Разорвать порочный круг
Шрифт:
— Давай я принесу тебе воды? — она ласково посмотрела на Рамси и поправила сбившиеся волосы, хоть немного стараясь пригладить их. Ей трудно было сказать, зачем делала это, ведь взлохмаченная голова мужа абсолютно не раздражала её, скорее наоборот — добавляла желания разлохматить еще больше, чтобы вихры торчали во все стороны. Однако почему-то захотелось поступить совсем иначе. Когда же Рамси чуть отсел назад и с неуверенностью взглянул на неё красными, заплаканными глазами, а потом совсем незаметно - Волчица даже подумала, не померещилось ли это ей, - кивнул головой, добавила: — Я быстро.
Вставая с постели, дочь Старка нежно провела ладонью по щеке и голове мужа и, заметив, с каким
— Сейчас вернусь, это много времени не займет. Хорошо?
Она, дожидаясь от мужа четкого ответа, не убирала руки от его лица и не двигалась с места. Желая придать ему хотя бы немного уверенности и заверить, что все было в порядке, Санса подсела поближе к нему и, не прекращая нежно трепать за щеку, стала усыпать лоб и висок невесомыми поцелуями.
Видя, как Болтон постепенно расслабился и теперь смотрел на неё куда более спокойно, она остановила поцелуи и, встретившись с ним взглядом, тихо прошептала:
— Сходить за водой? — когда же услышала заветное «Да», улыбнулась, еще раз чмокнула Рамси в лоб и после этого заспешила в общую комнату, торопясь скорее вернуться сюда с водой.
========== Отпуская ==========
Из соседней комнаты доносился стук деревянной утвари, а наравне с ним слышался и более высокий и звонкий стук посуды. Из-за неплотно прикрытой двери хоть и не открывался обзор на общее помещение, однако прорывались в спальню шорохи и позвякивания из второй комнаты, позволившие отслеживать передвижения Сансы. Ожидание возвращения жены выходило более продолжительным, чем рассчитывал на то Рамси, однако долетавшие до его ушей звуки и услышанные от жены заверения, что она вернется, возымели свой эффект и превратили всю ситуацию в менее напряженную для него.
В тот миг, когда Волчица уже было собралась покинуть покои, Болтон ощутил настоящую панику, которая обрушилась бы на него в полную силу, лишь жена ступила бы за порог этой комнаты. И, когда Санса внезапно присела обратно на постель, он чуть было не кинулся к ней, чтобы ухватиться за нее и помешать уйти. Чудом сдержавшись, а точнее просто-напросто не успев сделать ничего из этого, он застыл тогда на месте, словно пригвозденный, и только и мог, что смотреть на Волчицу и пробовать понять, передумала ли она уходить. Не сразу ему удалось прийти в себя и успокоиться, а еще более трудным стало принять решение поверить и довериться ей. Лишь спокойствие рыжеволосой девушки и ее приятность помогли Рамси сосредоточиться на ней и на настоящем, и он, уловив, что принятие решения предоставлялось ему, а вместе с тем убедившись, что Санса не намеревалась причинить ему боль или страдание, нашел в себе силы отпустить ее.
Когда за дверью стали слышны шаги дочери Старка, сердце в груди бастарда забилось быстрее да перед глазами всё поплыло и размылось от появившегося на долю секунды головокружения, что ровно так же быстро исчезло, оставив позади себя слабость и спутанные мысли. При виде вошедшей в спальню Волчицы в мгновение ока воспрявший духом и наполнившийся радостью, Рамси с заметным облегчением на лице посмотрел на нее и обратил внимание, что вернулась она сюда не только с чаркой, но и с двумя глиняными тарелками
Рамси следил за каждым движением Волчицы, наблюдал за тем, как она поставила наполненные чем-то миски на прикроватную тумбочку, рядом с ней — чарку и, почему-то улыбаясь ему краешками губ, присела на постель. Почему она улыбалась? Что ее обрадовало? Ему тоже надо было улыбнуться? У него были причины для этого?
Не зная, как поступить, он в растерянности и неуверенности взглянул на девушку, а черты лица той, к непониманию последнего, внезапно смягчились, и она тихо произнесла, дотрагиваясь рукой до его щеки:
— Все хорошо, я принесла тебе воды и ужин, — Санса ласково гладила его по лицу и убирала с глаз выбившиеся пряди. Эти прикосновения теплой руки к коже были сродни дуновению ветра в разгар жаркого дня: успокаивали и расслабляли, и хотелось, чтобы Волчица не прекращала свои ласки. Пускай спрашивает, о чем только пожелает, только пусть говорит все тем же мягким, воркующим голосом в размеренном, ласкающем слух тоне. — Будет лучше, если ты поешь, ведь тебе надо набираться сил, чтобы рана хорошо заживала.
Санса была права, говорила о том, что действительно ему было необходимо, и было приятно и необычно осознавать такое. Впервые кто-то так заботился о нем, знал, в чем он нуждался и что было лучше для него. Рамси готов был попробовать довериться Волчице и пламенно про себя желал, чтобы она оправдала оказываемое ей доверие, помогла разобраться в происходящем и позаботилась о том, чтобы он находился в безопасности. Он очень нуждался в этом сейчас, когда ни в чем не был уверен и не чувствовал уверенности в самом себе. Неприятно было признаваться себе, что ему было страшно выйти из этого дома, оказаться там, снаружи, где он ничего не смог бы контролировать и не смог бы защитить ни себя, ни Сансу. Однако, к сожалению, пока ничего с собой поделать не получалось. Наверное, это было временным, он просто еще не полностью отошел от нападения разбойников и нуждался в отдыхе.
Ладонь жены приятно и аккуратно касалась лица, отчего внутри все трепетало и забывался даже давший о себе знать голод. Наслаждаясь уделяемым ему вниманием и нежностью, с которой прикасалась к нему девушка, Рамси прикрыл глаза и прижался к ее руке, которая теперь задерживалась не только на его щеке, но и касалась шеи, головы, затылка, время от времени опускалась к изгибу шеи, и проскальзывая под ворот рубахи, поглаживала и там. Ласки Волчицы были столь приятными и желанными, а от маленькой улыбки на ее губах, с которой она смотрела на него, в груди зарождались тепло и легкость и начинало неудержимо тянуть к жене, возникало желание придвинуться к ней поближе. В один миг Болтону даже захотелось прижаться к Сансе и просто сидеть, положив голову ей на плечо, и ощущать, как ее рука будет бегать по его спине и плечам, перебирать волосы, вызывая своими щекотливыми касаниями мурашки по телу. Однако внутри продолжал срабатывать некий стопор, о который спотыкалась решительность, и не хватало понимания того, было ли ему позволено коснуться жены или нет: ведь бастард опасался разозлить или раздражить ее — вдруг она тогда уйдет?