Разрыв-трава
Шрифт:
Последние слова прозвучали со скрытым значением. Максим соскочил с ходка, ошарашенно глянул на Рымарева. Павел Александрович хлопнул вожжами, и лошадь с места взяла крупной рысью.
Председательский ходок катился по пыльной дороге, следом за ним шла грозовая туча, распластывая крылья над умолкшей степью, над голыми сопками. Надвигалась темная тревожная ночь.
После ужина Максим вышел на улицу покурить. Не пролив на землю ни капли влаги, туча ушла дальше, в небе темнели разрозненные облака, часто вспыхивали зарницы. Красные всполохи, как отсветы пожара, пробегали по облакам. Где-то далеко и глухо стучали по сухой земле копыта лошади.
Максим курил и прислушивался. Кого нелегкая гонит в такую темень? Из улуса вроде… Стук копыт становился явственнее, он быстро приближался. Кто-то скакал, не жалея коня. Максим увидел искру, высеченную подковой из камня, и через минуту всадник резко остановил лошадь в квадрате света, падающего из окна зимовья. Это был тракторист Жамбал.
— К тебе, Максим. Он соскочил с лошади. — Нашего Бато арестовали.
— Что ты говоришь?
— Сегодня арестовали. Он велел тебе сказать. — Догоревшая папироска больно прижгла пальцы Максима.
Он бросил окурок, раздавил подошвой ичига. Свернул другую, однако не прикурил, сломал в пальцах, бросил.
— Не врешь? — Тут же понял вопрос глупый. Взял в зимовье уздечку и седло. — Жамбал, ты переночуй тут. А я поеду.
Он еще не знал, куда поедет, с кем будет говорить. Ему пока ясно было одно сидеть сложа руки невозможно. Поспешно заседлал коня и помчался в Тайшиху. Разбудил Белозерова. Стефан Иванович вытаращил заспанные глаза.
— Что случилось? — И, не дожидаясь ответа, стал одеваться.
— Батоху посадили.
— Ну?! Вот черт!.. А я уже думал, пожар или еще что. Белозеров сел на стул, облегченно вздохнул. — Переполошил.
— Ты чуешь, какая несуразица, Батоху к врагам причислили. Надо что-то делать, Стефан Иванович. Не такой он, Батоха, чтобы якшаться с разной нечистью.
Белозеров потер узкую грудь, поморщился.
— Ты, Максим, за других сильно не ручайся. Не чета твоему Батохе люди в паучьей сети запутываются… Подожди, не пыхти! Скажу тебе по секрету, Аюров, которому мы не раз руки жали, никакой не Аюров вовсе. Скрывался гад. Бандит он из шайки Димова. Кровь на его руках.
— При чем здесь Батоха? Ты соображаешь, что говоришь-то?
— Да я же ничего… — мотнул головой Белозеров. — Я хочу тебе сказать: не горячись. Разберутся, отпустят.
— А если не отпустят?
Белозеров снял только что надетую рубаху, положил ее на колени, стал разглаживать складки.
— Не отпустят, говоришь… Ну, тогда, — Белозеров прямо глянул на Максима, — тогда, считай, не шибко уж ангел был твой Бато. Но это я так. Гадать нам с тобой нечего. Надо подождать немного. Может, его арестовали для вида, может, через него настоящих гадов на чистую воду выводят. С другой стороны, что ты скажешь там? Воевал вместе? Без тебя знают. Хороший председатель? О том у колхозников спросят. Мой тебе совет, подожди.
Максим согласился подождать. Прошла неделя, вторая, о Батохе ни слуху ни духу. И он собрался ехать в район. Вечером отпросился у Рымарева, пришел домой. Татьяна позвала на ужин Игната и Настю. Стол поставили у недостроенного крыльца. Солнце только что село. Край неба еще плавился, бросая на землю медно-розовый свет. На пожарной каланче отбивали время, и звон колокола торжественно плыл над Тайшихой.
— Выпить нам, что ли? — Максим вопросительно поглядел на Татьяну.
— Если хочешь, я сбегаю в лавку…
— Давай, а то как-то холодновато на душе.
Татьяна ушла, но через несколько минут возвратилась с вытаращенными от испуга глазами.
— За Лучкой приехали! Три милиционера, а с ними Стишка и Рымарев.
Максим выскочил из-за стола. Игнат остановил его.
— Сиди. Пусть Танюха сходит.
Татьяна ушла. Они сидели за столом, не притрагиваясь к еде, молчали. Только Митька, пользуясь тем, что на него не обращают внимания, придвинул к себе тарелку с конфетами и уплетал их за обе щеки. Угасло небо в стороне заката, высыпали спелые звезды. Устраиваясь на насесте, хлопали крыльями и кудахтали куры. Вернулась Татьяна тихо, присела к столу, шепотом стала рассказывать, что в доме брата все перерыли, а сам Лучка незадолго до приезда милиции ушел в столярку. Елена послала к нему Антошку, сказала, чтобы домой пе показывался. Милиционеры ждали-пождали и уехали, наказав Елене, чтобы Лучка, как только появится, шел в сельсовет.
— А я сказала Елене, чтобы к нам шел, — закончив рассказ, Татьяна всхлипнула. — Мамочка родная, что же это будет?
Перешли в дом, зажгли свет. Максим ходил из угла в угол, приволакивая покалеченную ногу, шаркал ичигом по некрашеным половицам. Игнат мял в кулаке бороду, широко открытыми глазами смотрел в темное окно. Укладывая Митьку спать, Татьяна тихо всхлипывала. Настя стояла у дверей, спрятав руки под передник, точно они у нее озябли.
Лучка пришел в полночь.
— Где ты был? — спросил Максим.
— Как заяц, затаился на задах в полыни, — в горькой усмешке Лучка скривил губы. — Дожил, мать твою так!
— Не ругайся, — Максим сморщился. — Скажи честно и прямо — ничего такого за тобой не водится?
Лучка покосился на него, снова усмехнулся.
— Кое-что есть. Хотел с тещей да Еленой власть опрокинуть.
Тещу думали поставить самым главным комиссаром, а Елену ей в помощники.
— Глупо шутишь! — рассердился Максим. — Что делать теперь! А?
— Надо всем нам в сельсовет шагать, — сказал Игнат.
— Ни хрена не выйдет! — крикнул Лучка. — Туда только попади, не шибко потом выберешься. Так просто в руки не дамся. Смотаюсь отсюда.
Максиму тоже не хотелось идти в сельсовет. Что милиции докажешь? Не с милицией надо разговор вести.
— Мы так сделаем… — сказал он Лучке. — Переночуй на сеновале, а рано утром выбирайся из деревни, топай до тракта. Я в это время в район поеду. Из района в город. В Тугнуе возле моста встретимся.
Лучка согласился и послал Татьяну за Еленкой.