Разведчик с Острова Мечты
Шрифт:
— Надо бы с него сапоги снять. Грех пропадать добрым вещам.
— Брось, — откликнулся Роппер. — Не время сейчас. Пронюхает дознаватель — сам кнутов огребешь без меры.
— Да откуда пронюхает?
— Потом тебе расскажу, снаружи. Уже был как-то случай.
— Ну, тогда запирай, старина, пора на вечеринку. Здесь лишнюю минуту проторчишь — напрочь аппетит потеряешь.
— Верно подмечено, — хохотнул Роппер. — Хотя все же дело привычки. Ты, Нергорн, это… такая просьбица… может, вынесете сюда чего? Мне ж тут еще ночь… скоротать
Слова потонули в скрипе ржавых петель, отзвуки разговора быстро гасли за глыбой двери и вскоре растаяли вовсе. Исчез последний отблеск света, вместе с ним пропала последняя струйка свежего воздуха. Шагалан внезапно ощутил себя запертым в мокром, зловонном, темном мешке, запертым всерьез и надолго. Чтобы как-то отогнать мелькнувшее по краю души отчаяние, он с трудом поднялся на ноги, подергал путы. Вязал человек наторелый, своими силами не освободиться.
Кругом никого не было заметно, хотя чувствовалось всеобщее легкое копошение. Тьма висела кромешная, и все же юноша почти физически ощущал на себе взгляды множества настороженных глаз. Такое взаимное молчание затянулось: он бессмысленно теребил веревки, вокруг неведомо как изучали его.
Внезапно щеки коснулись чьи-то холодные пальцы. Шагалан инстинктивно отдернулся, но тут же повис на путах, и пальцы настигли снова.
— Слышь, добрый человек, — раздался дребезжащий старческий голос. — У тебя, часом, поесть не найдется? Хлебца бы хоть кусочек, а то ведь кормят…
— Отстань, дед, — оборвал другой голос, хриплый и резкий. — Кто же к нам со съестным-то попадает? Будто не знаешь — кровопивцы все отнимут.
— Мне б только хлебца… — не унимался старик.
— Сказано, нет ничего. И быть не могло. Так что ползи отсюда, ползи.
Новый всплеск возни, дополняемой чьими-то подвываниями, совсем близко лязгнули цепи.
— Ты кто будешь, парень? — опять произнес резкий голос.
Шагалан покрутил головой и так и этак, однако сумел разобрать лишь смутный силуэт рядом с собой.
— Никто. Простой человек, то ли бродяга перехожий, то ли домовитый плугарь. Разве есть здесь разница?
— Хм. Разницы-то, пожалуй, никакой. Кто бы в башню ни попадал, наружу один путь — через виселицу. Но все ж интересно, с кем последние деньки горевать. Величают-то как?
— Шагалан.
— Забавное прозвище. А меня Шургой кличут. За что схватили?
— Язык беспечный подвел, ляпнул, что надо, там, где не стоило. Теперь шее за него отвечать.
— О-хо-хо, история обычная. Имперцы всякую вольность в зародыше давят беспощадно, а городские доносами пособляют. Впрочем, может, еще кнутом обойдешься, если словами ограничилось.
— До дела руки не дошли.
— И чего болтал-то?
Они переговаривались негромко, хотя было ясно, что в густой тишине камеры их беседе внимают все. Изредка неподалеку пробегал чужой шепоток, но тотчас замирал.
— Уж больно ты любопытен, Шурга. Мне к дознавателям только поутру идти.
— Не петушись, парень. Здесь-то из тебя правду никто силком не тянет. Народ подобрался тертый и битый, зато справедливый. Не чета тем же дознавателям. Пообщаешься с заплечного ремесла мастерами — бросишь крыситься на мирный разговор.
— Пыточникам выложишь все, и что знаешь, и о чем не ведаешь, — добавил сбоку чей-то слабый голос.
— Точно, — подтвердил Шурга. — Потому прибереги свою стойкость до завтра, Шагалан. Секретов открывать тебя не прошу, а вот добрым советом вдруг да обогатишься. Кой-какой опыт, будь он проклят, успели накопить.
— Хорошо, дядя… — Юноша усмехнулся. — Допустим, уломал.
— И чего ответишь?
— Насчет речей? Что ж, это не тайна уже, коль я с вами очутился. Расспрашивал людей про старика Сегеша.
— Тю, самое подходящее местечко нашел! А на черта тебе Сегеш?
— Повидаться хотел, познакомиться. Личность ведь прославленная.
Шурга попытался невесело рассмеяться, но захлебнулся надрывным кашлем:
— Тогда ты попал по адресу… Все дыхание отбили, сволочи! Только тут теперь и возможно увидеть Сегеша живым, без петли на шее. Правда, цена за свидание покажется высоковатой.
От тоскливых мыслей не осталось и следа. Шагалан хищно подобрался:
— Так Сегеш здесь, в этой самой башне?
— Ха, с утра был. И если, на манер Святых Пророков, облачком светозарным не сумел обернуться, то до сих пор здесь. В нескольких камерах отсюда.
— Здорово.
— М-да, куда уж лучше… Главное, парень, со свиданием поторопись, а то слушок пролетел — недолго ему с товарищами вшей кормить. Мылится уже веревка.
— Да, говорили, что Сегеш попался вместе с соратниками.
Шурга помолчал, продолжил хрипло:
— Были соратники, а нынче — такие же куски мяса на потеху палачам.
— И сколько же вас, дядя, оплошало?
Новая пауза.
— Верно разгадал, хитрец, я — один из тех неудачников. Тайны, впрочем, тоже никакой: раз известно мелонгам, можно кричать всему свету. Но кому это интересно?
— Мне, например. Так сколько вас было?
— Кроме старика Сегеша — шестеро. Одного сразу порешили, Ригарх при поимке шибко поранился и будто бы как помер вчера. Остальные раскиданы по разным камерам.
— Живы, здоровы?
— Двоих я видал ненароком. Дело-то обычное: кормят плохо, бьют хорошо. Но пока ребята держатся, до последнего денька, мыслю, дотерпят.
— Сильно бьют?
— Поначалу-то крепко лютовали, сейчас, кажись, полегчало. Может, шкура задубела? Или отчаялись от нас толку добиться, боятся раньше времени на небеса отправить?
— А что выпытывают? Чего надрываться, если вся верхушка ватаги в их лапах?
— Ха, вся, да не вся! Уцелел кое-кто на хозяйстве, да и хозяйство сохранилось немалое. Только этим живодерам невдомек, что, даже если нам жилы вытянуть и на ворот накрутить, мы все равно никого не выдадим.