Разведчик с Острова Мечты
Шрифт:
— Не нравится? — осклабился тюремщик. — Добро пожаловать в нашу местную преисподнюю. Придется привыкать, парнишка, назад отсюда выбираются нечасто.
Понукаемый тычками в спину, Шагалан окунулся в зловонную дыру. За ней обнаружилась небольшая площадка, от которой в разные стороны расходились три коридора. В каждом горели факелы, но конец нигде не просматривался. Только темные пятна дверных проемов. На площадке у стены сидел верхом на бочонке стражник с короткой пикой. Увидев гостей, он проворно поднялся. Звякнула об камень сабля
— Эй, куда вы еще-то тащите?! И так швали полны закрома. Нет чтобы плетей отсчитать или сразу повесить, опять волокут ко мне. Чего их, штабелями укладывать?
— Не шуми, Роппер, — лениво отмахнулся один из конвоиров. — Не нами приказ даден, не с нами и кочевряжиться. Покажи-ка лучше, куда его запихнуть, да покличь Дагару-коваля. Мужики наверху гулянку затевают, нам здесь засиживаться не резон.
Стражник зло сплюнул:
— Гулянку? Вот вечно: кому попойка, кому — головомойка. И в прошлый раз вы меня в караул вытолкали, и сегодня та же история?
— Чепуха. В прошлый раз ты сам очередь в кости продул, а сегодня… Ну, видать, просто не судьба, ха! Давай не тяни, зови Дагару. Надо молодому господину браслетики по размеру приноровить.
Шагалан внутренне подобрался: в его планы вовсе не входило заковываться в железо. Конечно, можно попытаться постоять за себя и в кандалах, но сложность возрастет многократно. А коль скоро он уже почти у цели…
— Сволочь ты, Нергорн, порядочная, — скривился тем временем стражник. — А Дагары нету. Ушел еще днем в город к своей зазнобе, а значит, до утра точно не объявится.
— Какого дьявола! — Тюремщик всплеснул руками, бросив жертву. — Он кто, имперский служитель или пес приблудный? Возникла державная нужда, а он вместо преступников будет девку отковывать?
— Ты это смотрителю расскажи, мне-то все едино. Расскажи, если за самим собой грехов не чуешь.
Злорадное замечание резко охладило пыл Нергорна. Он окинул пленника растерянным взглядом:
— И что же нам с ним теперь делать?
— А чего с ним приключится? Дождется в каземате утра, не пропустит.
— Может, в колодки?
— Занято там все, говорят тебе. И чего так на парнишку взъелся?
— Охотники сказывали, сопротивлялся он при захвате шибко.
— То-то они его разукрасили! Брешут небось, цену себе набивают, живоглоты. Ничего с пареньком не случится. Ручки-то мы ему за спиной свяжем, чтоб не баловал, и будет чудесно.
Тюремщики принялись перевязывать веревки, Роппер наблюдал со стороны. При других обстоятельствах Шагалан, вероятно, даже проникся бы к нему некоторой симпатией за облегчение тяжкой доли. Сейчас этому мешало острие пики, жестко упертое в грудь.
— Вот и ладно… — Стражник любовно потрогал узлы. — Хорошо затянули? Тогда пойдем, посмотришь свою новую комнатку, парень.
Их целью стал средний коридор. Узкая, выложенная камнем щель, чадящие от недостатка воздуха факелы, сырость и одуряющая вонь. Миновали две парные двери, остановились у третьих. Пока Роппер возился с массивным засовом справа, Шагалан разглядел-таки в полутьме торец коридора. Замыкался он сплошной стенкой из толстых досок, почти доверху заваленной землей, обломками камня и мусором.
Наконец ржавый засов поддался, с визгом отъехала могучая, с влагой на металле створка.
— Заходи! — Нергорн толчком послал юношу вперед, сам шагнул следом, выставив факел и придерживая рукоять сабли на поясе.
Свет пламени врезался в масляно-плотную черноту провала, но лишь чуть раздвинул ее. Сразу несколько теней метнулись в стороны, зарябил неясный шум. Шагалан вначале подумал о крысах и только потом заметил людей. Впрочем, не заметить было трудно — тоннель шагов пять в поперечнике они заполняли до тесноты. Грязные, заросшие, оборванные призраки жались по стенам, прятались друг за друга. Кто-то лежал, вытянувшись, кто-то свернулся в комок, многие, отползая, волокли за собой лязгающие цепи. Казалось, в этих сверкающих белками глазах не сохранилось ничего человеческого, все погребено лавиной первородного ужаса. В длину тоннель был невелик, шагов восемь-десять, и содержал, по беглой прикидке разведчика, около пятнадцати узников.
Мрачно сопящий Нергорн обогнал юношу, прошел посредине, не обращая внимания на поспешно отдергиваемые босые ноги.
— Иди-ка сюда, счастливчик, — позвал из дальнего угла.
Вокруг тюремщика стремительно ширилась плешь. Замешкавшийся бедолага тотчас получил сочный пинок тяжелым сапогом и с визгом отлетел на товарищей.
— Раздайся, дерьмо! Насобирали вас, будто осин вдоль дорог мало. Тащат и тащат! Хорошо хоть виселица трудится, не капризничает. Кое-кто из вас уже завтра поутру с ней свидится, недолго терпеть.
Лишь подойдя вплотную, Шагалан понял, почему для него выбиралось именно это место: из стены на высоте груди торчало позеленевшее медное кольцо. Пять таких же тянулись, занятые, рядком по всему тоннелю. По первому впечатлению, к ним приковывали самых крепких и диковатых узников.
— Садись! — Тюремщик вздернул руки юноши повыше и начал приматывать веревку к кольцу. — Спать так, конечно, неудобно, ну да ничего, помучайся чуток, тогда утром и цепи наградой покажутся.
От двери приблизился Роппер:
— Туже крути, балда. Затягивай на совесть, отвяжется.
— Глупости, у меня слабины не дождешься, — отмахнулся Нергорн. — Дагара явится, еще перерезать доведется.
Выпрямился, довольно оглядел свое произведение, затем, повернувшись к застывшим рядом заключенным, проговорил негромко, сквозь зубы:
— И не дай вам бог попытаться узы ему порушить. Всех плетьми накормлю до отрыжки, а виноватых лично к палачам стащу. Понятно? Судя по тому, как трясутся ваши мерзкие рожи, понятно.
Он пихнул к Шагалану охапку подгнившей соломы, задумался: