Разведка и контрразведка
Шрифт:
Соответственно с основной мыслью плана операций командование 18 августа издало приказ о приведении армий в состояние готовности; отсюда могло последовать как наступление на врага, собравшего свои силы между Вислой и Бугом, так и мощное противодействие натиску русских войск с востока.
С исключительным нетерпением ожидали мы дальнейших извещений, чтобы 21 августа принять окончательное решение.
Я направился к офицерам по разведке в соответствующих армиях: в Ланцут (1), Радымно (2) и Самбор (3), чтобы узнать о принятых мерах. Были предприняты всевозможные меры, однако известия поступали очень редко и скупо,
Переоценка нами сил русских войск, сконцентрированных между Днестром и Прутом, была усугублена извещением о том, что там сосредоточились два кавказских корпуса. Румынский генерал Илиеску, беседовавший по этому поводу с нашим бухарестским военным
От подсобной разведывательной станции в Черновицах прибывало сравнительно много секретных сообщений, так как [80] Румыния благоприятствовала проходу разведчиков. Но эти разведчики сообщали о такой массе армейских соединений, якобы угрожавших Черновицам, что для остального фронта оставалось до смешного мало. Понятно, что такое положение снижало доверие к сообщениям из этого района.
Путаницу вносили известия об усиленных перевозках на железных дорогах юга России по направлению на Волынь, Варшаву, Брест-Литовск. В дополнение к этому пришло извещение от фон Кэвесса о том, что значительные русские силы, сконцентрированные южнее железной дороги Проскуров — Жмеринка, в ближайшее время не предполагают вступить в действие. Посланный наш 21 августа в Подолию летчик не заметил по линии Проскуров — Тарнополь значительного скопления сил противника. Поэтому в главной квартире сделали вывод, что для предполагаемого нами главного удара на север с востока никаких опасностей не предвидится.
Наша разведка осталась не оповещенной о таком важном факте, как выход 8-й русской армии из своего расположения под Проскуровом и 3-й армии — из крепостного треугольника под Ровно. Поэтому мы не придали значения известиям, полученным нами 21 августа вечером, о вторжении врага в Гусятин, Тарнополь и Броды, тем более, что говорилось о 5 дивизиях. Был дан приказ для большого наступления на 22 августа, так как считали, что вышеуказанное вторжение незначительно и может быть легко отбито. Предостережение, пришедшее из Черновиц, о необходимости серьезнее отнестись к опасности с фланга, было встречено с недоверием; согласно этому известию, 8-я армия сосредоточила свои, силы в районе Волочиск — Новоселица. Командовавший этой армией Леш (фактически Брусилов, а не Леш) хотел первоначально дождаться прибытия сибирских полков, но переменил решение и перешел в наступление. Известие о наступлении подтверждалось вторжением у Гусятина и Тарнополя, и все-таки недоверчивое отношение к наличию 8-й армия продолжалось, тем паче, что 23 августа летчики заметили у Тарнополя лишь более крупные колонны конницы и небольшие части пехоты.
На основании плохой информации, наша 3-я армия предприняла наступление против гораздо более сильного противника, что и привело к поражению и проигрышу всего вступительного этапа войны.
В своей брошюре «К 10-летию со дня битв при Злочове и Перемышле» тогдашний начальник штаба 3-й армии Пфефер обвиняет верховное командование в неправильной информации [81] о положения врага. Однако в действительности, верховное командование было вправе обвинять командующего 3-й армией в 3 недостаточной информированности потому, что в его ведении была разведка всего Киевского военного округа, и в данном случае 3-я армия имела дело как раз со знакомой ей областью, где можно было использовать имевшиеся связи. Роковой оказалась недостаточная информированность о районе к востоку от Збруча.
