Разрубленное небо
Шрифт:
Понимая, что все равно уже без шума не обойтись, по-тихому не одолеешь телохранителя-монаха (и это еще вопрос, кто кого одолеет, это вам не Годайго по лбу бить), Артем закричал что есть мочи:
— Подъем, мои самураи! К оружию!
Отскочив назад, чуть не упал, споткнувшись о чье-то тело, зашевелившееся на полу. И снова огласил гостевой монастырский домик криком:
— Измена!!! Годайго предал нас! Подло напал! Бей монахов, мои самураи! Вперед!
И вот тут-то монах-телохранитель опомнился, пришел в себя.
Артем увидел, как тот юлой проворачивается на месте, кладет корпус набок и выбрасывает ногу вперед. Воздушный гимнаст отчетливо разглядел летящую ему в голову пятку. Уж совсем некстати подумалось: «Пятка-то
«Умеет, гад», — промелькнуло в голове воздушного гимнаста, когда голову сотряс могучий удар и все померкло в глазах…
Глава двадцать вторая
ЧАС ТИГРА (С 3 ДО 5 ЧАСОВ УТРА)
Наступал самый мерзкий час — еще не рассвет, но уже и не ночь, когда любого дозорного неудержимо клонит в сон, а предутренняя сырость пробирает до костей. Старый день давно и безвозвратно ушел, луна ушла вслед за ним, солнце не встало, серая предрассветная мгла окутывала окрестности. Артем всегда считал это время суток самым грустным, считал, что великое благо — спать в это время, а не заниматься неважно даже чем.
Зябко поежившись, он приложил ко лбу кувшин с холодной, только что набранной колодезной водой, стало полегче. Шишка на лбу выскочила отменная, грозила превратиться в рог. Словно не пяткой всадили, а по меньшей мере дубовой палицей.
— Ты сам вызвался или сиккэн приказал? — спросил Артем.
Усилие, необходимое, чтобы ворочать челюстью, отдавалось внутри черепа ударами невидимых молоточков.
— Приказ сиккэна, — сказал Хидейоши.
— Не скажу, что я это предвидел… йо-о! — Артем поморщился — в башке стрельнуло по-особенному сильно, — но не исключал.
Он и вправду не исключал, что сиккэн отправит во главе отряда Хидейоши, исходя из простой логики — меньше предвидится сложностей, когда действовать сообща придется людям знакомым.
— И что дальше? — спросил Артем.
— Дальше — выпей, господин, — не дал ответить Хидейоши подошедший с плошкой Такамори. Над плошкой поднимался дымок, вместе с которым долетал до Артема сильный травяной дух.
— Отрава? — не преминул поинтересоваться акробат. — Мне надо выпить яд?
— Это добрый отвар, который заглушает боль и укрепляет силы, — пояснил Такамори. — Когда действие отвара закончится, боль уляжется сама собой, твой лоб уже не будет так беспокоить тебя. Хотя шишка долго еще будет украшать лоб досточтимого даймё.
Последние слова Такамори произнес с плохо скрываемым сарказмом. В общем, он имел на это право. Потому что господин даймё чуть было не сорвал операцию…
Едва Артем пришел в себя, как находившийся рядом Такамори объяснил своему господину, в чем тот был не прав.
— Ты, господин Ямомото, знаешь меня достаточно давно, — так начал Такамори, — чтобы усвоить, что я — яма-буси, а не деревенский лесоруб. Когда яма-буси берутся за дело, они думают обо всех сложностях, какими может обрасти это дело, как камень обрастает мхом. Тем более я не мог упустить то, что лежит на поверхности! Лежит, как цветок кувшинки поверх пруда. После того как я подал фонарем знак, я оставил Фудзита у ворот, чтобы тот встретил гостей, а сам вернулся в монастырь. Я выбрал место у монастырского колодца — оттуда отлично просматривается и дом, где ночуют монахи, и дом, где ночевали господин даймё и господин бывший император. Если бы кто-то появился из одного или из другого дома, я бы вовремя это заметил… заметил бы уже тогда, когда стала бы отъезжать в сторону дверь. Я бы рванул туда с быстротой летучей мыши и сумел бы вернуть ночного человека в состояние покоя до того, как он что-нибудь заметил и понял. Со своего места у колодца я слышал топот множества ног по равнине. Касаясь земли рукой, я чувствовал ее нарастающую дрожь. Я знал, что это бегут к монастырю воины сиккэна, что они уже близко. И вдруг я слышу громкий крик господина. Этот крик был похож, да простит меня господин, на крик раненого тигра: «Измена! На нас напал Годайго!» Незачем мне приводить все слова господина даймё, господин, конечно же, сам прекрасно помнит, что кричал в тот момент. Я догадался, что господин даймё чутким ухом тоже услышал приближающийся топот ног воинов сиккэна и, увидев, как кто-то поднялся и идет к выходу, прибегнул к хитрости: поднял всех на ноги и стравил друг с другом, чтобы создать переполох и тем задержать их в доме, пока воины добегут. С точки зрения боряку-дзюцу, учения, как управлять событиями, господин даймё сделал все правильно. Только если бы господин не кричал, все прошло бы намного проще и спокойнее. Своим криком господин даймё переполошил и монахов в кельях, те стали выскакивать наружу как раз в тот момент, когда во двор вбегали воины. Мой долг — спасать господина даймё. Потому я бросился к нему на выручку. Я очень вовремя вбежал в дом, потому что монах, который поднял руку на господина…
Ногу, мог бы поправить Артем, но счел эту подробность несущественной.
— …он уже собирался задушить оглушенного господина. Я добрался до него, проскочив между дерущимися монахами господина Годайго и самураями господина даймё, и нанес душителю удар пальцем в основание черепа. Если господин захочет освоить этот удар, я научу его. Он позволяет лишить человека на длительное время способности двигаться и даже говорить, но не убивает. Хотя если ударить чуть сильнее, то убьешь. Я ударил вполсилы. А потом вытащил господина даймё во двор, где воины сиккэна уже сошлись в поединках с монахами…
Следы этой битвы можно было наблюдать повсюду. Во дворе лежали убитые самураи и убитые монахи-сохэй. Монастырь напоминал поле боя. Но все-таки внезапность нападения сказалась на исходе битвы местного значения. К тому же сиккэн отрядил для операции полусотню воинов, то есть больше, чем сохэй в монастыре.
Словом, самураи одолели застигнутых врасплох, не готовых к сражению монахов. Когда перевес обозначился отчетливо и стало ясно, на чьей стороне будет победа, монахи побросали оружие и сдались. Плененных согнали в дом с монашескими кельями и заперли там. А Годайго в одиночестве и под присмотром аж трех самураев оставили в том здании, где он ночевал.
— Фудзита, впустив самураев в монастырь, как ты и велел, побежал к женщинам. Он и сейчас с ними. — Завершив свой, так сказать, отчет перед очухавшимся господином, Такамори направился в сторону монастырской кухни и вернулся оттуда с дымящейся плошкой в руках. Наверняка старик заваривал не монашеские, а свои травы — те, что собрал в горах подле Ицудо и повсюду таскал с собой.
Артем принял плошку с «ядом» и храбро отпил из нее. Пойло было, разумеется, преотвратнейшее, как и все пойла, что готовил Такамори. Оставалось только надеяться, что оно окажется столь же целительным, как и все остальные его лекарственные зелья. Артем допил до конца, поставил плошку на землю.
Они с Хидейоши сидели в центре двора у обязательной для всех буддийских монастырей Ступы, сооружения, символизирующего просветленный учением Будды ум. Вокруг суетились победители — оттаскивали убитых монахов в одну сторону, своих, самураев — в другую.
— Так что дальше? — вновь спросил Артем, кивком поблагодарив Такамори за питье и жестом отправив от себя.
— Будем делать то, что приказал сиккэн, — сказал Хидейоши. — Сиккэн велел оставить в монастыре Годайго и вместе с ним всех воинов — на случай, если вдруг кто-то прознает о местопребывании Годайго и попытается его отбить. Тебя же и твоих людей велено отвести по верхней дороге к Красному ручью. Там нас будет ждать сиккэн, там же сейчас стоит императорское войско. Вместе с сиккэном мы направимся к долине Нокэ, навстречу армии мятежников. Туда уже должен выдвинуться авангард императорской армии. На подступах к Нокэ мы соединимся с авангардом и дадим мятежникам бой.