Разочарованный странник
Шрифт:
Вообще всё произошло очень быстро. Дискотека достигла своего апогея, на танцполе было жарко, как в горячем цеху. Два полуголых диджея дошли до верхней точки неистовства и играли несколько композиций сразу, что создавало невероятный шум. Смесь рейва, электро и всего остального. В центре шума угадывался голос Мадонны. Публика билась в экстазе, постепенно оголяясь всё больше и больше. Помню, рядом со мной извивались три загорелых мальчика в одних трусах и поливали друг друга мартини прямо из бутылки. Мы оказались зажаты в кругу переодетых трансух в белых париках. Несмотря на женскую одежду, ребята были под два метра ростом, их мощные мускулы смотрелись угрожающе. Они так рубились на танцполе, что
На сцене происходило светопреставление!
Профессиональные танцоры разжигали публику самым агрессивным образом. Смельчаки из зала тоже забрались на сцену и принялись раздеваться и скакать кто во что горазд. Обнимались, прижимались и облизывали друг друга. Дискотека грозила перерасти в свальную оргию под присмотром охранников с рациями. Вдруг из-за кулис выпорхнул худенький азиатский мальчик с короткой стрижкой. Из одежды на нём были только микроскопические шортики и высокие гольфы до колен, дополняемые кедами. У него на груди были нарисованы блестящие бабочки. И вот он начал танцевать! Помню, я тогда подумала, что он, наверное, занимается балетом и что ничего более зажигательного я в жизни не видела. Я смотрела и говорила себе: вот пусть это так и будет всегда, пусть оно не кончается!
И вдруг меня ударило по голове. В первую секунду я подумала, что одна из трансух всё-таки стукнула меня локтем по лбу. Боли не было, я дотронулась до лба рукой и собиралась продолжить петь, плясать и веселиться. Но тут почувствовала, что мне в глаза течёт кровь. В этот же момент я поняла, что именно меня стукнуло. С потолка упал дискотечный шар, и его сейчас держал Лукас, недоумённо глядя вокруг.
Ну, вы себе представляете, что это такое: шар, обклеенный маленькими зеркальцами, который крутится под потолком и делает «снег». Он-то на меня и свалился по непонятной причине. И почему именно на меня, когда вокруг стояло как минимум пятьдесят человек?
Я сказала Брайану, скорее знаками, чем словами, потому что было очень шумно: «Мне разбило голову, давай отсюда выйдем». Он взял меня за руку и повёл к выходу, расталкивая танцующих, поскальзываясь на разлитом мартини и одновременно звоня Лукасу, чтобы тот тоже шёл к дверям. Но я ничего этого не видела, потому что глаза было не открыть.
И вот мы на улице. Я сижу на ступеньках, у меня на плечах плед с логотипом заведения, мне дали понюхать нашатырь, а ко лбу приложили пластиковый пакетик со льдом. Самое неприятное в этой истории лёд, он очень холодный. Я говорю Брайану:
— Я сейчас буду притворяться, что умираю, но ты не бойся. Нас так скорее отправят в больницу.
Делаю вид, что теряю сознание, сползаю из сидячей позиции в лежачую и закатываю глаза. Охранник суёт Лукасу ещё одну бумажку, и тут лихо подъезжает такси. Меня переносят в машину, и мы все вместе едем через свежий, умытый город, сияющий утренними красками.
В больнице я снова разыгрываю тяжелораненую, меня кладут на каталку, и нас вне очереди пропускают в отделение неотложной медицинской помощи. На вопросы отвечает Брайан, а Лукас в это время держит меня за руку, всем видом показывая, что будет рядом до последнего вздоха (моего). Молодой доктор, дежуривший той ночью, одет в короткий зелёный халатик и выглядит настолько геем, насколько вообще гей может быть геем. Он записывает в журнал наши ответы и просит подождать. Мы остаёмся одни, и меня начинает распирать от смеха. Только представьте, как мы выглядели в своих дискотечных нарядах со стразами, весёлые и полупьяные, хоть и испуганные. Мы, наверное, были ещё смешнее от испуга. Ребята тоже начинают смеяться. Может быть, от шока, а может быть, им просто смешно. Они возят меня по коридору на каталке и обсуждают доктора.
Но вот наш доктор вернулся и привёл с собой такого же молодого хирурга. Тот зачем-то попросил меня подуть в трубочку: проверить, насколько я пьяная. Не понимаю, какая разница, сколько я выпила. Главное, что у меня дырка в голове — из-за дискотечного шара! Хирург не может поверить в историю про шар, он думает, что мы врём или даже бредим.
Он строго спрашивает:
— Это вы её ударили? Бутылкой?
— Нет, это не мы, это шар на дискотеке «Connection»!
— «Connection?» — переспрашивает хирург, дотрагиваясь до моего лба ватным тампоном. — Но это же очень приличное место, там никогда ничего такого не случалось!
— О, доктор, неужели вы там бывали? — интересуется Лукас, который уже совсем обнаглел.
— Бывал и посещаю регулярно. Но сегодня я дежурю в ночь, — строго отвечает наш хирург, пресекая тем самым дальнейшие расспросы, и заклеивает мне рану пластырем.
Я думала, меня будут оперировать под общим наркозом, произведут бескомпромиссную лоботомию, а потом зашьют мне голову суровыми чёрными нитками крест-накрест. Но нет, такого веселья не предвидится. Всего лишь перекись водорода и квадратик детского пластыря с нарисованными муми-троллями.
Когда мы выходим из дверей больницы, на часах уже пять. Я настолько хорошо себя чувствую, что могу спокойно ехать домой сама, но мы решаем всё-таки, что ребята меня проводят и переночуют у меня на случай, если мне станет плохо после всех приключений.
Ночь прошла спокойно, и было утро, и наступил день. Когда я встала, дома уже никого не было. Я посмотрела в зеркало — и не испугалась. Пластырь на лбу отлепился, и я увидела рваный маленький шрамик, который, скорее всего, через какое-то время исчезнет. Хотя в этот момент он выглядел довольно-таки кровожадно. Потрогала лоб и почувствовала под пальцами что-то твёрдое. Это был кусочек зеркала, которое оторвалось от дискотечного шара и застряло под кожей, а рафинированный хирург в коротком халатике даже не удосужился посмотреть, как обстоят дела. Ясно, помазал рану антисептиком и залепил пластырем. Я выцарапываю осколок из-под кожи и пишу Брайану эсэмэску: «Доктор пидорас. У меня в голове застрял кусок шара». В ответ приходит эсэмэска такого содержания: «Только что был в душе, смыл с себя твою кровь. Доктор пидорас».
Мы решаем встретиться в кафе, недалеко от театра вчерашних действий. Только что расстались и уже соскучились друг по другу. Как здорово, что Лукас приехал к нам в гости! Всякий раз, как я его вижу, выясняется, что он теперь живёт в другой стране. Заканчивается один контракт, начинается другой. Когда я уехала из Питера в Мариехамн, он ещё пару месяцев прожил без меня на исторической родине, а потом, кажется, отправился в Нью-Йорк. Страны проживания он меняет, как перчатки. Ах да, перчатки же сейчас не носят. Меняет, как мобильники!
Настроение у меня боевое, я наряжаюсь в самое летнее, самое открытое белое платье и сандалии на каблуке. Бегу по солнечным воскресным улицам — и на меня все смотрят. Голова у меня ни разу не закружилась! Сейчас мы встретимся и будем сидеть в уличном кафе, разглядывать проходящих мимо мальчиков и сплетничать. Я закажу себе эспрессо и апельсиновый сок. Ну а Брайан закажет, как обычно, латте. И вот мы будем так сидеть, а вокруг будут ходить туристы из всех стран мира, которые понаехали в наш Стокгольм. И они станут щёлкать фотоаппаратами, чтобы увезти картинку домой и показать знакомым эту улицу, самую красивую улицу в мире, самый-самый лучший город из всех. Туристы уедут, а мы останемся. Нам никуда не нужно уезжать, и мы можем вернуться в это кафе, например, завтра, и послезавтра, и ещё много-много раз, когда будет угодно! Я всегда прихожу в восторг от таких мыслей.