Разоблаченная Изида. Том I

Блаватская Елена Петровна

В стихе, который следует за вышеприведенным, этот мудрец говорит: «Нет памяти о прежнем». Таким образом выражение применимо к каждому новому отрицанию. Так можно похвалить мистера Мелдрама за его метеорологические наблюдения за циклонами в Мавритании, и мистера Баксенделла из Манчестера за его описание конвенционных токов земли, доктора Карпентера и капитана Маури за создание карты экваториальных течений, и профессора Генри, который показывает нам, как полный влаги ветер разрешается от бремени, чтобы создать ручьи и реки только для того, чтобы они снова поднялись из океанов на вершины холмов, а затем послушаем, как Кохелет говорит:

«Идет ветер к югу, и переходит к северу, кружится, кружится на ходу своем, и возвращается ветер на круги свои» [Екклесиаст, I, 6].

«Все реки текут в море, но море не переполняется: к тому месту, откуда реки текут, они возвращаются, чтобы опять течь» [Екклесиаст, I, 6].

Философия распределения тепла и влаги при помощи восходящих и нисходящих токов между экватором и полюсами совсем недавнего происхождения; но намек на нее пролежал в наиболее

нам знакомой книге незамеченным почти три тысячи лет. И даже теперь, цитируя его, мы должны напомнить о том факте, что Соломон был каббалистом, и вышеприведенный текст был написан за тысячи лет до его времени.

Современные ученые отрезали наиболее значительную половину накопленных человечеством фактов и теперь, естественно, не в состоянии построить философскую систему, которая удовлетворила бы их самих, не говоря уже о других. Они подобны углекопам в шахтах, которые целый день работают под землей и только ночью выходят на поверхность и поэтому не в состоянии оценить красоту и сияние солнечного света. Для них человеческая деятельность измеряется одною жизнью, и будущее представляется их рассудочному восприятию только как пропасть мрака. Никакая надежда на возможность вечных поисков и достижений, а, следовательно, и наслаждений не смягчает их нынешнего существования; они не предвидят никакой награды за свои усилия, кроме зарабатывания на хлеб насущный и призрачной бесполезной фантазии, что их имена не забудут в течение нескольких лет после того, как могила сомкнется над их останками. Смерть для них – угасание пламени жизни и рассеяние осколков лампы жизни по беспредельному пространству. Говорят, что Берселий, этот великий химик, расплакался в последний час своей жизни:

«Не удивляйтесь, что я плачу. Не считайте меня слабым человеком и не думайте, что я встревожен тем, что мне объявил доктор. Я приготовился ко всему. Но мне приходится распрощаться с наукой; и вы не должны бы удивляться, что это мне дорого обходится» [295, с. 79].

Как горьки должны быть размышления такого великого исследователя природы, как этот, когда он чувствует, что насильно прерывается его труд на полпути к завершению некоего длительного и великого исследования, построения некоей великой системы, раскрытия какой-то тайны, веками ставившей человечество в тупик, но на разрешение которой умирающий философ осмелился пойти! Взгляните на научный мир нынешнего дня, и увидите, как атомные теоретики накладывают заплаты на свои в клочья изорванные одежды, чрез которые проглядывали недостатки их специальной области. Смотрите, как они чинят пьедесталы, чтобы снова воздвигать идолов, низвергнутых со своих седалищ, где перед ними поклонялись до появления революционной теории, откопанной из гробницы Демокрита Джоном Далтоном! Они забрасывают свои сети в океан материальной науки только для того, чтобы порвались их ячейки, как только они наткнутся на какую-нибудь из ряда вон выходящую проблему. Воды этого океана подобны водам Мертвого моря – горьки на вкус; и такие плотные, что ученые едва могут погрузиться в них, а еще менее нырнуть до дна – это море, из которого ничто не вытекает, и нет жизни ни под его волнами, ни по побережью. Это темная, зловещая пустыня; оно не дает ничего, чем стоило бы обладать, потому что все, что оно дает – без жизни и без души.

Был такой период времени, когда ученые академики особенно потешались над простыми описаниями некоторых чудес, про которые древние авторы писали, что они совершались под их наблюдением. Какими несчастными болванами, а, может быть, и лжецами они казались ученым представителям века просвещения! Разве они, в самом деле, не описали лошадей и других животных, ноги которых имели некоторое сходство с руками и ногами человека? Но в 1876 году мы слышим, что мистер Гёксли читает лекции, в которых наиболее значительную роль играет prolohippus, обладающий предплечьем почти как у человека; и orohippus со своими четырьмя пальцами, эоценского периода, гипотетический pedactyl equus, далекий дядя по материнской линии современной лошади. Чудо подтвердилось! Скептики девятнадцатого века получили по заслугам за суеверных платоников – допотопных профанов, утверждавших то же самое задолго до того, как Гёксли и Жоффри Сент-Иллер приводили в пример лошадь, у которой, в самом деле, были пальцы, разделенные перепонками. [302] Когда древние говорили о расах пигмеев в Африке, их обвиняли во лжи. И все же пигмеи, подобные описанным, были обнаружены и изучены французским ученым во время его путешествия в Тенда Майа на берегах Рио Гранде в 1840 году [296, т. ii, с. 210]; Они также были обнаружены Байярдом Тэйлором из Каира и мистером Бондом из Топографического Управления Индии, который обнаружил дикую карликовую расу в холмистых джунглях западного Галитца к юго-западу от холмов Пали, это была раса людей, о которых ходили слухи, но следов которых до того времени не было обнаружено.

302

«Заседания Парижской академии наук», 13 августа 1807 г.

