Разведка особого назначения (1939-1945)
Шрифт:
Пока адмирал Форбз и Адмиралтейство пытались преодолеть трудную проблему, создаваемую немецкими надводными кораблями, стала надвигаться другая, потенциально более серьезная угроза — подводная война, В тот момент в военно-морском штабе еще никто полностью не отдавал себе отчета в том, что, стремясь подорвать коммуникации Англии с внешним миром, чтобы уморить ее голодом и заставить сдаться, Германия, как и в первую мировую войну, больше всего уповала на широкое использование подводных лодок. Командующий подводными силами капитан первого ранга, а вскоре контр-адмирал Карл Дениц был человеком без иллюзий, но его взгляды не возобладали над энтузиазмом таких сторонников крупных кораблей, как Редер или Гитлер, ослепленных престижем от обладания тяжелыми линейными кораблями. Официально строительство германского подводного флота началось только в 1935 г., но уже в 1939 г. он почти сравнялся с английским. В строю находилось 56 подводных лодок. Дениц же считал, что для достижения его целей потребуется 300 подводных лодок, хотя даже в плане «Z» предусматривалось лишь 250. Дениц, не мешкая, приступил к ведению крупных операций в расчете на скоротечность войны с Англией, с которой, мол, не придется долго возиться. 3 сентября 1939 г. 39 из 56 подводных лодок заняли позиции в Северном море и в Атлантике. Они начали пожинать богатый урожай, главным образом в виде той части судов, которые еще не были в составе конвоев. Но развить успех немцам не довелось, и к январю 1940 г. число действующих в море подводных лодок сократилось до 32 из-за
На протяжении всего этого периода подводные лодки вели боевые действия так, как тогда это считалось неким общепринятым и нормальным способом, то есть, действуя автономно друг от друга и атакуя свои жертвы, как правило, в погруженном состоянии. В первую половину 1940 г. подводные лодки ничем особенно не отличались от своих предшественниц 1918 г. Погрузившись, они зависели от емкости аккумуляторов, дававших возможность развивать на короткое время максимальную скорость в десять узлов и значительно меньшую экономичную скорость. На поверхности их дизели, заряжая одновременно батареи, развивали ход до 17, а в некоторых случаях и до 20 узлов. Именно в такие моменты подводные лодки становились наиболее уязвимыми для атак вражеских военных кораблей, самолетов и даже для орудий одиночных вооруженных торговых судов, приспособленных для самообороны. Поэтому подводным лодкам требовалась исключительно точная информация о месте нахождения их потенциальных жертв, чтобы выйти на удобные позиции для атаки в подводном положении. При такой малочисленности подводных лодок и вынужденных дополнительных ограничениях из-за длительного пути из Германии в Атлантику вокруг Шотландии и обратно Дениц принял решение использовать их главным образом в Северном море и на непосредственных подходах к Британским островам северо-западнее и юго-западнее Ирландии. Вести воздушную разведку возле островов было затруднительно для немцев, а их служба «В. Dienst» еще не могла питать Деница информацией в большом объеме. Однако и в начале войны немецкие подводные лодки могли с успехом поживиться судами, подходившими к определенным точкам, откуда они далее следовали без конвоя. Дополнительно к этому Англия стала нести большие потери от минирования вод сначала подводными лодками, а потом — с появлением новой, магнитной мины — и самолетами германских ВВС.
Справиться с такой ситуацией секции поиска подводных лодок [29] было не менее трудно, чем остальной части ОРЦ — с надводными кораблями. Характер операций подводных лодок не позволял им широко пользоваться радиосвязью, и потому у РПС было немного возможностей достаточно точно фиксировать их позиции. Английское Береговое командование все еще ощущало острую нехватку в нужных самолетах, а один из уроков предыдущей Кампании, а именно что конвои с приданным им воздушным эскортом становились поистине неуязвимыми для подводных лодок, пока по достоинству не был оценен. Причина заключалась в том, что штаб ВМС не занимался изучением документов и статистических данных, восходящих к 1918 г. Экипажи самолетов Берегового командования — в равной мере по недоработке и штаба ВМС, и штаба ВВС — не были обучены ведению боевых действий против подводных лодок. К тому же они не располагали и эффективным оружием для борьбы с подводными лодками. Успешные атаки лодок можно было сосчитать по пальцам. Экипажи самолетов, да и торговые суда, а также береговые посты наблюдения часто посылали ложные сообщения о появлении подводных лодок. Надводные силы, растрачивая энергию, бороздили пустое море и с восторженным оптимизмом сообщали о «поражении» целей. Все же Тринг начал войну, почти правильно оценив совокупную мощь немцев; необычайно скептический и практический ум этого человека не позволил долго водить его за нос сомнительными донесениями. Мнение Тринга тяжелой гирей легло на чашу весов во время заседания Оценочной комиссии [30] , принявшей решение по сообщениям надводных кораблей и ВВС Англии о якобы уничтоженных ими подводных лодках. Из-за этого вскоре произошла прямая конфронтация между начальником управления по противолодочной войне кептеном ВМС Толботом и начальником РУ ВМС Годфри, с одной стороны, и первым лордом Адмиралтейства Уинстоном Черчиллем — с другой. Черчилль отказался признать достоверность их цифровых данных о потопленных подводных лодках и передал по радио свою до крайности оптимистичную версию об эффективности наших действий. Не согласился он и с прогнозом РУ ВМС в отношении дальнейшего роста германского подводного флота. Мы теперь знаем, что Годфри и Толбот были правы, а Черчилль — не прав. Внезапный перевод Толбота на корабль (что, в конечном счете, могло отвечать его интересам) наверняка объяснялся отчасти упомянутым расхождением во мнениях и является примером той участи, какая может ожидать каждого, кто отказывается склонить голову перед своенравными суждениями вышестоящего начальника. Что касается Годфри, то он не единожды вступал в баталии с Черчиллем. Это, верно, и послужило одной из причин поразительного, если не сказать — позорного, забвения всякого признания его огромных заслуг во время войны — ошибка, которая, между прочим, глубоко возмущала каждого сотрудника разведывательного управления. Черчилль, наложив запрет на распространение выводов Оценочной комиссии, не разрешал передавать их никому в штабе ВМС и на флотах, кроме себя, первого морского лорда [31] и заместителя начальника морского штаба — совершенно невероятный эдикт, который адмирал Паунд, по-видимому, не оспаривал [32] .
