Разведчик Петра Великого

Крейс Эдгар

Николай набрал полную грудь воздуха, прямо как перед прыжком в воду. Отчего-то волновался. Очень хотелось, чтобы всё получилось. Снова полезли в голову воспоминания о том времени, когда он не так уж и плохо жил в своей однокомнатной московской квартирке. Исправно ходил на службу и не думал ни о каких путешествиях по времени. Вспомнил своего начальника убойного отдела в МУРе. Печально вздохнул и наконец провёл мешочком с талисманом по ближайшей от себя стене. Прошла минута. Ничего не произошло. Николай уже стал развязывать мешочек, чтобы достать из него золотой орех, но внезапно воздух привычно задрожал, и деревянная стена в комнате начала медленно таять. Прошло ещё полминуты, и перед глазами удивлённого Николая показалась

та самая его московская квартира, о которой он только что так сильно мечтал. Бывший опер чуть не вскрикнул от удивления, но постарался сдержаться. Осторожно переступил мерцающую под ногами еле уловимую границу миров. Осмотрелся. Вроде в квартире всё было, как и прежде. Даже забытая им газета лежала на столе. По дивану разбросаны носки и рубашки, которые он так и не удосужился простирать. Всё выглядело так, словно хозяин квартиры только совсем недавно впопыхах убежал на службу и вот-вот должен вскоре вернуться обратно. Растерянно обернувшись к своим друзьям, Николай слегка дрогнувшим голосом произнёс:

– Вот и мой дом, друзья! Заходите ко мне в гости!

Товарищи хоть и удивились такому совпадению событий, но не стали заставлять долго себя упрашивать и тут же пошли следом за хозяином московской квартиры, но Алексей Никифорович притормозил, стукнул себя по лбу и воскликнул:

– А наши мешки! Что, мы их этому злодею-крохобору оставим, что ли?!

Друзья быстро ретировались обратно. Похватали свои тяжёлые торбы и тут же, пока ещё держался временной переход, побежали обратно. Вскоре стена стала восстанавливаться и крепкий бетон московской многоэтажки отделил их от комнатки в далёкой польской корчме петровских времён. Там, на деревянном полу, между низкими и узкими топчанами, пропахшими потом сотен постояльцев, остались от мешков лишь мокрые следы и больше ничего.

– Добро пожаловать в мой дом! – скромно произнёс Николай. – Это, конечно, не твои бывшие московские хоромы, Алексей Никифорович, и не твои, Андрей Яковлевич, но отсутствие клопов на сегодняшнюю ночь я вам гарантирую!

Алексей Никифорович оглянулся по сторонам, затем быстрым шагом подошёл к окну. Ему как-то всё ещё не верилось, что они в Москве. Отдёрнул в сторону ночные шторы и открыл окно. Высунулся по пояс наружу. А внизу люди, машины, автобусы, море света и шума. Перед ним как на ладони современная Москва. Алексей Никифорович не удержался и во всё горло воскликнул:

– Ёшкин кот, и впрямь Москва! Лепотища то какая! Идите скорее сюда, ребята! Вздохните наконец-то воздухом двадцать первого столетия!

С высоты четырнадцатого этажа и впрямь открывался неплохой вид. В отличие от промозглой Польши в Москве была тёплая, летняя ночь. Внизу горели яркие уличные фонари, а по многорядным полосам улиц неслись автомобили, автобусы, троллейбусы, маршрутки. По тротуарам куда-то спешили люди. Да и одеты они были по-простому, по-летнему: в майки, шорты, джинсы, кроссовки. Иногда на мужчинах встречались деловые костюмы, на женщинах лёгкие красивые платья. Хоть и была уже ночь, но Москва не спала. Приглушённый ночной шум рвался в окно скромной однокомнатной квартиры бывшего сотрудника московского уголовного розыска. Алексей Никифорович хотел ещё что-то крикнуть, но снизу на него зашикал недовольный женский голос:

– Эй вы там, наверху! Потише себя вести можно?! Люди спать хотят, а не слушать ваши радостные вопли! Москву они, видите ли, впервые увидали! Прямо деревня какая-то понаприехала! Орут во всё горло прямо посреди ночи! Ни ума, ни культуры! Не могли хотя бы до утра подождать, чтобы наораться всласть?!

