Разрешаю поиграть
Шрифт:
– Это наша спальня - шепчет он опуская меня на шелковые простыни - я так давно хотел показать тебе наш дом. Полагал, что придется упрашивать, но нет, ты сама пришла ко мне. И, возможно, я ошибаюсь думая, что это часть твоего плана. Нельзя же так имитировать удовольствие - так и тянет сказать, что все можно, если знать как.
Людовик сдергивает с меня остатки платья и принимается сам раздеваться, ну наконец-то! Думала не доживу. Он ложится на меня. Смотрит так, словно силится что-то понять, ну-ну, флаг в руки.
– Я люблю тебя,
– Слышу - вот только не это надо было мне говорить, тебе стоило попросить прощения, для начала. И может тогда бы, моя рука дрогнула, не остановилась, нет, но дрогнула бы.
Он двигается осторожно, целует мое лицо и в какой-то момент пытается коснуться волос. Пора. Потом, могу и не успеть. Я приподнимаюсь, словно сама насаживаясь на него и прижимаюсь губами к губам Вика. Он, кажется, на пике наслаждения и оттого прикрывает глаза. Рука моментально находит в прическе шприц. А теперь главное не ошибиться, нельзя ошибиться, иначе вместо мести, я просто подарю ему спокойную смерть.
Сосредотачиваюсь. Заставляю его замереть, сжимая мышцами его член внутри себя и когда он не пытается больше двигаться колю. Резко, быстро, до упора.
Дергается, ударяя меня головой о спинку кровати. Подскакивает, вырываясь из меня и моих рук. Замечает шприц. Лицо искажается ненавистью. Бьет. Сильно, жестоко, до хруста костей. Сначала по щеке, затем по рукам, которыми я стараюсь прикрыться. Бьет, бьет, бьет… Не больше пары минут, но этого достаточно, чтобы я оказалась покрыта кровоподтеками. Когда он заносит надо мной руку для очередного удара, она вдруг плетью виснет. А затем и сам Людовик начинает оседать и в итоге падает на кровать, я чудом успеваю увернуться и не быть погребенной под ним.
– Что это за дрянь?! Какой яд ты мне опять вколола? Думаешь, сможешь меня убить, сучка?! Не выйдет!…
– Знаю - я еле ворочаю разбитыми губами, но все же отвечаю ему:
– Это не яд, Вик. Ты не заслуживаешь такой легкой смерти. И никогда ее заслуживать не будешь. Да и вообще, как я могу позволить тебе умереть, прекрасно осознавая, что твоя смерть может принести массу неблагоприятных для меня последствий? Нет, милый, ты получишь все сполна. Весь спектр ощущений!
– О чем это ты? Детка, не зли меня, ты же знаешь, что расплата…
– А не будет никакой расплаты! Это конец, дорогой! Я вколола тебе особенный коктейльчик. В нем чего только нет, но преобладает тиопентал натрия. Весьма полезная вещичка, благодаря которой можно усмирить даже самых непокорных. Сейчас ты чувствуешь, как тебе начало отказывать тело, но не спеши с выводами, это не тело тебе отказывает, а твоя моторика. Скоро откажет мимика, затем речь. Нет, “овощем” ты не станешь. Ты будешь все понимать, чувствовать и при этом больше никогда не сможешь без посторонней помощи и головы повернуть, впрочем, как и свести счеты с жизнью. Готовься провести остаток своих дней бревном. И пока тебе не отказала
Он смотрел на меня, а его глаза ничего не выражали. Ни страха, ни упрека, ни ненависти, ни усталости. Ничего.
– Ты пожалеешь об этом, Детка. Хотя, разрешаю тебе начать жалеть с этого момента… агхх - рхааа…
– И как всегда ты упустил свой шанс. Мог бы покаяться… Жаль - жаль, как был жалким ублюдком, так им и сдохнешь, но не сейчас и не в ближайший десяток лет, я надеюсь ты окончательно свихнешься, но вот узнать наверняка вряд ли кто сможет - пара кликов на мобильнике, что я обнаружила в его штанах - это Скорая? Мужчине стало плохо. Записывайте адрес…
А все-таки ночной Лондон - дрянь. Не нравится он мне. Я не чувствую величия в этом городе. Только боль и гнет кровавых лет прожитых на этих улицах. И ничто не в состоянии помочь этому месту. Сколько бы не пытались улучшить фасад нутро остается прежним. Ночью из-за огней фонарей и ярких вспышек витрин это не так сильно заметно, но все же, стоит выйти к Темзе, оглянуться на Тауэр и ощущение, что это место полно боли возвращается.
Это моя последняя ночь в Лондоне. И я постараюсь запомнить ее. Это вообще моя последняя ночь в прошлом, с которым я теперь уже точно прощаюсь навеки.
– Я не знаю кто это, но если это какой-то розыгрыш то пошли вы…
– Это я.
– Киса?! Ты где, что с тобой?! Ты почему пропала?
– Сколько вопросов, Лала, ты такая любопытная, прямо не сестра, а мартышка. И не смей рыдать в трубку, я все слышу. И единственное зачем я звоню тебе, чтобы сказать, что теперь моя семья может спать спокойно. А я начинаю так жить.
– Киса…
– А теперь я и правда, прощаюсь с тобой навсегда. Будь счастлива и поцелуй за меня брата.
Я отключаюсь и бросаю мобильник в реку.
Да, моя жизнь теперь будет другой.
И не собираюсь я для этого ждать рассвета. Ночью мне как-то привычней.
Хотя… Рассвет наступил, две минуты тому назад. Не вышло быть оригинальной.
Впрочем, теперь я могу быть просто самой собой. Ведь мне все же удалось сделать это. Уничтожить свой самый большой страх.
Я стала свободна.
Навсегда.
Эпилог.
Лучшее алиби - быть жертвой.
– А ты уверен, что оно ничего не понимает?
– Конечно! И хватит переспрашивать уже в сотый раз! Сколько мне тебе объяснять. В этом крыле только тех пылятся, кто точно уже никогда не сможет вернуться в человеческий вид, они “овощи” и их до сих пор не отправили на тот свет только потому, что за них платят не хилые бабки. Сечешь? Так что тормози уже со своим сыкоством! Ты мне заплатил? Заплатил. А дальше уже как хочешь! Можешь развлечься с этим двуполым, а можешь валить! Никого не держу.
– Да ладно тебе. Ты только дверь запри, не хочу запалиться.