После первого успеха у Красника главное командование было настолько уверено в победе и настолько недооценивало положение на востоке, что послало на север в помощь 4-й армии часть 3-й армии, а также отдало приказ о немедленном наступлении на Люблин. Чтобы не тратить сил на осаду Ивангорода, была сделана попытка подкупить коменданта крепости. После переговоров с командованием 4-й армии в Олежисе я поехал в свой прежний егерский гарнизон Ниско, где и передал это деликатное предложение начальнику штаба 1-й армии. Затем я вернулся в Краков, чтобы и здешнему главному разведывательному пункту дать аналогичные указания. Действительно, одному из наших агентов удалось положить письмо на письменный стол коменданта крепости. Какой оборот приняло это дело, осталось нам неизвестным, так как военные действия принудили 1-ю армию отдалиться от крепости. {22}
По мере того как развертывались военныё операции, увеличивалось и количество получавшихся нами разведывательных данных. Агенты получили большую свободу действий. Нередко затруднения встречались со стороны нашего собственного сторожевого охранения, которое не соглашалось пропускать наших агентов обратно. Это вызывалось предательством со стороны многих русофилов, что заставляло относиться к ним осторожно, но в этом отношении было много преувеличений; можно определенно сказать, что население было охвачено психозом шпионажа и видело во всем предательство. Достаточно привести один случай, имевший место в Перемышле, чтобы иметь об этом представление. В главную квартиру в Перемышле пришло известие о том, что по ночам с пожарной каланчи врагу посылаются неизвестными лицами световые сигналы. Немедленно были арестованы 2 пожарных сторожа, и ротмистр фон Вальцен попытался расследовать это дело, но чуть не поплатился жизнью за эту попытку, так как [82] слишком преданные ландштурмисты, видя в нет шпиона, открыли по тему огонь. Я лично занялся расследованием этого дела и вскоре убедился, что это сведение было ни на чем не основано. Но, конечно, не всегда такого рода извещения были выдумками: в 1914 г. были пойманы на месте преступления два серба, передававшие световые сигналы. Они были казнены. В 1917 г. к нам в руки попал документ, содержавший инструкцию командования 1-й итальянской армии, полученную жителем Сан Себастиано (местности, расположенной в тылу нашего фронта). Эта инструкция указывала особый способ сигнализации, используя такую невинную вещь, как ставни, причем каждые три окна обозначали участок фронта. Такие примеры были нередки, и это давало волю воображению. Поэтому понятно, что когда наши агенты, возвращаясь подчас со своей трудной работы в истерзанном виде, предъявляли охранению свои удостоверения, они встречали недоверие и должны были иногда так долго доказывать свою принадлежность к нашей службе, что нередко донесения, которые они с собой приносили, полностью теряли свое значение. Много времени потребовалось для того, чтобы изменить эту постановку дела и добиться более быстрого оповещения высшей инстанции о прибытии агента и установления его личности.
Важным источником для оценки положения на фронте служили военнопленные. И в этом деле надо было сперва накопить опыт для того, чтобы путем систематического опроса пленных иметь возможность составить картину действительного положения. До конца сентября в этой области делались только первые шаги. В этом отношении русские имели большие успехи, и им удавалось выудить от наших военнопленных довольно ценный материал. Кое-что ценное удалось нам получить при обыске убитых и раненых. Так, из бумаг, найденных на убитом полк. Витковском, нам удалось узнать, что между Вислой и Бугом находятся 4-я и 5-я русские армии. Взятые немцами у убитого русского генерала документы о перевозках подтвердили известный уже нам факт стягивания трех сибирских корпусов к европейскому театру военных действий, по направлению к Варшаве.
Исключительно ценным, непревзойденным источником информации оказалась русская радиотелеграфная служба; русские так же неосторожно ею пользовались, как и немцы в первое время войны. Русские пользовались своими аппаратами так легкомысленно, как если бы они не предполагали, что в нашем распоряжении имеются такие же приемники, которые мы могли настроить на соответствующую волну. Мы [83] пользовались своими радиостанциями для передачи приказов значительно экономнее и осторожнее и, главным образом, для подслушивания, что нам с успехом удавалось.
Какая бывала у нас радость, когда мы перехватывали один за другим незашифрованные приказы! Еще большая радость была у нас, когда шифр прерывался отдельными незашифрованными словами. Мои специализированные дешифровщики с энтузиазмом бросались разгадывать эти загадки. Иногда расшифровка удавалась путем догадок, а иногда при помощи прямых запросов по радио, во время радиопередачи. Все это требовало, понятно, громадных усилий.
Надо было одновременно знать подразделения армии противника и имена высших командиров, чтобы таким образом с пользой выяснить, от кого идет та или иная радиотелеграмма и кому она направлена. Таким, образом, события развивались, а наша разведка находилась еще в периоде созревания; 3-я армия была отброшена при Злочове, вторично она потерпела неудачу, несмотря на помощь 2-й армии, стянутой с балканского фронта; 4-я армия после победы при Комарове вернулась по направлению к Львову, чтобы помочь двум другим армиям в борьбе с надвигающейся с востока русской лавиной.