Разоблаченная Изида. Том II
Шрифт:
«Не следует предполагать, что мы допускаем мнение», — говорит д-р Уайлдер, — «что современное христианство в какой-либо степени идентично с религией, проповедовавшейся Павлом. В нем не хватает его широты взгляда, его искренности, его острого духовного восприятия. Нося на себе отпечатки тех народов, которые его исповедуют, оно являет столько же форм, сколько рас его исповедуют. В Италии и Испании оно одно; но значительно отличается во Франции, Германии, Голландии, Швеции, Великобритании, России, Армении, Курдистане и в Абиссинии. По сравнению с предшествовавшими культами, изменение, кажется, коснулось больше названия, чем духа. Люди легли спать язычниками и проснулись христианами. Что же касается „Нагорной Проповеди“, ее выдающиеся доктрины более или менее отвергаются каждой христианской общиной сколько-нибудь значительных размеров. Варварство, угнетение, жестокие наказания теперь так же обычны, как в дни язычества.
Христианства Петра больше не существует; христианство Павла вытеснило его, и в свою очередь слилось с другими мировыми религиями. Когда человечество станет просвещенным или когда варварские расы и семейства будут вытеснены расами более благородной натуры и инстинктов, — эти идеальные совершенства могут стать реальностями.
«Христос Павла» явил загадку, которая вызвала напряженнейшие усилия к ее разрешению. Он был чем-то большим, чем Иисус Евангелий. Павел совершенно отбросил их «бесконечные
В одной старой книге, изданной в 1693 г. и написанной Сьером де ла Лоубэ, французским послом при Сиамском короле, сообщаются многие интересные факты о сиамской религии. Замечания сатирического француза настолько заострены, что мы дословно приведем его слова о Сиамском Спасителе — Соммона-Кадом.
«Каким бы чудесным они не представляли рождение своего Спасителя, они не перестают наделять его отцом и матерью. [676] Его мать, чье имя можно найти в некоторых из их Бали (Пали?) книг, называлась, как они говорят. Маха МАРИЯ, что, по-видимому, означает великая Мария, так как Маха значит великий. Как бы то ни было, это постоянно привлекает внимание миссионеров, и вероятно, дало повод сиамцам верить, что Иисус, будучи сыном Марии, был братом Соммона-Кадом, и поскольку был распят на кресте, то явился тем испорченным братом, которым они наделили Соммона-Кадом, под именем Тхеветат, и о котором они говорят, что он подвергался наказанию в Аду, причем наказание это было сопряжено с чем-то похожим на крест… Сиамцы ожидают другого Соммона-Кадом, я хочу сказать, другого чудотворца ему подобного, по имени Пронарот, приход которого, по их словам, был предсказан Соммоном. Он совершал различные чудеса… У него было два ученика, которые стоят по обе стороны его идола; один по правую сторону, другой по левую… первого зовут — Пра-Магла; второго — Пра-Скарибут… По данным этих же Бали книг, отцом Соммона-Кадом был царь Теве-Ланка, т. е. царь Цейлона. Но так как в Бали книгах отсутствует дата и имя автора, то они не более достоверны, нежели все такие предания, происхождение которых неизвестно». [677]
676
В «Послании Галатам» [IV, 4] мы находим следующее: «Но когда пришла полнота времени, Бог послал Сына Своего, Который родился от жены, подчинился закону».
677
Дата этих палийских книг полностью установлена в нашем веке; по крайней мере настолько, чтобы доказать, что они существовали на Цейлоне в 316 году до Р. X., когда там был Махинда, сын Ашоки (см. [47], т. I, о буддизме).
Этот последний аргумент и необдуман и наивно выражен. В целом мире мы не знаем другой такой книги, которая была бы менее удостоверена датой, именами авторов или традицией, чем наша христианская Библия. В силу этих обстоятельств у сиамцев столько же оснований верить в своего чудотворного Соммона-Кадом, сколько у христиан — в своего чудотворно родившегося Спасителя. Кроме того, они имеют не больше права силою навязывать свою религию сиамцам, или какому-либо другому народу, против их воли и в их собственной стране, куда они пришли непрошеные, чем так называемые язычники — «огнем и мечом принуждать Францию или Англию принять буддизм». Буддийский миссионер, даже в свободомыслящей Америке, каждый день подвергался бы риску нападений толпы, но это вовсе не мешает христианским миссионерам публично поносить религии брахманов, лам и бонз прямо им в лицо, притом последние не всегда вправе ответить им. И это называют проливанием благотворного света христианства и цивилизации на темноту язычества!
