Разрешенная фантастика – 1
Шрифт:
Возможно, кто-то слишком глубоко зарылся в почву, чтобы сохранять тепло. Возможно (как думал человек вначале), кто-то молча готовит коварное нападение, чтобы разграбить их поселение, или попросту отобрать его, перебив всех.
А, возможно, уцелевшим было далековато до Австралии. Да и не до неё…
Но за сорок лет человек почти убедился, что больше на планете никто из людей не выжил.
Собственно, он исходил из этой предпосылки с самого начала.
Поэтому сразу составил Свод Новых Законов.
Обеспечить они должны были не больше ни меньше, как – выживание Человечества. (в этой реальности)
Все члены Колонии, осознавая свою ответственность перед будущими поколениями, приняли Свод добровольно… Ну, или почти добровольно.
Так как всё наличное оружие находилось в руках капитана и его офицеров, главное, заложившее нормы поведения на будущее, Собрание, прошло нормально.
Для человека.
Активно несогласных с Новым Порядком, человек, во избежание склок и Гражданской войны местного масштаба, лично пристрелил. Остальных отправил в Изгнание. Из которого, впрочем, «осознавшие» и «раскаявшиеся» могли вернуться. Ну а то, что таковых не нашлось, человеку было только на руку: никто больше не пытался оспорить его Решений.
И пусть он выглядит (Он это отлично осознавал!) при этом ничуть не «гуманней» Гитлера, или Чингиз-хана, ему наплевать: ситуация не располагает к соплям в виде демократии. Нужно любой ценой выжить.
А Диктатор для их «случая» подходит лучше всех остальных «вождей».
Вот он и командовал так, как считал нужным. Валюнтаризьм-с, мать его!..
Поэтому все двадцать девять способных к продолжению рода женщин были теперь почти постоянно беременны, а восемнадцать из шестидесяти двух мужчин занимались только кормлением, воспитанием и обучением подрастающего поколения.
Те из женщин, у которых уже закончился продуктивный период, но силы ещё сохранялись, помогали им в меру способностей. Впрочем, человек был толерантен, и по мере возможности гуманен: недееспособных стариков не выгоняли из Колонии, а кормили, одевали и ухаживали за ними до самой смерти. Человек старался, чтобы в вопросах Морали его Племя сохраняло человеческий облик.
Остальные же половозрелые мужчины работали в поте лица: «охотились». То есть, добывали необходимые для выживания продукты и инструменты, в Городе, и на окружающей территории. Чинили механизмы корабля, шили одежду, изготовляли копья, стрелы и луки. Хотя, как все уже поняли, что-то живое и реально опасное для колонистов могло появиться здесь только лет этак через двести. Да и то – если случайно залетит, например, с Марса. Ну а на родной планете, кроме бацилл и вирусов, они и правда, уже вряд ли кого увидят. Из людей.
Но человек всё равно заставлял делать копья и луки, и тренироваться в их использовании, так как ещё не был уверен, что патроны за эти века не испортятся. Всё же он опасался других, отсидевшихся в Бункерах, мародёров, готовых ради куска хлеба на всё.
Благодаря тому, что Свод Законов приняли и утвердили в первый же год, большинство девочек, родившихся от первых восьми женщин Экспедиции, уже вовсю пополняли число колонистов, и выживание крохотного «рассадника» будущего человечества хотя бы на первый век было обеспечено. Однако ничто так не беспокоило человека, как крохотный генофонд: чтобы не выродиться, нужна чужая, свежая кровь!
Но поскольку взять её теперь уж точно было не у кого, Колония больше не тратила сил и средств на поиски других выживших, а грамотно строило политику «перекрёстного скрещивания». Которое, конечно, не могло сильно нравится дамам… Но никому ведь не хотелось «отправляться в изгнание».
Поэтому теперь практически все члены Племени оказались связаны узами Кровного Родства. (Всё-таки – меньше шансов, что кто-то захочет кого-то убить!)
И если во Втором Мире царило «продвинутое» средневековье, здесь медленно и последовательно шли к классическому первобытно-родовому строю.
Это было неплохо: родственники лучше понимают друг друга. И потребности родного (не по номинальному названию) Племени. Да и субординацию поддерживать легче: среди «правящей» горстки приближённых – только родственники.
А вот плохо было другое – человек старел, и осознавал близкий конец этого тела. Тогда ему придётся выбрать: в кого вселиться, чтобы руководить дальше.
Ведь у него здесь три старших, и ещё семь младших детей. И это – только мальчиков. Ох, перегрызутся за эту сладкую игрушку: абсолютную Власть…
Ладно, эта проблема решится сама-собой. Ещё лет семь-восемь он здесь продержится.
Главное, что ему здесь было нужно, человек своими новыми, обострёнными и углублёнными возможностями, уже определил: на поверхности действительно пусто. В двух же особо глубоких Бункерах…
Всё ещё кто-то шевелится.
Но, похоже, у них случились не то – мор от какой-то подцепленной «наверху» заразы, не то – междуусобица из-за запасов пищи. Выжившим пяти мужчинам и трём женщинам не до «экспедиций» по полярной тундре, в которую сейчас превратились три четверти бывшей суши.
С другой стороны, и его людям, даже за «новым генетическим материалом», отправляться в Милуоки смысла нет.
Значит, его Колония-Племя должна выжить любой ценой! В соответствии с этим он и раздавал, вселившись, новые указания, и обходил лично все ключевые места.
В первую очередь – котельную.
– На сколько ещё хватит дров? – он глядел, как дежурный кочегар, мальчишка девяти лет, подбрасывает поленце, придирчиво изучив, съел ли огонь предыдущее.
– На три месяца, сэр. Ну, это с учётом того, что летом топить можно будет потише. – всегда сопровождавший его в обходе старший сын, которого уже с детства он пытался подготовить к новым обязанностям, знал на корабле обо всём. Отвечал собрано, кратко. И мог, как и почти любой другой мужчина, самостоятельно починить почти любой агрегат. Единственное, что человека в нём не устраивало – злобный нрав и взрывной темперамент.
Вот уж если дать ему бразды правления, дедушка Сталин будет отдыхать! Зато колония точно – не погибнет. Уже сейчас его отпрыск сам, буквально с педантичностью ищейки, выискивает недоделки и упущения, и почти всё исправляет. Сам. Или с помощью дежурных механиков, бригада которых дежурит посменно у всех важнейших механизмов и аппаратов.
Теперь – в ясли. Они прошли тесным, полутёмным, провонявшим прогорклым жиром из коптилок, утеплённым коридором.
В яслях от неистребимого запаха детских нечистот буквально резало глаза. Как бедные женщины здесь работают… Может, привыкли, принюхались? Он поторопился протиснуться мимо рядов с кроватками со спящими или орущими будущими членами Колонии в диспетчерскую яслей.