29
По существу, в эту секцию поступали данные с РПС и других источников об обнаруженных подводных лодках противника и слежении за ними. В секции на специальные карты-планшеты наносилась обстановка по данным радиопеленгования. — Прим. ред.
30
Комиссия по определению потерь противника. — Прим. ред.
31
По английской терминологии начальник штаба ВМС является фактически их главнокомандующим. — Прим. ред.
32
McLachlan. Room 39 Weidenfeld and Nicolson; Mагdeг. From the Dardanells to Oran. Oxford University Press.
Но Тринг продолжал строить свои расчеты в секции поиска подводных лодок на основе того, что он считал достоверным. При всей скудности поступавшей информации, при том характере и размахе операций подводных лодок ему и его пока еще недостаточно квалифицированным сотрудникам почти ничего иного не оставалось, как регистрировать происходившие события и по мере необходимости докладывать о них. Попыток прогнозировать последующие действия подводных лодок не предпринималось. Зато можно было давать хоть какую-то разумную оценку значения атак, которые осуществлялись в том или ином морском районе.
В апреле 1940 г. началась норвежская кампания. Оценивая неспособность Англии предсказать намерения немцев, надо восстановить в памяти три фактора. Во-первых, все внимание Англия сосредоточила на собственном плане минирования норвежских проливов и фиордов по всему побережью, вдоль которого регулярно следовали немецкие суда с железной рудой из Нарвика в Германию. Больше того, по всей видимости, англичане довольно бездумно отнеслись к реакции немцев на это минирование. Во-вторых, Адмиралтейство и флот метрополии все еще были поглощены мыслью о возможности прорыва немецких линейных крейсеров или «карманных» линкоров в Атлантику, и любые признаки их активности, обнаруженные с запозданием, связывались в понятии Адмиралтейства именно с этой возможностью, а не с операцией, которую даже приближенные профессиональные советники Гитлера считали до крайности безрассудной. В-третьих, всю зиму лавиной низвергался поток сообщений о неизбежности нападения немцев на Нидерланды, Бельгию и Люксембург или на Францию, который кончился ничем. Неудивительно поэтому, что разведывательные службы союзников воспринимали слухи о вторжении в Норвегию с некоторой долей скептицизма. В довершение всего ОРЦ удалось заполучить снимки Киля и Западной Балтики только за два дня до нападения; это лишило его возможности точно и достоверно установить, что же происходило на самом деле.
Несмотря на отмеченные моменты, некоторые ключи к разгадке были налицо. В донесениях, полученных секретной службой и Форин офис, указывалось на готовящееся нападение на Норвегию и Данию. Однако внутренняя координация между разведывательными службами была настолько плохой, что ни одно заинтересованное министерство не отнеслось к этим донесениям с серьезным вниманием. Студент выпускного курса Кембриджского колледжа Гарри Хинслей, незадолго до этого поступивший в морской отдел БП, стал изучать поступавшие серии немецких военно-морских радиотелеграфных депеш. Он заметил небывало активное использование основной «балтийской» радиочастоты и введение в действие совершенно новой частоты. Ему не пришло в голову, что это было предзнаменованием вторжения в Норвегию, хотя казалось, что там происходит что-то из ряда вон выходящее. Хинслей переговорил по поводу обнаруженных им новых явлений с группой связи из БП, прикомандированной к ОРЦ во главе с Сандерсом, где тоже занимались вопросами радиоразведки, однако твердых заключений сделано не было и делу, видимо, не был дан ход. Если бы находки Хинслея сопоставили с другими донесениями, с результатами фотосъемки Киля и с тем известным тогда фактом, что после необычайно суровой зимы проливы Большой Бельты и Малой Бельты в конце концов освободились от льда, то, возможно, пришли бы к правильному заключению и прозвучал бы сигнал всеобщей тревоги.
