Разрешенная фантастика – 2
Шрифт:
Да и то сказать – десять месяцев зимы с её метелями и сорокаградусными морозами доконают кого угодно. Досадно только, что вот – казалось бы, наконец пришла долгожданная весна, живи, работай, отдыхай в выходные на просторах девственной природы…
Ан – нет. Природа защищена. Причём – защищена от любого вторжения теплокровных существ. Сколько придётся теперь ждать в тесноте страхующего Корабля, ответить никто не может.
И если Комиссия, запрошенная полковником Муром из Администрации метрополии не сможет решить вопрос с глобальным уничтожением дьявольских насекомых, планету, как ни жаль, придётся оставить.
Это понимали все. В том числе и Шайна. Глотая слёзы, она прижимала к груди маленького Дика, сознавая своё полное бессилие, и беспочвенную (как оказалось), но от этого не менее свирепую ненависть (О-о!.. Она была в этом уверена!) к этой подлой свинье Брендону.
Если бы кто мог забраться в мозг Уэбстера-младшего, там он не без удивления обнаружил бы огромную любовь и теплоту к отцу. И… весьма сложные и противоречивые чувства к матери. Не последним из которых был страх.
Совещание проходило в кабинете полковника. Поэтому в небольшой комнате все вызванные лица разместились не без труда. Кому не хватило кресел и дивана, сидели на позаимствованных из других кают стульях, или даже стояли.
Здесь были все, отвечающие за нормальное функционирование Корабля, начальники всех восьми Лагерей, их заместители, и штатные учёные – биологи, химики и врачи.
Курить не разрешалось, так что многие тихо переговаривались и почёсывались, пока не пришёл сам полковник. Все встали.
– Садитесь, садитесь. – полковник быстро прошёл за свой стол, и сел сам. – Я только что разговаривал с заместителем Председателя Совета Директоров. Комиссия вылетает завтра. Значит, у нас они будут… не раньше чем через сорок дней. Если будет принято решение закрыть Колонию, обратно полетим на двух кораблях – нашем, и том, на котором прилетит Комиссия.
Если же Колонию решат оставить, вероятней всего будет принят какой-то план по глобальной зачистке Краб КР– 3/239 от насекомых, названных «Оса Нью-Вашингтона». Другие варианты действий пока не рассматриваются.
Генетические материалы, которые мы отослали, позволят выработать пестициды, поражающие только данный вид. Остальные виды, если я правильно выражаюсь научным жаргоном, эндемичны. И опасности не представляют. – вопросительный взгляд в сторону Алана Маккаффи.
Пожилой учёный кивком подтвердил, не спеша, впрочем, что-либо добавить.
Полковник, свирепо посмотрев на поверхность стола перед собой, и не найдя там ничего утешительного, продолжил:
– Столь длительное совместное проживание на корабле такого класса более семиста человек, инструкциями, насколько я помню, не оговорено. Ещё ни одна Колония не сталкивалась с реальной необходимостью всеобщей эвакуации. Даже на Роханне удалось предотвратить… Хм.
Поэтому приказываю. Начальникам Лагерей – обеспечить равномерное размещение людей в выделенных помещениях. Мы не должны допустить: А. Возникновения эпидемий из-за тесноты, и – Б. Возникновения конфликтов из-за этого же. Господин майор! – Мур повернулся к Посейдону Дарра, своему первому заместителю, – вам поручаю оборудование второй столовой, расширение штата камбуза и составление графика приёмов пищи так, чтобы исключить пересечение этих приёмов для членов всех Лагерей.
Далее. Лейтенант Смитсон, ваш взвод займётся очисткой подсобных помещений палубы «Ц» от законсервированного оборудования и запчастей, для последующего размещения там беженцев из Лагерей… – распоряжения командира Корабля были подробны и рациональны, поскольку отрабатывались многими поколениями Администраторов Министерства Колоний, и Армейского руководства Флота.
Каждый получил свою долю положенных указаний. Записал, или запомнил, в соответствии со своими привычками, и подтвердил, что задача ясна. В любом случае – забывшие, или что-либо недопонявшие всегда могли обратиться к записи: согласно правилам, все Совещания записывались оборудованием «чёрного ящика» корабля, и хранились вечно. Когда же Корабль списывали – дубликат записи передавался во флотский Архив.
Через час с небольшим полковник в последний раз обвёл всех нарочито спокойным взглядом, и получил последний утвердительный ответ.
– Теперь о главном. Я знаю, в связи со спешкой и неразберихой экстренной эвакуации многие не совсем в курсе произошедших событий. Меньше всего мы хотим здесь распространения преувеличенных слухов и глупых домыслов. Такое… недопонимание ситуации иногда ведёт… скажем так: к непредвиденным ситуациям.
Поэтому я хочу, чтобы вы в… э-э… неформальной обстановке провели общие собрания всех своих людей, и довели до них информацию о том, что, собственно, на планете произошло. И почему мы были вынуждены эвакуироваться. – полковник помолчал, ещё раз обведя всех жёстким взглядом. Затем сказав только – «Прошу вас, профессор», откинулся на спинку кресла.
Профессора Алана Маккаффи представлять совершенно не было нужды – присутствие крупнейшего авторитета по внеземным формам жизни на новой планете было его, так сказать, почти «почётной обязанностью».
Неторопливо распрямив согнутую годами и благоприобретённым в десятках экспедиций сколеозом спину, он прошёл к доске, на которой висел старомодный плакат из бумаги, повёрнутый чистой стороной наружу.
Профессор развернул его.
Ручкой он указал на самое на его взгляд, важное из нарисованного:
– Это – жало «Осы Нью-Вашингтона». К счастью, с ним из присутствующих практически никто не сталкивался лично, кроме доктора Надаля, – вежливый кивок в сторону сухопарого ветерана, – и доктора Гильденштерна, – снова вежливый кивок.
– Поясню, почему – к счастью. Прочность стержня этого жала такова, что позволяет довольно легко пробить почти миллиметровую пластину из алюминия, карболита, ситалла, не говоря уже о жести или толстом брезенте.
Поэтому люди, даже облачённые в стандартный скафандр, не могут считаться защищёнными: все четыре слоя легко пронзаются на глубину до одиннадцати миллиметров. А как вы знаете, толщина обычного скафандра не превышает восьми.
Теперь о яде. Нейротоксины, содержащиеся помимо всего прочего в весьма обширном мешке, – Маккаффи показал этот самый мешок, – вызывают чрезвычайно сильную боль. Фактически шок от этой боли полностью обездвиживает ужаленного, делая какие-либо конструктивные оборонительные, или нейтрализующие яд действия, невозможными.
Я имею в виду, – поспешил пояснить своё высказывание профессор, – что тот, кого укусили, не сможет не то, что убить осу, но даже самостоятельно ввести антидот, не говоря уже о том, чтобы наложить жгут на атакованную конечность. Если же укус будет произведён в туловище или голову, спасение…