Разведка боем
Шрифт:
– О, смотрите, что за явление? – дернул Новикова за рукав Вадим.
Сквозь остекленную до половины арку главного пути в вокзал въезжало нечто, чуть более короткое и низкое, чем «нормальный пассажирский вагон образца 1911 года», но побольше трамвая, сверкающее полированным деревом корпуса, бронзовыми накладками на бортах, стеклами широких окон. И без паровоза.
– Нечто вроде шикарной моторной дрезины, – сказал Андрей. Он видел подобную в свои журналистские времена. На такой дрезине разъезжал по БАМу замминистра путей сообщения.
– Кто бы это мог быть? Неужели Зиновьев на съезд прикатил? – предположил Вадим. –
Новикову тоже было любопытно вблизи увидеть легендарного, вернее, пресловутого вождя Петрокоммуны, председателя Коминтерна и кандидата в члены Политбюро.
Но о каком съезде помянул Вадим? Он вроде из истории партии подобного не помнит. Девятый прошел, десятый как раз под Кронштадт подгадает. Разве что в связи с обстановкой внеочередной объявили? Тогда вообще чудесно, к нему бы и приурочить акцию…
Роскошный экипаж, замедляя ход, плыл вдоль платформы. И когда он поравнялся с тем местом, где стоял Новиков, Андрей машинально, по приобретенной в метро привычке, сделал два шага назад, не отрывая глаз от окон дрезины, пытаясь разобрать, кто же там внутри.
И тут его резко и грубо схватили за руки, выворачивая их к лопаткам.
ГЛАВА 24
Шульгин, увидев въезжающую в вокзал дрезину, подался вперед, опершись коленом и одной рукой о подоконник. Пусть он и не имел подготовки профессионального телохранителя, но хорошо знал, насколько опасной может быть внезапно тормозящая рядом машина.
Когда от стены за спиной Новикова отделились двое парней в пиджаках и картузах и бросились на Андрея, Шульгин не потерял ни секунды.
Еще разлетались осколки стекла и сыпались вниз переплеты рамы, а он уже мягко приземлился на плиты перрона, в левой руке по-прежнему сжимая саквояж, а правой выдергивая из-за отворота пальто пистолет.
Парни, заламывая Андрею руки, пригибали его к земле. Вадим метался сбоку, пытаясь ухватить Новикова за шею. Со всех сторон набегали еще какие-то люди.
Водитель дрезины ошибся при торможении на какие-то несколько метров. Это и поломало чекистам все расчеты.
Новиков, опомнившись, врезал каблуком с подковкой под колено выкручивавшему его правую руку агенту. Тот, вскрикнув, чуть ослабил хватку, чего Андрею было достаточно. Силой и ростом он превосходил любого из своих противников, не слишком вдобавок тренированных и плохо кормленных. Разгибаясь с поворотом, головой попал Вадиму в подбородок. Освободив руку, наотмашь хлестнул налево, не успев даже сжать кулак. Кисть сразу онемела. Попал, кажется, по зубам или по углу челюсти. И тут часто захлопал пистолет Шульгина. С десяти шагов он не промахивался даже в подброшенную спичечную коробку.
Стреляя дуплетами с интервалом в секунду, он опрокинул навзничь первого чекиста, вдребезги разнес череп второму, все еще цеплявшемуся за руку Новикова.
Не обращая внимания на стекающее по щеке липкое и горячее, Андрей ухватил Вадима за отворот френча и от всей души, апперкотом, как когда-то учили в секции, ударил чекиста в печень.
Хотел крикнуть Сашке, что делать дальше, но тот в советах не нуждался. Его время, наконец, пришло.
Развернувшись на месте, как матадор перед рогами быка, Шульгин вложил прозвучавшую, как треск рвущегося брезента, очередь на пол-обоймы в проем распахнувшейся
Бросив на пол свой саквояж, упершись спиной в раму двери, а ногой в поручень, Шульгин навскидку бил уже из двух стволов вдоль перрона, не разбирая, в любого, кто бежал в его сторону.
Андрей, на ходу выдирая из кобуры свой «стечкин», пронесся по салону, в упор выстрелил в мелькнувший навстречу белый овал чьего-то лица, ткнул стволом в бок едва начавшего привставать со своего сиденья машиниста, совершенно обалдевшего от мгновенного поворота событий.
– Гони, сволочь, вперед! – махнул для понятности рукой, показывая направление, потому что если тот сдуру или намеренно дернет дрезину в глубь вокзала, в тупик, им конец.
– Гони, три секунды тебе! – громыхнул, подтверждая угрозу, пулей в потолок и снова наставил дымящееся дуло в вытаращенные страхом глаза.
«Черт, и Сашку поддержать надо, и этого не оставишь…» – промелькнуло в голове без слов, на уровне ощущения.
Водитель, к счастью, не впал от страха в ступор, оказался сообразительным, плюхнулся на сиденье, перекинул реверс и поддал газу. Дрезина дернулась, скрежетнула ребордами и пошла на выход.
Несколько уцелевших, но оставшихся с носом чекистов, рассыпавшись по перрону, били вслед уходящей дрезине из наганов. Оглушительно бабахнула трехлинейка, за ней еще и еще.
– Ну я вам, бля, сейчас… – Шульгин расстегнул саквояж и неудобно, с левой, швырнул одну за другой фотоимпульсные, оформленные под перевязочные пакеты – не ошибешься на ощупь – гранаты. Присел, зажмурившись, спрятав голову за глухую стенку тамбура.
Миллионносвечовые вспышки затопили прикрытый стеклянным куполом объем перрона невыносимым ярко-фиолетовым цветом. Словно прямо в него угодили несколько гигантских молний. И тут же ударил гром, от которого у попавшего под звуковую волну человека сутки и больше стоит в голове низкий непрекращающийся звон. Если уцелели барабанные перепонки, конечно.
Дрезина, как пуля из ствола, стремительно набирала ход, будто брошенная вперед настигшей ее энергией взрыва.
Убедившись, что выходной семафор станции остался позади, Новиков осмотрелся. Дрезина действительно предназначалась для весьма высокопоставленных особ. Отделка салона – как на яхте миллионера: дерево не то красное, не то розовое, кожа, бархат, атласные занавесочки, хрустальные пепельницы и вазы для цветов, на полу хоть и замызганные, но настоящие ковры и до сих пор не выветрившиеся запахи, напоминающие о прошлой жизни, пусть и основательно перебитые свежим пороховым и застарелым махорочным дымом. Этот махорочный дух уже достал его в Советской России. За потерей традиционных табаководческих районов страна перешла на отечественный продукт, и здешние снобы смаковали кременчугскую и поругивали елецкую, находя оттенки вкуса и аромата с той же изощренностью, что их потомки в «Житане» по сравнению с «Кентом». Впрочем, особенно разглядывать интерьер было некогда. Дрезина разогналась уже километров до шестидесяти. Напуганный механик, как двинул рычаг газа до упора, так и сидел, оцепенев, не замечая, что скоро двигатель пойдет вразнос. По сторонам мелькали темные контуры одноэтажных строений и редкие фонари.