Верно, конечно, что в полдень 7 апреля на флоте узнали о получении сообщения по поводу намерений немцев. Достоверность его подтвердилась, но на беду этот сигнал сопровождался разъяснением, что «ценность всех таких сообщений сомнительна: может быть, это был просто еще один ход в войне нервов» [33] . Штаб ВМС и флот метрополии не предприняли никаких специальных мер. Труднее понять, почему в свете упомянутого сигнала ОРЦ не смог разглядеть значение обстановки, обнаруженной на снимках Киля, когда они были получены разведцентром.
33
Позже это сообщение обрабатывалось в РУ ВМС — в германском географическом отделе, а не в ОРЦ.
Истина в этой истории кроется, возможно, в том, что при определении достоверности поступавших в ОРЦ дипломатических донесений и сообщений секретной службы разведцентру оставалось немногое: придерживаться оценок, произведенных другими организациями. Ему еще не хватало той уверенности в себе, которая позволяет формировать независимые суждения и бить в набат, чтобы поднять общую тревогу. Его постигла неудача, но в ней он не был одинок. Ни одна разведывательная служба союзников не сумела предсказать замысел немцев столь убедительно, чтобы верховное командование могло поверить в это; да и сами норвежцы, располагая, быть может, более весомыми доказательствами о готовившейся против них операции, отказывались поверить в происходившее даже тогда, когда немецкие войска уже вторглись на их территорию. Неудача с предварительным оповещением о начале десантной операции германского флота, а без нее не прозвучал и сигнал всеобщей тревоги, серьезно отразилась на ходе всей кампании. Это значило, что флот метрополии не вышел на позицию для нанесения удара по противнику в тот момент, когда он был наиболее уязвим, когда его суда были битком набиты войсками и боевой техникой или когда производилась высадка десанта в норвежских портах без достаточно хорошо организованного прикрытия с воздуха. И хотя в последующие два месяца объем и быстрота передачи развединформации флоту возросли, Англия по-прежнему страдала от неспособности ОРЦ заблаговременно оповещать о движении германских крупных боевых кораблей. Это привело к серьезной катастрофе — потере авианосца «Глориес» с несколькими эскадрильями истребителей ВВС Англии на борту. Их эвакуировали из Норвегии. Немцы на этот раз не знали, что англичане фактически уходили из страны, и готовились нанести удар по Харстаду, а также по направлявшимся в этот порт конвоям судов. «Шарнхорсту» и «Гнейзенау» снова удалось незаметно выйти из Киля. Флот метрополии об этом оповещен не был. В этот момент прослушивание германских радиопередач навело Хинслея на мысль, что немецкие тяжелые корабли, скорее всего, находятся в открытом море. Он докладывал об этом Клейтону и Деннингу, но его выводы были весьма ориентировочными, а возможность подтвердить их другими источниками не представилась. Сам же по себе радиоперехват лишь капля в море. Поднимать тревогу по такому несущественному и непроверенному наблюдению и посылать тем самым флот метрополии, быть может, в совершенно ложном направлении, значило идти на слишком большой риск. В общем, снова решили ничего не предпринимать. «Глориес» шел в сопровождении всего лишь двух миноносцев — решение, которое можно критиковать сколько угодно. Как только линейные крейсеры обнаружили этот авианосец, его судьба была решена. Рядом находились конвои судов с войсками и крейсер с королем Норвегии, направлявшийся в Англию. Им крупно повезло, что они избежали той же участи. Все эти корабли, несомненно, получили бы более надежную защиту, если бы возникли подозрения о пребывании немецких крупных соединений флота в открытом море.
Когда совершается столько ошибок на всех уровнях теми, кто несет ответственность за действия союзников, нельзя сваливать всю виду на несчастную разведку. Ведь, как уже отмечалось, источников разведданных было мало, координация между различными разведывательными службами была слабой, и ОРЦ не был одинок в неспособности предсказать ход событий. И все же, отзываясь с заслуженной похвалой о будущих достижениях ОРЦ, следует покритиковать его — и это будет вполне справедливо — за невыполнение им своих задач в тот период.
Контрастом служит материальное выражение той помощи, которую получили от первоклассной разведки дерзкие и хорошо исполненные замыслы Редера. Германская авиаразведка действовала великолепно, услуги, оказываемые «В. Dienst», были превосходны. «Их ценность для немцев превышала гору героических подвигов, отмеченных высокими наградами», — утверждал один германский историк [34] . «В. Dienst» каждый раз снова снабжала германский морской штаб точными сведениями о передвижениях и позициях британских военно-морских сил, безусловно, не единожды спасая противника от катастрофы.
34
Сaius Веkker. Hitler's Naval War. Macdonald.