Разоритель
Шрифт:
– Аристокл прямо не утверждал, что боги вечны. Он говорил только, что они неизменны, - попробовал подобраться с другой стороны Тим, - а это разные вещи. Неизменное существует неизменно на всём протяжении своего бытия, но может перестать быть...
– Олле, олле!
– это снова был Сервин. Выслушав в ответ нестройное "олле'ла!", он бесцеремонно протиснулся поближе к Турну. Антор подумал о том, что энергичные провинциалы с толстой мошной умеют быстро заводить знакомства. Наверное, решил он, всё дело в толщине мошны: богатство придаёт уверенности в себе.
–
– он понизил голос, видимо собираясь сказать нечто важное. Но в этот момент снова ударил гонг.
Голоса тут же пресеклись. В наступившей тишине был слышен только шорох женских нарядов.
Гости поворачивались лицом ко мраморному возвышению, на котором уже стоял хозяин замка.
На сей раз старый дом был одет в родовые одежды. На нём была мечная перевязь и короткая, почти куцая кольчуга со следами огня. Предок нынешнего хозяина замка, великий дом Сеназа Красная Голова, сгорел в этой кольчуге, упав в струю драконьего пламени.
– Олле, друзья мои! Сегодня, в мой праздник, день Сеназы, - начал он, полуприкрыв веки и высокопарно растягивая гласные, - в тот день, когда четыре дюжианды лет назад основателю моего рода, первому домину Сеназы, за уничтожение драконьего логова в холмах, был пожалован в ответственность этот остров, я, нынешний дом Сеназа, объявляю о своём наследнике...
Зал замер. У дома Сеназы было несколько сыновей, но капризный отец никак не мог выбрать продолжателя рода - несмотря на гигантские суммы, которые он тратил на детей от лучших матерей Арбинады. Несостоявшиеся наследники, впрочем, не слишком об этом сожалели: их больше привлекала наука, торговля и архитектура, чем страховое дело, землеведение и юриспруденция, входившие в обычный круг забот Сословия. Второй сын Сеназы, знаменитый мастер Неро, недавно вошёл в круг зодчих строящегося на Рее Храма Всех Богов.
– Я объявляю своим продолжателем и наследником сына, который был рождён три дюжины дней назад от моего семени. Я хотел бы видеть его новым домином Сеназой, когда моя жизнь подойдёт к концу...
Старик сделал паузу.
– Ребёнок был рождён доминой Нелией, от её крови и жизненной силы. Да будет он достоин благородной матери!
Раздался шорох платьев и шум одежд: все оборачивались, чтобы посмотреть на Золотую Лисицу. Та горделиво выпрямилась, вкушая заслуженный триумф.
– Счастливое соединение, золотое потомство!
– крикнули из зала. Мужчины подхватили крик, и только умиротворяющий жест старого домина снова погрузил зал в тишину.
– Теперь она может поставить точку, - шепнул Турн, - родить нового домина Сеназы - куда уж больше... разве только принеси потомство самому дому Рею! Интересно, во что ему это обошлось?
– Это мы сейчас узнаем... Но каков старик!
– так же тихо прошептал Антор.
– Я думал, он уже бессилен.
– О... я слыхал, что Золотая Лисица поднимет и мёртвого, если ты понимаешь, о чём я, - хихикнул Турн, и тут же прикрыл рот рукой: на них начали оборачиваться.
– Внесите младенца!
– распорядился старый дом.
Появилась дородная нянька, держащая в руках свёрток из блестящей парчи. Крохотное личико было едва заметно под накрученными на тельце пеленами. Ребёнок спал: наверное, ему дали вина, чтобы он не проснулся и не испугался шума и света.
Следом за ними вышел жрец Справедливости, одетый в чёрное.
– Подтверждаю и свидетельствую, что ребёнок действительно зачат от высокородного домина Сеназы, по добровольному согласию высокородной домины Нелии, - чётко и ясно произнёс жрец Справедливости .
– Ребёнок появился на свет совершенно здоровым, весом тринадцать с половиной гонгурских мер и ростом в гонгурский малый локоть с четвертью. Подтверждаю, что домин Сеназа признал своё отцовство перед жрецами храма Справедливости. Подтверждаю также, что домина Нелия в присутствии жрецов храма получила в уплату за сына...
– здесь жрец сделал выразительную паузу, - дюжианду дюжианд дюжианд золотом, столько же серебром, и столько же красной медью.
Тихий шепот недоверчивого восхищения прошёл по залу.
Бледное лицо старого дома чуть тронула краска.
Дом Гау невольно присвистнул.
– Золотой ребёнок!
– крякнул Турн.
– Такую кучу денег может выложить только дом Сеназа. Или Сервин, если не разорится на очередном своём дельце... Олле, олле, ты меня слушаешь?
Антор не слушал. Он смотрел на парчовый свёрток, с величайшим почтением удерживаемый на весу няней, и думал о том, что его отец заплатил за него, домина Антора, всего-навсего двадцать дюжианд серебра и столько же меди - и почти разорился на этом.
И сейчас, здесь, в огромном зале, среди всей этой роскоши, бьющей в глаза, он вдруг почувствовал, будто его опять заставляют съесть кусочек мяса - а он никак не может его ни проглотить, ни выплюнуть.
И ещё: он не может больше оставаться здесь ни единого мгновения.
Бедолага Турн, глядя на друга, стремительно идущего к выходу и толкающего расступающихся гостей, отпустил неуклюжую шуточку насчёт отхожего места. Антор её услышал - и отчасти понял несчастного дома Гулега.
Он не соображал, куда и как шёл.
Через какое-то время, очухавшись, он осознал, что стоит и тупо рассматривает какие-то статуи: ноги привели его в галерею.
Антор оглянулся. Вокруг тихо мерцали сокровища дома Сеназы. Чужое богатство. Которого у него никогда не будет. Может быть, заняться коммерцией? Антор вздохнул: он не верил в свои способности к умножению капиталов. Даже покупая медовую лепёшку, он всегда переплачивал, потому что не умел правильно торговаться. Наука? Он хорошо учился, но не чувствовал склонности ни к каким определённым занятиям. А для того, чтобы прославиться и разбогатеть на учёных изысканиях, нужно быть одержимым... Как Гулег. Или хотя бы как этот Турн, у которого денег и без того как костей в драконьем логове...