Разоблаченная Изида. С комментариями. Том 2
Шрифт:
Как профессор Уайлдер удачно выразил:
«В восточных странах название Петер (на финикийском и халдейском языках – истолкователь), очевидно, было титулом этого персонажа (иерофанта)… В этих фактах что-то напоминает о своеобразных обстоятельствах Моисеева Закона… а также о притязаниях папы быть наследником Петера, иерофантом или истолкователем христианской религии» [168] .
Как за таковым, мы должны признать за ним до некоторой степени право быть таким толкователем. Латинская церковь преданно сохранила в своих символах, обрядах, церемониях, архитектуре и даже в самих одеяниях своего духовенства традицию языческого культа – публичных или экзотерических церемоний, мы должны добавить: ибо иначе ее догмы имели бы в себе больше смысла и содержали бы меньше кощунства против величия верховного и незримого Бога.
168
Thomas Taylor. «Eleusinian and Bacchic Mysteries». Введение, c. X. Если бы у нас не было достоверной каббалистической традиции, на которую можно положиться, мы еще могли бы сомневаться, следует
Надпись, обнаруженная на гробе царицы Ментухепты, одиннадцатой династии (2250 г. до Р. X.), списанная, как теперь оказалось, с семнадцатой главы «Книги Мертвых» (датированной не позднее 4500 г. до Р. Х.), более чем многозначительна. Этот монументальный текст содержит в себе группу иероглифов, которые в переводе читаются так:
Барон Бунзен показывает эту священную формулу, перемешанную с целым рядом примечаний и различных толкований, на памятнике сорокавековой давности.
«Это равносильно высказыванию, что эта запись (правильное толкование) в то время уже перестала быть понятной… Мы просим наших читателей понять, – добавляет он, – что священный текст, гимн, содержащий слова ушедшего духа, существовал в таком виде около 4000 лет тому назад… и был полностью непонятным для царских писцов» [169] .
Что он был непонятным для непосвященных, так же доказывается окружающими его путаными и противоречивыми толкованиями, как и тем, что он представлял собою «тайное» слово, известное иерофантам храмов, и, кроме того, это было слово, избранное Иисусом для обозначения должности, на которую он назначил одного из своих апостолов. Это слово, ПТР, было частично истолковано благодаря другому слову, подобным же образом написанному в другой группе иероглифов на стеле; грифом ему служило изображение открытого глаза [170] . Бунзен упоминает другое истолкование ПТР – «показывать».
169
Бунзен. «Место Египта во всемирной истории». (Baron von Bunsen. «Aegypten’s Stelle in der Weltgeschichte». 1845–1857, 5 vols.; Engl. tr. by C. H. Cottrell as «Egypt’s Place in Universal History». London, 1848–1867, 5 vols.) Vol. V. P. 90.
170
См. де Руже [De Rouge] «Stele». P. 44: ПТР (videus) в нем истолковано как «появляться» и за словом поставлен вопросительный знак – обычный знак научного бессилия. В пятом томе Бунзена «Египта» дано другое истолкование – «Просветитель», которое более правильно.
«Мне кажется, – говорит он, – что наш ПТР есть буквально старый арамейский и еврейский “Патар”, который встречается в повествовании Иосифа в качестве специального слова для понятия истолкование, откуда и слово питрум представляет термин для обозначения истолкования какого-либо текста или сна» [171] .
В одной рукописи первого века, комбинации демотического и греческого текстов [172] (которая, по всей вероятности, является одною из тех немногих, которым чудом удалось спастись от христианского вандализма второго и третьего веков, когда все такие драгоценные рукописи сжигались как магические), в нескольких местах мы встречаем фразу, которая, возможно, может пролить некоторый свет на этот вопрос. Одного из главных героев этой рукописи, на которого постоянно ссылаются как на «иудейского просветителя» или посвященного, Teleiwth , заставляют сообщаться только со своим Патар; последнее написано халдейскими буквами. Один раз последнее слово соединено с именем Шимеон. Несколько раз этот «Просветитель», который редко нарушает свое созерцательное одиночество, показан обитающим в Kruvpte (пещере) и учащим множества устремленных исследователей, находящихся вовне – не устно, но через своего Патар. Последний воспринимает слова мудрости, прикладывая свое ухо к круглому отверстию в перегородке, которая скрывает учителя от своих слушателей, и затем передает их вместе с объяснениями и примечаниями толпе. Это был метод преподавания, используемый, с небольшим изменением, Пифагором, который, насколько нам известно, никогда не позволял своим неофитам видеть его в течение [нескольких] лет испытательного периода, но наставлял их из-за занавеси в своей пещере.
171
Bunsen. «Egypt’s Place in Universal History». Vol. V. P. 90.
172
Эта рукопись принадлежит одному мистику, которого мы встретили в Сирии.
Но, независимо от того, идентичен ли «Просветитель» греко-демотической рукописи с Иисусом или нет, остается факт, что мы находим его выбравшим «таинственное» обозначение для кого-то, кого католическая церковь впоследствии заставляет выступать в качестве привратника Царствия Небесного и истолкователя воли Христовой. Слово Патар или Петер ставит и учителя, и ученика в круг посвящения и соединяет их с тайной доктриной. Великий иерофант древних мистерий никогда не позволял кандидатам видеть или слышать его лично. Он был deus ex machina, руководящее, но невидимое божество, изрекающее свою волю и наставления через вторых лиц; и спустя 2000 лет мы открываем, что далай-ламы Тибета веками придерживались той же традиционной программы в течение наиболее значительных религиозных мистерий ламаизма. Если Иисус знал тайное значение титула, данного им Симону, то он должен был быть посвященным, иначе он не узнал бы этого. И если он был посвященным пифагорейских ессеев, халдейских магов или египетских жрецов, то преподаваемое им учение было лишь частью тайной доктрины, передаваемой языческими иерофантами немногим избранным адептам, допущенным в священное святилище.
