Разрубленное небо
Шрифт:
Артем направился к стене школы и вытащил из прибитых к стене крепежных скоб длинный металлический бур.
— Называется «бур». Вот эта змеей загибающаяся вокруг стержня металлическая полоса у нас носит название винт Архимеда. В честь ученого человека, его придумавшего. Полоса на конце заострена, что твоя катана. Вертишь эту штуку по кругу, чуть надавливая, она вгрызается в почву, поднимая взрезаемый грунт наверх. Только время от времени надо вытаскивать бур и стряхивать грунт. Этим приспособлением легко проделывать скважины в земле, песке, глине и во льду. Внизу, у подножия холма, с той стороны такой вот штукой мы пробурили довольно глубокую скважину, докопались до воды. — Артем положил бур на место. — Пока наверх ученики таскают воду в ведрах. Дело
Хидейоши недоверчиво покачал головой.
— У нас тут где-то есть небольшая деревянная моделька винта Архимеда, на которой я ученикам объяснял принцип действия. Объясню и тебе, если интересно. Кстати, кузнец, которого я сюда переманил для работы, вне себя от счастья от ветряного горна, как он это называет… Ага, а вот и наши ученики. Ты, помнится, Хидейоши, что-то говорил о пользе в военном деле. Будет польза в военном деле. Сейчас ты ее и узришь, эту пользу.
Со стороны школы бежали двое пацанов, одетых в одинаковые серые куртки-косодэ, на левый рукав которых был нашит шеврон (все тот же черный квадратный контур на белом фоне), — у Ямомото-рю была своя униформа. Позади пацанов ковылял старый самурай Касунаги, тщетно стараясь их догнать.
Ученики остановились перед Артемом. У каждого в руках была небольшая плетеная коробка.
— Такаудзи, беги вниз! — распорядился Артем.
И Такаудзи, ни о чем не переспрашивая, рванул к воротам. Артем повернулся к брату и сестре Кумазава:
— Представьте себе на минуту, что вы оба — военачальники, которым нужно срочно передать приказ одной из армий, расположенных за многие ри от вашей ставки. Ну, придумайте какой-нибудь приказ!
— Какой еще приказ? — не понял Хидейоши.
— Да любой, Будда вас побери, какой угодно!
— Отряду военачальника Кумазава перейти реку и ударить во фланг, — сказала Ацухимэ. — Подойдет?
— Отлично, — кивнул Артем. Повернулся к оставшемуся на месте пацаненку: — Слышал, ёсимунэ?
— Слышал, господин даймё! — по-солдатски бойко выкрикнул малец.
— Действуй.
Пацан деловито опустился на песок, поставил перед собой коробку, раскрыл ее и достал из нее странное (только для Хидейоши и Ацухимэ, разумеется) приспособление: отполированное до полной офигительности металлическое зеркало, снабженное шторкой, к которой была приделана короткая веревочка. Ёсимунэ поймал зеркалом солнечный луч и стал дергать за веревочку, отчего шторка то открывалась, то закрывалась.
— И что это? — Хидейоши наблюдал за происходящим чуть ли не с открытым от удивления ртом. — Я не понимаю.
— Второй мальчик внизу ничего не делает, просто смотрит, — заметила Ацухимэ. — Я тоже ничего не понимаю.
— Сейчас поймете, а пока отойдем, — Артем сделал несколько шагов в сторону и жестом подозвал к себе обоих Кумазава. Он заговорил, чуть понизив голос: — Не будем мешать. Это работа пока еще требует от ребят полной сосредоточенности. Между прочим, очень толковый парнишка этот ёсимунэ. Все ловит на лету. Китайский за три месяца уже почти выучил, представляете? Монах-китаец не верит своим глазам. И ушам тоже не верит. Я надеюсь, когда парень повзрослеет, страна Ямато будет им гордиться. А его отец, между прочим, простой лесоруб…
По поводу ёсимунэ Артем мог бы еще добавить вот что. Он не знал, каким был, допустим, Леонардо да Винчи в двенадцать лет. Может быть, не вылезал из библиотек эпохи Возрождения и уже вовсю поражал всех умом и сообразительностью. А может быть, и наоборот, все детство носился по какой-нибудь Генуе, учился кое-как, чему-нибудь и как-нибудь, и лишь вдруг в зрелые годы пробило на гениальность. Всяко бывает. Однако по тому, какие поразительные успехи уже сейчас выдавал ёсимунэ, можно было надеяться, что из него получится что-то вроде гения. А папаша его, лесоруб, только рад был спихнуть одного из своих одиннадцати детей. Одним едоком меньше, и то прибыток. А поскольку даймё еще и заплатил за сынка, то прибыток выходил двойной.