И все же мы узнаем, что эти претензии, — которые могли бы показаться смешными, если бы не стали роковыми для миллионов наших собратьев, которые просят только, чтобы их оставили в покое, — получили полную поддержку еще в семнадцатом веке. Мы находим, что этот же самый остроумный мосье Лоубэ под видом набожного сочувствия дает несколько поистине любопытных наставлений представителям церковных властей во Франции, [678] которые воплощают саму суть иезуитизма.
678
[205], гл. XXV, «Различные замечания по поводу проповедования евангелий восточникам».
Доклад Лоубэ королю был написан, как мы видим, в 1687-88 гг. Насколько основательно и одобрительно его предложение иезуитам о сдержанности и притворстве при проповедовании христианства сиамцам было встречено с их стороны, видно из другого отрывка, взятого из диссертации, выдвинутой на утверждение иезуитами Каены («Thesis propugnata in regio Soc. Jes. Collegio, celeberrimae Academiae Cadoniensis, die Veneris», 30 Jan., 1693), имеющего следующий смысл: «…Также отцы ордена Иисуса не совершают притворства, когда они присваивают обычаи и правила талапоинов Сиама». За пять лет маленький кусочек дрожжей посла заставил перебродить все тесто.
«Из того, что я сказал о мнениях восточников», — замечает он, — «легко понять, какой трудной задачей является обращение их в христианскую веру; а также, как важно, чтобы миссионеры, проповедующие Евангелие на Востоке, знали в совершенстве поведение и веру тех народов. Ибо так же как апостолы и первые христиане, когда Бог подкреплял их проповедь столь многими чудесами, не сразу же раскрывали язычникам все таинства, перед которыми мы преклоняемся, но долгое время скрывали от них и от самих новообращенных те знания, которые могли бы вызвать в них возмущение, — так и тут мне кажется целесообразным, чтобы миссионеры, которые не обладают даром творить чудеса, не раскрывали бы сразу перед восточниками все таинства и обряды христианства.
Было бы удобнее, например, если я не ошибаюсь, не проповедовать им без великой предосторожности о поклонении святым; что же касается осведомленности о Иисусе Христе, то я думаю, что следовало
Наоборот, так как китайцы очень уважают своих родителей, даже до щепетильности, то я не сомневаюсь, что если сразу дать им в руки Евангелие, то они будут возмущены тем местом в Евангелии, где некоторые сказали Иисусу Христу, что его мать и братья справлялись о нем, и он ответил в таком духе, что казалось, что он так мало их уважает, что делает вид, точно не знает их. Они не менее возмутились бы при тех таинственных словах нашего божественного Спасителя, сказанных молодому человеку, которому нужно было время, чтобы пойти похоронить своих родителей: «Пусть мертвые хоронят мертвых». Все знают о встревоженности японцев, которую они выразили Сен Франсису Ксавье по поводу вечности адских мучений; не будучи в состоянии поверить, что их умершие родители должны подвергнуться такой ужасной участи за то, что не восприняли христианства, о котором они никогда ничего не слыхали… Поэтому кажется необходимым предупредить и смягчить эту мысль, прибегая к способу, которым пользовался этот великий апостол стран Востока, который сперва насаждал идею о всемогущем, всезнающем и наиболее справедливом Боге, источнике всякого добра, кому мы все должны, и волею которого мы обязаны оказывать царям, епископам, должностным лицам и своим родителям то почтение, которое им причитается.
