Разведчик. Заброшенный в 43-й
Шрифт:
Когда наступил вечер второго дня, Игоря привели в кабинет Стрюкова. Через пару минут туда же ввели старшину.
– Ну, орлы, все сложилось. В рапортах расхождений нет, на фотопленке документы важные. А главное – наш агент вышел на связь, контакт подтвердил. Так что свободны.
Игорь даже растерялся – он ожидал по прибытии хотя бы благодарности. Все же задание было непростым, так далеко во вражеский тыл не забирался ни он, ни старшина. А вместо этого – камера, проверка… Ни хрена себе служба! Подозрительность и секретность были развиты чрезвычайно и с перебором.
Но теперь им предоставили
За время рейда парни сблизились. В разведке очень важно, когда один понимает другого с полуслова, с полувзгляда, и когда они остались одни, старшина поинтересовался:
– Признайся, сдрейфил, когда в камере закрыли?
– Было. Главное, не понял, за что.
– О, было бы за что – вообще бы к стенке поставили. В разведке рубль вход, два – выход, и теперь, даже если очень сильно захочешь, из разведки тебя никто не переведет в пехоту или, скажем, в артиллерию. Ты – носитель секретов. Агента в лицо видел? Видел! Тайна должна умереть вместе с тобой.
– Круто!
– На том разведка держится.
– Ну да, – пробормотал Игорь, – бей своих, чтобы чужие боялись.
Старшина засмеялся:
– А ты думал – тебе медаль на грудь повесят? Если бы мне за каждый поиск да за взятых мною «языков» по медали давали, у меня бы уже иконостас на груди был.
– Нет, на медаль я не рассчитывал. А вот на простое человеческое спасибо…
– Не дождешься, это я тебе точно говорю.
В руководстве решили, что группа сложилась, и пополнили ее радистом – молодым веснушчатым пареньком, выпускником радиошколы. Повоевать он еще не успел и на разведчиков смотрел с уважением.
Наступил день, когда разведчикам вручили карту Белоруссии и города Минска.
– Изучайте! Чтобы город как свои пять пальцев знали, лично проверю, – приказал Стрюков.
– Есть.
Когда засели изучать, старшина сказал:
– Говорят, от Минска мало что осталось, одни развалины.
– Думаю, врут, – откликнулся Игорь. – Немцы город быстро взяли, почти и не бомбили – иначе зачем карту учить?
– Чует мое сердце – забросят нас в Минск. Только с каким заданием?
– Подполковник скажет. Учим карту.
Они зубрили названия улиц, перепроверяя друг друга, поскольку понимали – явно готовилась заброска их группы в Минск. А зачем, с какой целью – скажут перед вылетом. Пешком по вражеским тылам такое расстояние не пройти, нужна более серьезная подготовка. И если Летягин – а в особенности Игорь – владели немецким языком, то радист знал из него всего несколько слов, и Игорь в душе опасался, что группа из-за него засыпется.
Начали подбирать форму и документы. Игорь взял себе ту, в которой уже ходил в немецкий тыл, а когда увидел радиста, обомлел. Начальство выкрутилось – парня одели во власовскую форму. Собственно, она была обычной армейской, цвета фельдграу, только на левом рукаве была нашивка «РОА». А вот рацию должен был нести в ранце старшина – немцы не очень доверяли власовцам и могли проверить содержимое его ранца. Радист должен был нести то, что не вызовет подозрений, – сухой паек на группу на несколько дней.
Игорю в ранец уложили две холщовые сумки. Что там было, неизвестно, открывать и смотреть запретили. Ему это как-то не понравилось: останови их патруль ГФП – как действовать? Отстреливаться, если в пакетах что-то секретное?
Само задание, озвученное за пару часов до вылета, тоже было странным. Не все, конечно, – задание состояло из двух частей. Им дали явку, на которой нужно было встретиться с представителем городского подполья. Радист должен был остаться в городе, в подчинении капитана РУ ГШ РККА – и с этим все было нормально.
А вот вторая часть задания вызывала опасение. По сведениям спецгруппы, один из командиров крупной базы снабжения, австриец по национальности, находясь в кругу приятелей, высказывал свои сомнения в победе Германии.
Спецгруппа начала присматриваться к австрийцу – заиметь такого агента во вражеской армии было бы ценно. По объему поставок в дивизии боеприпасов, запчастей можно было бы довольно точно установить, где немцы собираются начать наступление или предпринять другие действия вроде масштабных облав в партизанских районах. Поставить конкретную задачу должен был на месте капитан разведуправления, работающий под прикрытием.
– Вы уже с опытом десантирования с парашютом, и потому, думаю, все пройдет хорошо. После приземления и сбора группы дайте радио.
– Так точно.
Самолет был прежний, «ПС-84», но дооборудованный для дальних полетов – в грузопассажирской кабине был установлен дополнительный топливный бак.
Уселись на жесткой лавке. На спине – парашюты, спереди, на груди – ранцы.
Лететь предстояло долго – Минск был еще дальше Могилева.
Игорь и в прежний вылет, и сейчас задавался вопросом – как летчики определяют выброски парашютистов? Внизу ведь темень! У населения ни электричества нет, ни керосина для ламп, а немцы соблюдают светомаскировку. Единственное, что может помочь в этой ситуации – характерные изгибы рек, поскольку с высоты они видны по отраженному блеску.
Мерно гудели моторы, полет проходил спокойно, и Игорь даже придремывать стал.
Вдруг через иллюминаторы в кабину ворвался свет. Самолет стал скользить на крыло, выполнять «змейку», стараясь вырваться из яркого света зенитного прожектора. Но на земле включили второй прожектор, потом третий, и почти сразу же последовали разрывы зенитных снарядов. Один угодил совсем рядом. Самолет тряхнуло, по обшивке застучали осколки.
Разведчики встревожились: если самолет будет поврежден, придется прыгать с парашютом, причем далеко от назначенного района высадки. А у Игоря еще было противное ощущение, что он мишень в тире. Самолет был в перекрестье лучей, по нему палит зенитная батарея, а может – и не одна. И ответить нечем: самолет не имеет бомб, чтобы сбросить их на прожектора или на батарею и заставить их замолчать.
Бах! Сильный удар по крылу, и сразу изменился звук работы левого мотора.
Из кабины пилотов появился механик:
– Парни, надо прыгать. Самолет поврежден, до Минска не дотянем. Сейчас будем резко снижаться, чтобы оторваться от прожекторов.
Механик сам пристегнул карабины вытяжных тросиков к поручню в фюзеляже. Самолет начал крениться на левый борт, из мотора вырвался длинный факел пламени.
– Быстрее! – механик открыл дверь.
Ближним к двери был Игорь, за ним – радист; последним – командир группы, старшина Летягин.