— Все, господин даймё! — доложил ёсимунэ.
Артем замахал рукой, и второй пацан бегом бросился вверх по холму, вскоре ворвался в ворота школы и через секунду перетаптывался перед господином даймё и его гостями.
— Говори! — приказал Артем не лишенным торжественности голосом.
— Отряду военачальника Кумазава перейти реку и ударить во фланг, — отбарабанил ученик Ямомото-рю.
— Не может быть, — пробормотал Хидейоши. — Дословно! Конечно, сигналы войскам можно подавать с помощью дыма от костра или размахивая флагом. Но слово в слово приказ не передашь. Он все понял с помощью этой блестящей штучки?
— Ага. А еще с помощью солнца и тайной азбуки.
— Я поняла! — хлопнула в ладоши Ацухимэ. — Миганья заменяют слова. Но в темное время это бесполезно.
— Не совсем так, Ацухимэ-сан. В темное время зеркало со шторками заменяется фонарем со шторками. А дальше все то же самое. Чередование коротких и длинных миганий. Только учти, друг мой Хидейоши, что тут главное не солнечные лучи, а тайная азбука. Ей необходимо выучиться, запомнить все наборы сигналов, а это нелегко. У меня пока только два ученика освоили эту азбуку, другим дается тяжело. Но вы, похоже, не поняли главного. Представьте, что армия выступила в поход. Император остался в Киото. По холмам на всем пути следования, в поле видимости друг друга, расставляются воины-сигнальщики. И с места сражения можно быстро передавать от сигнальщика к сигнальщику донесения для микадо. Император узнает об исходе сражения не через два-три дня, а через час.
С Хидейоши происходило что-то странное. Он выпрямил спину, вздернул подбородок, закаменел лицом и медленно, голосом заговорившей статуи произнес:
— Я должен взять эту вещь с собой и показать сиккэну.
— Ага! — торжествующе проговорил Артем. — А кто-то по дороге сюда выказывал сомнения в пользе моей школы! Ну ладно, будем милостивы к побежденному. Так и быть, возьми с собой сей предмет, к слову, именуемый гелиографом, что означает… Впрочем, ладно. Но еще раз говорю тебе, друг мой Хидейоши, что главное — тайная азбука. Поэтому скажи сиккэну, что в столице следует открыть школу, где мастера из моей школы, когда я их подготовлю, будут обучать тайной азбуке сигнальщиков императорской армии. Но гелиограф — это не единственное, чем ты можешь порадовать сиккэна. Сейчас нам пора, а потом загляни сюда, в Ямомото-рю, в другое время, поговори с учениками, с учителями, с плотниками и кузнецами. Пусть тебе здесь все покажут, расскажут. Уверяю тебя, друг мой Хидейоши, ты найдешь еще много чего, что можно приспособить в военном деле или просто употребить на пользу императору, сиккэну и прочим жителям Ямато. А теперь, дорогие мои Кумазава, нам и правда надо торопиться. Ехать пора. На площади собрался народ, ждут, когда я открою ярмарку. Без меня они не начнут, а мы уже здорово опаздываем.
Это была сущая правда. Торикихидзе не начинался, пока не прибудет господин Ямомото. Такой сложился ритуал. Сложился без малейшего в том участия самого господина Ямомото. Даже наоборот: выходило, болен или здоров, есть настроение, нет, а каждую субботу тащись открывать мероприятие. Не явишься — люди просто разойдутся. Потому что — японцы. И такие у них странные прибамбасы…
Глава девятая
ОМРАЧЕННЫЙ ПРАЗДНИК
Сегодня они несколько опоздали к обычному времени начала Торикихидзе. Разумеется, никто в народе не роптал, не высказывал крамольные мысли вольнодумного направления, мол, даймё наш уже не тот, возгордился, зажрался, народ простой презирает. Просто все без исключения люди, собравшиеся на площади Торикихидзе, терпеливо дожидались приезда даймё Ямомото и искренне обрадовались, увидев его — своего Белого Дракона, в чье могущество верили и чье главенство над собой безоговорочно признавали…