Этих примеров будет достаточно, чтобы показать, с какими предосторожностями нужно подготавливать умы восточников, чтобы они мыслили подобно нам и не возмущались большей частью догматов христианской веры». [679]
679
В одной беседе Гермеса с Тотом первый говорит: «Невозможно мысленно правильно представить себе Бога… Нельзя описать с помощью материальных органов то, что нематериально и вечно… Одно есть восприятие духа, другое — реальность. То, что может быть воспринято нашими чувствами, может быть описано словами; но то, что нетелесно, незримо, нематериально он не имеет формы, то не может быть осознано с помощью наших обычных чувств. Я понимаю так, о Тот, я понимаю, что Бог невыразим».
В «Катехизисе парсов», о переводе М. Дадабхай Наороджи, мы читаем следующее:
«В. — Какова форма вашего Бога?
«О. — У нашего Бога нет ни лица, ни формы, ни цвета, ни образа, ни определенного места. Нет ничего другого, подобного ему. Он есть Он Сам, единственный в такой славе, что мы не можем ни хвалить, ни описать Его; Он нашему уму непостижим».
Но что тогда, мы спросим, осталось для проповеди? Без Спасителя, без искупления, без распинания на кресте за грехи людские, без Евангелия, без осуждения на вечное мучение, о чем им рассказывать, и без чудес, что им показывать, — что же осталось у иезуитов для распространения среди сиамцев, кроме пыли языческих святилищ, которою ослеплять их глаза? Сарказм тут, действительно, едкий. Основы морали, привитые этим бедным язычникам верою их прадедов, настолько чисты, что с христианства приходится срывать все его отличительные знаки, прежде чем его жрецы смогут отважиться предложить его на их рассмотрение. Религии, которую нельзя доверить тщательному рассмотрению бесхитростного народа, являющегося образцом сыновней почтительности, честного делопроизводства, глубокого уважения к Богу и инстинктивного ужаса перед профанацией Его величия, — такая религия, действительно, должна быть основана на заблуждениях. Что это так — наш век мало-помалу раскрывает.
Во всестороннем ограблении буддизма с целью создания новой христианской религии нельзя было ожидать, что такая безупречная личность, как Гаутама Будда, останется неприсвоенной. Это только естественно, что после заимствования его легендарной истории с целью заполнения ею пустых мест в выдуманном повествовании об Иисусе, уже использовав все возможное из повествования о Кришне, — подделыватели взяли за человека Шакьямуни и поместили его в своем календаре под вымышленным именем. Это они действительно сделали, и индусский Спаситель в должное время появился в списке святых как Иосафат, чтобы составить компанию таким мученикам религии, как святые Аура и Плацида, Лонгин и Амфибол.
В Палермо даже имеется церковь, посвященная Divo Josaphat. Среди напрасных попыток последующих церковных писателей установить генеалогию этого таинственного святого, наиболее оригинальной была та, которая делала из него Исуса, сына Навина. Но так как эти пустяковые трудности, наконец, были преодолены, то мы обнаруживаем историю Гаутамы списанной слово в слово из буддийских священных книг в «Золотой Легенде». Имена людей заменены; место действия, Индия, осталось то же самое — как в христианской, так и в буддийской легенде. Ее также можно найти в «Speculum Historiale» Винцента Бове, которая была написана в тринадцатом веке. Первым это обнаружил историк де Куто, хотя профессор Мюллер приписывает первое опознание этих двух повествований Лабулэ в 1859 г. Полковник Гул говорит нам, [680] что эти повествования о Варлааме и Иосафате признаны Баронием и что их можно найти на с. 348 «Римской мартирологии», составленной по велению папы Григория XIII и пересмотренной при папе Урбане VIII; переведенной с латинского на английский язык Дж. К. из ордена иезуитов [324, т. II, с. 304, 306].
680
«Contemporary Review», июль, 1870, с. 588.
Повторить даже малую часть этой церковной чепухи было бы утомительно и бессмысленно. Пусть те, кто сомневаются и кто хотели бы узнать эту историю, прочтут ее так, как она изложена полковником Гулом. Некоторые из христианских и церковных спекуляций, кажется, озадачили даже пастора Валентина.
«Есть такие, которые считают этого Будхум беглым сирийским евреем», — пишет он; — «другие же считают его учеником апостола Фомы, но как он в таком случае мог родиться за 622 года до Христа, это пусть они сами объясняют. Диего де Куто отстаивает мнение что он был несомненно Иисус, что еще более абсурдно!».