Разведчик Пустоты
Шрифт:
Апотекарион «Эха проклятия» был прямой его противоположностью. Вариил расхаживал от стола к столу сквозь море раненых человеческих тел. Его не скрытое шлемом лицо ничего не выражало. Смертные и легионеры одинаково кричали, протягивая к нему руки и наполняя зал вонью пота, жаром уносящей жизнь лихорадки и запахом насыщенной химикатами крови.
В зале рядами стояли сотни столов, и почти все они были заняты. Однозадачные сервиторы-погрузчики стаскивали трупы со столов и взваливали на их место еще живых раненых. Стоки в полу переполнялись
Остановившись рядом с одной из каталок, он оглядел изломанное тело рабочего, лежавшего на ней.
– Ты, – сказал он ближайшему медицинскому сервитору. – Этот человек мертв. Извлеки его глаза и зубы для дальнейшего использования и сожги останки.
– Слушаюсь, – пробормотал окровавленный служитель.
В нартециум апотекария вцепилась чья-то рука.
– Вариил…
Повелитель Ночи на соседнем столе сглотнул кровь, прежде чем заговорить. Его пальцы сжались сильнее.
– Вариил, прирасти мне к обрубкам новые ноги, и покончим с этим. Не держи меня здесь – нам еще надо покорить этот мир.
– Тебе понадобится больше, чем просто пара ног, – ответил Вариил. – А теперь убери руку.
Воин только вцепился еще крепче.
– Я должен быть на Тсагуальсе. Не держи меня здесь.
Апотекарий взглянул сверху вниз на раненого легионера. Лицо воина почти невозможно было различить под коркой крови и обгоревшей плоти. Под мясом просвечивал череп. Одна из рук была отсечена по бицепс, а вместо ног два толстых кровоточащих обрубка высовывались из рассеченного керамита там, где раньше были его колени. Орден Генезиса, несомненно, практически добил его.
– Убери руку, – повторил Вариил. – Мы уже обсуждали это, Мурилаш. Мне не нравится, когда меня трогают.
Пальцы лишь сжались сильнее.
– Послушай меня…
Вариил перехватил руку воина. Он оторвал пальцы от перчатки и крепко сжал. Не сказав ни слова, апотекарий выдвинул из нартециума костную пилу и лазерный резак. Пила впилась в плоть.
Воин завопил.
– Какой урок ты только что получил? – спросил Вариил.
– Ты проклятый ублюдок!
Вариил швырнул отрезанную кисть другому сервитору.
– Сожги это. Подготовь бионический протез левой руки вместе с остальными запланированными для него аугментациями.
– Слушаюсь.
В углу апотекариона, где воины Первого Когтя, прислонившись к стене, наблюдали за этим организованным хаосом, Кирион усмехнулся и передал по воксу Меркуцию:
– Ты был прав. Вариил действительно один из нас.
– Я бы вырезал Мурилашу сердце, – отозвался Меркуций. – Всегда его терпеть не мог.
Оба воина на некоторое время замолчали.
– Делтриан сообщил, что они снова работают над пробуждением Малкариона.
Меркуций в ответ вздохнул. По вокс-линку это прозвучало как смешанный и сипением треск.
–
– Он не поблагодарит нас за то, что мы разбудили его во второй раз. Я многое отдал бы, чтобы узнать, почему атраментар Малек оставил ему жизнь.
– Я многое отдал бы за то, чтобы узнать, где, во имя бездны, сейчас сами Чернецы. Ты веришь, что они погибли вместе с «Заветом»?
Меркуций покачал головой:
– Ни на секунду.
– Я тоже, – согласился Кирион. – Они не эвакуировались ни вместе со смертными, ни на одном из катеров легиона. Они так и не добрались до «Эха проклятия». Что оставляет лишь одну версию – они высадились на вражеский корабль. Они телепортировались на судно Корсаров.
– Возможно, – признал Меркуций.
В его голосе задумчивость граничила с сомнением.
– Но они ни за что бы не захватили корабль Корсаров в одиночку.
– Ты в самом деле настолько наивен? – Кирион усмехнулся под маской наличника, рыдавшей нарисованными молниями. – Посмотри, как Кровавый Корсар дорожит своей терминаторской элитой. Они – его Избранные. Я не говорю, что Чернецы атаковали Корсаров, глупец. Они предали нас и переметнулись к ним. Присоединилиськ ним.
Меркуций фыркнул:
– Никогда.
– Нет? Сколько воинов разорвали связь с Первыми легионами? Сколько посчитали, что эта преданность изжила себя, когда годы стали десятилетиями, а десятилетия превратились в века? Сколько легионеров остались легионерами лишь номинально, после того как нашли другой путь в жизни, более удовлетворяющий их стремления, чем бесконечное нытье о так и не воплощенной мести? У каждого из нас своя дорога. Кое для кого власть – искушение более сильное, чем высокие древние идеалы. Некоторые вещи значат больше, чем старые узы братства.
– Не для меня, – после долгого молчания отозвался Меркуций.
– Как и не для большинства из нас. Я просто говорил…
– Я знаю, что ты говорил.
– Но за исчезновением Чернецов стоит какая-то история, брат. И возможно, мы ее никогда не узнаем.
– Но кто-то знает.
– О да. И я бы с радостью пытками вырвал у них правду.
На это Меркуций ничего не ответил, и Кирион позволил дискуссии сползти в неловкое молчание. Узас, стоявший в нескольких метрах от них, разглядывал свои красные перчатки.
– Что с тобой опять не так? – спросил Кирион.
– У меня красные руки, – ответил Узас. – Красные руки у грешников. Закон примарха.
Узас поднял голову, обернув окровавленное и покрытое синяками лицо к Кириону:
– В чем я провинился? Почему мои латные рукавицы покрашены в багрянец грешников?
Меркуций и Кирион переглянулись. Очередной момент ясности, посетивший их слабеющего рассудком брата, застал воинов врасплох.
– Ты убил многих из команды «Завета», брат, – сказал ему Меркуций. – Месяцы назад. Одним из них был отец Рожденной-в-Пустоте.