Но этот вопрос мы будем обсуждать в дальнейшем. Пока что мы постараемся коротко указать на чрезвычайное сходство – или скорее, идентичность, мы сказали бы – обрядов и церемониальных одеяний христианского духовенства и одеяний священнослужителей древних вавилонян, ассирийцев, финикиян, египтян и других язычников седой древности.
[Идентичность церемониальных традиций христианских и языческих священнослужителей]
Если бы мы захотели отыскать модель папской тиары, то нам следовало бы искать ее в летописях древнеассирийских табличек. Мы приглашаем читателя обратить внимание на иллюстрированный труд д-ра Инмана «Языческий и христианский символизм». На странице 64 этой книги читатель легко опознает в головном уборе наследника святого Петра то, что было носимо богами и ангелами в древней Ассирии, «где он [наследник] появляется увенчанный эмблемой мужской троицы» (христианским Крестом). «Мы можем упомянуть мимоходом, – добавляет д-р Инман, – что как представители Римской церкви взяли себе митру и тиару от “проклятых потомков Хама”, так же они взяли епископский посох от авгуров Этрурии, а художественную форму, в которую они облекают своих ангелов, – от живописцев и делателей урн Magna Grecia и Центральной Италии».
Будем ли мы продолжать наши исследования дальше, чтобы отыскать такого же рода подтверждения в отношении нимбов и тонзур католических священников и монахов? [173] Мы найдем неопровержимые доказательства, что они являются солнечными эмблемами. Найт в своем «Old England Pictorially Illustrated» [174] приводит рисунок святого Августина, изображающий древнего христианского епископа в одеянии, вероятно носимом самим этим великим «святым». Pallium, или древняя епитрахиль епископа, является женским знаком, когда его носит жрец во время богослужения. На картине святого Августина эта епитрахиль украшена буддийскими крестами, и всей своей внешностью она представляет египетское Т (тау), слегка принявшее вид буквы Y.
173
Жрецы Изиды носили тонзуры.
174
«Старая Англия, иллюстированное издание» (англ.). – Прим. ред.
«Ее нижний конец является знаком мужской триады, – говорит Инман, – указательный палец правой руки (фигуры) протянут подобно ассирийскому жрецу, воздающему почести роще… Когда мужчина носит pallium во время богослужения, он становится представителем троичности в единстве, арба, или мистическими четырьмя» [175] .
«Беспорочна наша Владычица Изида, – гласит надпись вокруг выгравированных Сераписа и Изиды, описанная Кингом в книге “Гностики и то, что от них осталось”, “H KYPIA ICIC AГNH”… – те же самые выражения, впоследствии приложенные к тому персонажу (к Деве Марии), которая унаследовала от нее форму, титулы, символы, ритуалы и церемонии… Таким образом, ее последователи перенесли в новое духовенство прежние знаки своей профессии, обязательство соблюдения целомудрия, тонзуру, стихарь, упустив при этом, к сожалению, частые омовения, предписанные древним верованием». «“Черные Девы”, пользующиеся таким почитанием в некоторых французских соборах… оказались, когда их, наконец, критически обследовали, базальтовыми статуями Изиды!» [176] .
175
См. Инман. «Древние верования, воплощенные в древних названиях» (T.Inman. «Ancient Faiths Embodied In Ancient Names»). Т. II. С. 915–918.
176
C.W. King. «The Gnostics and their Remains». P. 71.
Перед местом поклонения Юпитеру Аммону были подвешены звенящие колокольчики, по звуку которых жрецы составляли предсказания; «золотой колокольчик и гранат… кругом по кайме одеяния», – нашло свое выражение у евреев Моисея. Но в буддийской системе, во время религиозных служений, богов из Дэва-Локи. всегда вызывают и приглашают спуститься на алтари посредством звона колоколов, подвешенных в пагодах. Колокол священной скрижали Шивы в Кухаме описан в Кайласе, и каждая буддийская вихара и монастырь имеют свои колокола.
Таким образом, мы видим, что используемые христианами колокола пришли к ним непосредственно от буддистов Тибета и Китая. Бусы и четки имеют то же самое происхождение; буддийские монахи пользуются ими уже больше 2300 лет. В определенные дни лингамы* в индусских храмах украшаются большими ягодами с дерева, посвященного Махадеве, которые нанизываются, как четки. Титул «монахиня» [ «num»] является египетским словом того же значения; христиане даже не потрудились перевести слово Nonna. Ореол святых изображался допотопными художниками Вавилона каждый раз, когда они хотели почтить или обожествить голову смертного. На одной знаменитой картине в «Индусском пантеоне» Мура, под названием «Дэваки нянчит младенца – Кришну», индусская Дева изображена сидящей на диване с младенцем Кришной. Ее волосы зачесаны назад; длинная вуаль и золотистый ореол вокруг головы Девы, так же как вокруг головы Индусского Спасителя, – поразительны. Никакой католик, как бы он ни был сведущ в тайном символизме иконологии, – ни на мгновение не поколебался бы почтить в этой святыне Деву Марию, матерь его Бога! [177]
177
См. иллюстрацию в книге Инмана «Древнее язычество и современный христианский символизм». С. 27.