«Это новая раса пигмеев, напоминающая африканских обонгос де Чейла, аккас Швейнфурта, и докос доктора Крафта как по своим размерам, так и по внешности и поведению». [303]

Геродота воспринимали как сумасшедшего, когда он говорил, что слышал о людях, которые спали в течение ночи, длящейся 6 месяцев. Если мы воспримем слово «спали» как некое недоразумение, то будет более чем легко объяснить остальное, как намек на долгую ночь полярных областей. Труды Плиния изобилуют фактами, которые недавно еще отрицались, как баснословные. Между прочим, он упоминает вид малых животных, у которых самцы своим молоком кормят своих малышей. Это описание доставило много веселья нашим ученым. В своем докладе «Геологический обзор территорий» за 1872 г. мистер К. X. Мериам описывает редкую и удивительную породу кроликов (Lepus Bairdi), обитающую в сосновых лесах верховьев рек Виав и Йеллоустоуна в Вайоминге. [304]

Мистер Мериам добыл пять экземпляров этой породы,

303

«Популярный научный ежемесячник», май, 1876, стр. 110.

304

«Популярный научный ежемесячник», дек., 1874, стр. 252, Нью-Йорк.

«которые… впервые появляются перед учеными исследователями. Любопытен факт, что все самцы этой породы имеют сосцы и принимают участие в кормлении детенышей! … У взрослых самцов большие сосцы, полные молока, и волоски вокруг сосца были мокрые и слипшиеся, что свидетельствовало о том, что в момент взятия он был занят кормлением».

В карфагенском отчете о ранних путешествиях Ханно [305] было найдено длинное описание «диких людей… тела которых поросли волосами и которых переводчики называли гориллами»; , как записано в тексте, просто значит, что эти дикие люди были обезьяны. До нашего нынешнего века вышеприведенное сообщение считалось басней, и Додвел целиком отвергал подлинность как самой рукописи, так и ее содержания. [306] Последние переводчики и толкователи трудов Платона приписали знаменитую Атлантиду к одной из платоновских «возвышенных выдумок». [307] Даже откровенное признание великого философа в «Тимее», что «говорят, что в свое время… обитатели острова (Посейдона) хранили предание, переданное им от предков о существовании Атлантиды, огромного острова… и т. д.» [308] – не спасло великого учителя от обвинения во лжи «непогрешимой современной наукой».

305

«Плавание Ханно вдоль линии берега».

306

Оригинал был повешен в храме Сатурна в Карфагене. Фалконер о нем написал две диссертации и соглашается с Бугейнвиллом, относя рукопись к шестому веку до Р.Х. (см. [90]).

307

Профессор Джовитт.

308

«Атлантический остров (марцелла) эфиопской истории».

Среди великих множеств людей, глубоко погруженных в суеверное невежество средних веков, было несколько изучающих герметическую философию старины, которые, воспользовавшись тем, чему она их научила, были в состоянии предсказать открытия, которыми хвастает наш нынешний век, в то же самое время, когда предки наших современных верховных жрецов храма Святой Молекулы, все еще в простейших явлениях природы открывали следы копыт Сатаны. Профессор А. Уайлдер пишет:

«Роджер Бэкон (шестнадцатый век), в своем трактате „О замечательных силах искусства и природы“ посвящает первую часть труда естественным фактам. Он дает нам намеки на порох и предсказывает использование пара в качестве движущей силы. Гидравлический пресс, водолазный колокол и калейдоскоп были подробно описаны» [173].

Древние говорят о водах, превращенных в кровь, о кровавом дожде, о снежных бурях, после которых земля на пространстве многих миль была покрыта снегом из крови. Это выпадание темно-красных частиц оказалось, как и все остальное, естественным явлением. Оно происходило в различные эпохи, но причина его происхождения остается загадкой до сегодняшнего дня.

Кандолл, один из наиболее выдающихся ботаников нынешнего века пытался доказать в 1825 г. в то время, когда озеро Морат казалось превратится в густую кровь, что этот феномен можно легко объяснить. Он приписывал это явление развитию в воде мириадов тех полурастительных, полуинфузорных животных, которых он называет Osellatoria rubescens и которые образуют звено между животными и растительными организациями. [309] В другом месте мы дадим объяснение о красном снеге, который капитан Росс наблюдал в Арктике. Много мемуаров написано по этому предмету наиболее выдающимися естествоиспытателями, но гипотезы даже двоих из них не совпадают. Некоторые называют его «порошком пыльцы одного вида сосны»; другие – малыми насекомыми; а профессор Агардт весьма откровенно признается, что он не в состоянии ни объяснить причины этого явления, ни разобраться в природе красного вещества. [310]

309

См. «Revue Encyclopйdique», т. XXXIII. стр. 676.

310

«Бюллетень Географического общества», (франц.), т. VI, стр. 209—220.

Говорят, что единодушное свидетельство человечества является неопровержимым доказательством истины. И о чем когда-либо существовало больше единодушных свидетельств в течение тысячелетий как среди цивилизованных народов, так и среди наиболее варварских, как о существовании крепкой, непоколебимой веры в магию? Последняя подразумевает противоречие законам природы только в умах невежественных людей; и если такое невежество прискорбно у древних необразованных народов, то почему наши цивилизованные и высокообразованные классы ярых христиан не оплакивают этого свойства у самих себя? Чудеса христианской религии не более стойки при проверке, чем библейские чудеса. Только одною магиею, в настоящем значении этого слова, можно объяснить чудеса Ааронова жезла и деяния магов фараона, выступивших против Моисея. И она объясняет их, не задевая правдивости изложения авторов «Исхода» и не требуя больше уважения для пророка Израиля, чем для других и ни на миг не допуская возможности, что «чудо» совершается в противоречии с законами природы. Из многих «чудес» мы можем выбрать в качестве иллюстрации то, в котором «река превратилась в кровь». В тексте сказано: