Разрушенная

Тинтера Эми

Она кивнула, и он нырнул снова, схватив ее за ногу. Он дернул лиану, и та наконец отпустила ногу Эм.

Он поплыл наверх, его руки нашли ее талию. Ее трясло, и она тут же прильнула к нему, обвив руками за шею.

Одной рукой он обхватил ее за талию, а другой удерживал их на плаву.

— Все в порядке, — тихо сказал он.

— Спасибо тебе, — ответила она, утыкаясь лицом ему в плечо.

— Пожалуйста.

На какое-то мгновение единственными звуками вокруг были журчание воды и дыхание Эм. И тут до него дошло, что он не должен

был ее спасать. Если бы он мыслил трезво, то, возможно, вспомнил бы, что ненавидит ее. Он должен был приказать потом казнить ее.

Последняя мысль пронзила его будто молнией, и внутри все оцепенело. Неужели он и правда потом ее казнит? Он будет стоять и смотреть, как ей отрубают голову? Как его отец смотрел на казнь Дэмиана, когда тому отрубали голову?

Нет. Он даже не раздумывал над ответом. Он прочистил горло и попытался мыслить более здраво. Если бы она стояла перед ним и ее судили по закону Леры, то, конечно, ее пришлось бы казнить. Другого выхода не было.

И все же он не мог себе представить, что отдаст такой приказ.

Он крепче прижал ее к себе. Он спасет ее снова и снова, как бы ни был зол на нее.

— Плыть можешь? — тихо спросил он.

Она кивнула, и его пальцы коснулись ее руки под водой, когда она высвободилась из его объятий. Она плыла медленно, и Каз оставался рядом с ней, пока они не достигли берега реки. Выйдя из воды, он схватился за свой меч, радуясь, что тот не потерялся.

Ее платье облегало каждый изгиб тела девушки, когда она выходила из воды, и он попытался отвести глаза, но ему было трудно сосредоточиться на чем-либо, кроме нее. Она повернулась и встретилась с ним взглядом. Что-то в выражении его лица, должно быть, выдало его, потому что на ее щеках вспыхнул румянец.

Она бы не покраснела, если бы не испытывала к нему никаких чувств. Он был почти уверен в этом, но крошечный осколок сомнения вызвал у него желание закричать.

— Мне нужно немного передохнуть, — сказала она и плюхнулась на землю.

Его гнев исчез почти так же быстро, как и появился, не оставив ничего, кроме боли в груди. Ему хотелось заключить ее в объятия и сказать, что все будет хорошо.

— Я поищу фруктов, — сказал он, разворачиваясь, чтобы больше не смотреть на нее. Неужели он в само деле такой жалкий? Неужели он все еще питает к ней какие-то чувства после всего, что она сделала?

Все верно. Он именно такой.

Каз вернулся из джунглей с несколькими круглыми желтыми плодами. Его щеки и переносица слегка порозовели от солнца, и это делало его еще симпатичнее, если такое вообще было возможно. И он снял рубашку и перекинул ее через плечо. Эм поймала себя на том, что смотрит на одну конкретную каплю воды, которая движется от основания его горла вниз по центру груди. Она смотрела, как она скатывается вниз, скользит по его коже и исчезает на рельефе пресса. Она еще никогда так сильно не хотела просто быть каплей воды.

Он разрезал плод мечом и протянул его ей. Потом они молча съели свои половинки.

Он перехватил

ее пристальный взгляд, и она быстро отвернулась. Он больше не вел себя так, будто ненавидел ее, и это было даже хуже. Ей было легче не смотреть на него, не мечтать о его объятиях, когда он смотрел на нее так, словно она была его злейшим врагом.

— Ну что, готов идти? — спросила она, поднимаясь. Ее платье не просохло, и несмотря на то, что в джунглях было тепло, девушку немного знобило, и поэтому ее вполне устраивало солнце, взявшее курс на зенит. Каз снова надел рубашку, хотя та стала прозрачной из-за того, что насквозь промокла.

Они поплелись к деревьям. Ее тело отяжелело от голода и усталости, и она шла гораздо медленнее, чем накануне. Каз, похоже, сам не горел желанием двигаться быстрее. Он шел рядом с ней, опустив глаза в землю.

Солнце поднималось все выше. Она часто ловила на себе его взгляд. Она понимала, что он что-то обдумывал, пытался найти нужные слова, поэтому терпеливо ждала.

Наконец он открыл рот и тихо спросил:

— Почему ты выглядела такой испуганной в день нашей свадьбы?

— Что? — Она не смогла скрыть удивления в голосе.

— В день нашей свадьбы. Ты была в ужасе. Я думал, это потому, что Мэри не знала меня, потому нервничала, выходя замуж за незнакомца. Но ты же все спланировала заранее. Почему ты так нервничала?

Она крепко сжала свое ожерелье.

— Я все равно выходила замуж за незнакомца несмотря на то, что сама придумала план. Я не знала, как себя вести и что говорить. Я была в ужасе от предстоящей ночи, потому что я никогда…

— О.

— Кстати, спасибо тебе за это. Было очень мило с твоей стороны не предполагать, что я буду готова переспать с тобой прямо после свадьбы.

— Ну для меня ты тоже была чужой, и я не особенно надеялся, что это случится сразу же после того, как родители заявили бы, что брак состоялся.

На ее губах заиграла улыбка.

— Здравая мысль.

— А ты вообще задумывалась о том, чтобы рассказать, кто ты на самом деле такая? Мы довольно часто говорили про руинцев, и ты знала, что у меня отличная от моего отца точка зрения по поводу руинцев. Ты когда-нибудь думала над тем, как бы я поступил, узнай кто ты такая?

— Каждый день, — не задумываясь, ответила она. — Особенно после того, как ты попытался спасти Дэмиана. Я гадала какой могла бы твоя реакция.

— И все же не рассказала.

— Как видишь. — Она помолчала, а потом спросила: — А что бы ты сделал?

Он потянул себя за пальцы, хрустнув костяшками.

— Ну, не знаю. Может быть, смог бы тебя выслушать. — Он покачал головой. — А может, и нет. Я очень разозлился, когда мама показала мне ту картину. Но могло бы быть по-другому, если бы это исходило от тебя.

— Прости, Каз. — Ее голос был напряжен, и он ничего не смог с собой поделать, и поверил, что она произнесла эти слова искренне. — Я буду сожалеть всю оставшуюся жизнь о том, что сделала с тобой.