Разрешенная фантастика – 1
Шрифт:
Кнут, обходя большие валуны, ругался про себя на всех известных ему языках галактики. Высохшая фиолетовая травка противно похрустывала под подошвами. Но он смотрел не на неё, а вперёд – на корабль, и вбок – на Солнце.
Ему было о чём побеспокоиться и подумать.
Голубой Карлик, конечно, не сахар!
Но ведь док Престон сделал им все необходимые прививки, и теперь члены экипажа свободно могли работать под обжигающими лучами хоть весь день! Что же до вспышек… Ну бывают, наверное, здесь и вспышки, и протуберанцы, и активная фаза, и… Всё остальное, что вычислили капитан Майерс и бортовой компьютер. Да, что-то такое им как раз и предстояло в ближайшие часы. Аномалия в короне уже была отлично различима. Похоже, серия мощных протуберанцев вытянет щупальца на миллионы миль в космос.
Но чтобы вот так, без подготовки, и словно покорные кролики, сунуть голову в…
Пасть льва? Вряд ли. В-смысле, вряд ли экипаж решится.
Хотя аборигены, «дети Маа», как они себя называли, вовсе не производили впечатления коварных лицемеров, что вначале улыбаются, а когда отвернёшься – вонзают нож в спину…
В том-то и дело, что дистанционное снятие и запись сканнерами энцефало– , тэта– и всех прочих «грамм» не выявило склонности к обману. То есть, если абориген говорил «Да» – он и думал «да», если «Нет» – то – «нет». Никаких посторонних возмущений, что говорили бы о расхождении слов с делом, с мыслями.
Похоже, им попалась на редкость порядочная раса. Вот только внешний вид…
Особенно когти и зубы. Н-да.
За неделю общения, когда выясняли, что именно, и в каком объёме желательно привезти в качестве товара сюда, и что из ископаемых может предложить взамен племя Моисея, Кнут, по роду работы чаще других общавшийся с Вождями и Помощниками, изучил манеры и поведение «сынов Маа» неплохо.
Ну вот не производят они впечатления расчётливых жуликов, готовых заманить под надуманным предлогом экипаж в Лабиринты подземелий, убить, а затем расхитить и присвоить то, что им остро необходимо!
Они ведь вовсе не дураки. Понимают, что тогда не будет действительно больших и регулярных поставок…
– Ну, как там переговоры? – Бастер, стоявший сегодня «в карауле», если можно так назвать вольготное полулежание на шезлонге под брюхом челнока, и ковыряние травиной в зубах, традиционно разыгрывал вялый интерес к происходящему. Однако Кнут знал как никто: на самом деле интересуется Бастер только выпивкой и девицами. Которых наймёт не меньше трёх, на неделю, сразу после рейса, в первом же притоне у космодрома…
– Плохо. Моисей говорит, чтобы мы переселялись на четыре дня к ним в пещеры. Иначе нам – крышка! – Кнут провёл себе по горлу большим пальцем, и высунул язык.
Озадачив таким образом горе-охранника правдивой, в-принципе, информацией, Кнут полез по крутому трапу внутрь, даже не давая себе труда отвечать на недоумённые переспрашивания и ругань. Он был уверен – Бастер сейчас притащится в рубку.
И остальных тоже придётся туда позвать: как полноправные пайщики, они имеют право знать всё об угрожающей опасности.
– …это же бред собачий! Ты, Кнут, понавыдумал чего-то там про «солнце, бешенство, стирание мозга», и прочую х…ню – и хочешь и нас сделать идиотами! Да мы повидали столько солнц, сколько у этого твоего уродца прыщей на морде! А в логово этих вонючих лягушек я ни за что не полезу! – Билли, второй навигатор, уже не сдерживался, сжимая кулаки, и только что не матерился в отличии от многих уже высказавшихся.
– Не-е-ет! Солнце тут ни при чём. Он у нас хи-итрый, Кнут-то… Он просто хочет, чтобы мы все, словно покорные бараны на бойне, сами припёрлись, и подставили свои шеи под кремниевые ножи чёртовых ящериц! А его-то ящерицы оставят в живых. И наши паи достанутся ему… – трюмный Лёсс Хокинг во всём видел подвох, отродясь с инопланетянами не «якшался», и не собирался покидать уютный кубрик. Не говоря уже о том, что при дележе не было более дотошного, а во время любых работ – более ленивого и безалаберного ворчуна.
Кнут чувствовал, что по лицу идут красные пятна, но возразить ничего не успел.
Капитан Майерс встал. Все заткнулись.
– Довольно бессмысленной болтовни. Так мы ни к чему не придём. Все мы тут равноправные пайщики, и каждый имеет право высказаться… И побеспокоиться о своей жизни так, как считает нужным и правильным! И мозг есть у каждого. Кнута мы выслушали. Никто никого ни к чему принуждать не собирается.
Поэтому сейчас поступим просто: проголосуем. Кто… Считает, что предупреждению аборигенов можно верить, и нашим жизням угрожает опасность, которую не сможет предотвратить бортовая защита?
Кнут, поколебавшись несколько секунд, поднял руку. Не без удивления он обнаружил, что к нему присоединился механик Москалёв, и биолог-чех.
Остальные двенадцать пайщиков с ехидными усмешками, и покачиваниями головами, рук не подняли. Капитан кивнул, словно успокоившись:
– Отлично. Вы, трое. Забирайте всё, что считаете необходимым, и – вперёд! Время у вас ещё есть. Мы же… Обещаем, что если через неделю вы не вернётесь, жестоко отомстим за вашу безвременную… И так далее.
Кнут, всегда не без оснований полагавший, что капитан его недолюбливает, почувствовал некий зуд внизу живота. А что, если высадив их, экипаж «передумает», и просто… улетит без них?
Для Трибунала запись вот этого общего собрания пайщиков вполне сгодится в качестве доказательства. Доказательства того, что они добровольно, и «с песнями…» ушли с челнока сами. Чёрный ящик Отца ведёт все записи автоматически. И уничтожению они не подлежат. Разве что вместе с кораблём – в горниле какого-либо солнца.
Однако отступаться от решения поздно – сам ратовал за…
– Ламми, – капитан повернулся к коку, – Упакуй им пайков на троих на… Десять дней. Воду налейте в канистры сами. Всё. Вопросы, пожелания?
– Капитан, сэр… Просьба: не надо «мстить за наши загубленные жизни», даже если мы не вернёмся… И ждите нас не семь, а хотя бы – десять дней! Наших, стандартных.
Мало ли: вдруг вспышка затянется…
Кнут говорил спокойно, но губы пересохли. Остальные его «напарники» не сказали ничего. Похоже, после бурно проведённой «дискуссии» – если так называть простую склоку – уже не видели смысла.
– Хорошо. Обещаю подождать десять дней. У нас пока не горит. – все задвигались, заскрипели стульями, заулыбались и захихикали.