Алексей Никифорович попытался извиниться, но его уже никто не слушал. Внизу резко захлопнули окно, и в квартире Николая наступила тишина. Тесть осторожно влез обратно в комнату и тихо закрыл окно. Николай с Андреем Яковлевичем, глядя на сконфуженное лицо Алексея Никифоровича, негромко захихикали.

– Действительно, как-то

неловко получилось, – извиняющимся тоном произнёс тесть и виновато поглядел на зятя.

– Ладно, Алексей Никифорович, можешь идти умываться, а я пока схожу на кухню. Посмотрю, что у меня там в холодильнике осталось. Не знаю, как вам, но мне что-то после хлебосольной польской корчмы сильно кушать охота! Правда, не даю никаких гарантий, что найду в холодильнике что-то съедобное. В последнее время я в управе в столовую ходил, а дома только завтракал и ужинал. Да и лет то уже сколько прошло, как я в последний раз свой холодильник затаривал!

– Не оправдывайся, Николай! В чистоте, в тепле ночку поспим, и то для нас хорошо! А я, пока Алексей Никифорович моется, телевизор посмотрю! Не возражаешь? Давненько я этого чуда света не видел! Даже уже не помню, когда это в последний раз и было! – скромно признался Андрей Яковлевич. – Вон он у тебя какой телевизор! Плоский, на стене висит! Я таких ещё никогда в жизни не видел! Импортный, наверное?

– Да нет, наш, российский!

– Да ну! – удивлённо воскликнул Андрей Яковлевич. – Гляди-ка, наш! Умеют же черти, когда захотят!

Бывший глава Посольского приказа подкрался к телевизору как кот к сметане и стал искать – как его включить. В его время советские телевизоры были огромными ящиками и без любимой семейной игрушки – пульта дистанционного управления. Этим пультом был обычно самый младший в семье. Николай улыбнулся, показал пульт и как им пользоваться, а сам отправился на кухню. На удивление, но холодильник исправно работал, хоть и прилично оброс пылью. Правда, пустовато в нём было. В морозилке нашлась только килограммовая упаковка пельменей и полпачки сливочного масла, а на полке – пара бутылок пива. Всё. На этом «скатерть-самобранка» сказала: «Хватит жрать!» «М-да! – грустно вздохнул Николай. – Негусто. Даже хлеба, и того нет!» Решил, пока тесть принимает душ, а Андрей Яковлевич играется с телевизором, сбегать в дежурный магазин за хлебушком и прочим. Нашёл в шкафу заначку, взял ключи от квартиры, быстро переоделся и уже из коридора крикнул, что сейчас вернётся.

– Ты куда? – крикнул Андрей Яковлевич.

– Тут недалеко. Я быстро. За хлебушком и обратно, – ответил Николай, закрыл дверь на ключ и помчался в дежурный магазин.

Всего-то за дом завернуть, а там через двор, потом в подворотню и на соседнюю улицу. Оделся легко. Рубашка и джинсы. Кошелёк в нагрудный карман. Добежать-то всего пять минут туда и пять – обратно. Быстро проскочив двор, Николай хотел так же быстро проскочить тёмную подворотню, но уже издали услышал голоса на повышенных тонах. «Темнота – друг молодёжи и грабителей!» – усмехнулся Николай и завернул за угол, куда свет от единственного работающего фонаря над детской площадкой почти не доставал. Видно было плохо, но достаточно для того, чтобы разглядеть узкую арку прохода между домами и троих пацанов, которые заполошно копошились в женской сумке, а рядом на земле лежала девушка. Она не шевелилась. Голова как-то неловко запрокинута назад.

– Во блин! – вслух выругался Николай.

До пацанов было метров десять. Троица перестала копошиться в сумке. Догадались, что они в подворотне не одни. Обернулись. Короткая пауза. Хриплый смех и смачный плевок.

– Во, гляди, пацаны! Лопата [1] к нам сама шкандыбает! Везуха! Живём! – обрадованно воскликнул долговязый парень, в чёрной майке с оскаленным черепом и не по сезону надетой на голову вязаной шапочке.

– Аха! – поддакнул коротышка в кожанке без рукавов на голое тело. – А то у этой мочалки, кроме паршивой кредитки, налика в сумке нема!

1

Лопата, лопатник – здесь кошелёк (жарг.).