге были седые и густые. У Маруа в лысеющих, аккуратно подстриженных волосах пробивалась седина. Оба были ухоженные и хорошо одетые.
– Вот моя визитка, старший инспектор. – Кастонге протянул Гамашу карточку.
– Ваша специализация – современное искусство? – спросил Гамаш, закинув ногу на ногу, словно устраиваясь для долгого разговора.
Бовуар, знавший Гамаша как никто другой, наблюдал за происходящим с интересом и любопытством. Гамаш охмурял Кастонге. И ему это удавалось. Кастонге явно смотрел на старшего инспектора Гамаша как на низшую жизненную форму. Эволюционировавшее существо, которое уже относится к разряду прямоходящих, но еще имеет недоразвитую лобную долю мозга. Бовуар мог предположить, что Кастонге думает о нем самом. Потерянное звено, не иначе.