Разведотряд
Шрифт:
— Не очень-то, как я вижу… — ухмыльнулся Войткевич, — …ты в курсе. Их «политруки», как и наши, тоже в атаку ходят. Просто это не офицерское звание, а партийная должность.
— А я о чём? — слегка раздражаясь, возразил Саша.
— Не знаю о чём, но не о том, о чём нужно… — Яков пододвинул к себе схему, нарисованную со слов садовника и дополненную, по памяти, Сашей. — Значит, так: по плану операции возражений у меня нет…
— Благодарю за доверие! — проворчал Новик.
— Приходи за добавкой… — Войткевич ткнул своим карандашом в контуры особняка, расчерченные красными стрелками и синими кружками постов и пулемётных гнёзд. — Ваша группа через подземный ход пройдёт внутрь санатория, в кабинет этого Бреннера… — он с сомнением постучал по конечному пункту красной траектории. — И попытается захватить кого-нибудь из немецких морских офицеров…
— И сам Бреннер подойдёт, абвер всё-таки… — заметил Саша, прохаживаясь вдоль бревенчатой стены землянки…
Войткевич мельком глянул на него исподлобья:
— Это уж как там пойдёт. Харчами перебирать не приходится… — он пожал плечами. — В крайнем случае закидаем там всё гранатами или насрём в кашу на камбузе.
— Закидаем? — уточнил Саша.
— Именно! — твёрдо заявил Войткевич, откинувшись на скрипучей лавке, забросанной еловыми лапами. — Я пойду с вами.
— Это ещё зачем? — нахмурился Новик и недовольно скрестил на груди руки. — На твою задницу и так приключений хватит. Твоя группа останется у ротонды и, если вдруг там возникнет переполох, вы в порядке отвлекающего маневра…
— Это само собой! — отмахнулся Яков. — Это боцман вам обеспечит, будь здоров. Он только с виду спит на ходу, а рванёт тельник — свои разбегаются. А я пойду с вами…
— И зачем всё-таки? — повторил вопрос Новик.
Войткевич снова навалился на доски стола грудью и задумчиво постучал по тетрадному листку в косую линейку карандашом:
— Вот что, старшой лейтенант… Давай договоримся…
— Давай, лейтенант… — уселся напротив Саша.
— Я тебе всё объясню, но только когда вернёмся.
— Почему? — насторожился Саша. — Почему только по возвращении?
— Ну и какой смысл было бы откладывать… — картинно развел руками Войткевич, — …если б я это мог тебе прямо сейчас объяснить?
— Чёрт с тобой… — задумчиво протянул Новик. — Ладно. — Он, протянув руку, забрал из-под карандаша Войткевича листок и поднес его к раздвоенному жёлтому язычку, плясавшему на сплющенной гильзе сорокопятки. Подождал, пока язычки прихватят край листка, поползут дальше, и, только убедившись, что он превратился в чёрный комок пепла, продолжил: — Давай сюда Аську, надо передать в разведштаб время и место эвакуации группы по выполнению задания.
— А может, по выполнении задания и вызывать? — с сомнением поскрёб под суконным кепи Войткевич. — Вдруг там такой «кандёр» заварится, что и эвакуировать-то некого будет.
— Типун тебе… — поморщился Новик. — Во-первых, рацию с собой тащить накладно, да и тут она нужнее. А во-вторых, отходить в лес и ждать потом эвакуации… — старший лейтенант покачал головой. — Немец нас по лесу так загоняет… Лучше уж сразу морем. Там, если оторвёмся, то никакими собаками уже не достать.
— Вас не достать… — проворчал Войткевич. — А я со своими ребятами что делать буду, как на базу возвращаться?
— Да никак… — пожал Новик плечами. — Или героически погибнете, или с нами уйдёте. И в том, и в другом случае… — фыркнул он, — я доложу о вас в разведштабе флота в самых пышных эпитетах, с привлечением нецензурной лексики…
— Никогда не слышал матерной былины, — рассеянно заметил Войткевич. — Хотя в первоначальном виде они наверняка именно так и звучали: «И сказал Илюшенька злое…чему Тугарину: „Ах, ты ж, убоище убоищное…“»
— Что это ты при дамах этак? — оглянулся Новик на суконное армейское одеяло, отгородившее привилегированный закуток землянки.
— О ком это ты, лейтенант? — удивился командир партизанских разведчиков, правда, не слишком правдоподобно, скорее даже с некоторой рисовкой.
— О ком, о радистке… — вполголоса проворчал Новик. — С которой вы тут такую «морзянку» выстукивали, что даже твой Блитц от зависти взвыл.
— Она у меня тут по долгу службы… — ухмыльнулся Войткевич.
— По долгу службы она пусть займётся сейчас составлением шифровки, а не… — всё так же вполголоса заметил Новик. — Надо до вечера сеанс связи устроить, а для этого, сам знаешь, километров пять-шесть пройти придётся. Так что будьте добры шевелиться в нужном направлении.
— Пожалуйста… — пожал плечами Яков и, достав из кармана галифе фанерный спичечный коробок, позвал чуть слышно, будто демонстрируя очередной фокус дрессуры со своим овчаром Блитцем: — Товарищ старший сержант?
Чиркнула и вспыхнула спичка. За одеялом что-то глухо свалилось на земляной пол, зашуршало еловыми лапами, послышалась паническая возня и, как только обугленная спичка упала на засаленные доски стола, одеяло вспорхнуло в сторону. Появилась разомлевшая до румянца Ася в чуток перекошенной пилотке, наспех застёгивающая верхнюю пуговицу гимнастерки. Со взглядом, сонным, но каким-то особенно сытым…
— Ну, как? Проверили рацию, товарищ сержант? — деловито нахмурился Войткевич.
Ася посмотрела на него мутно, нахмурилась, будто узнала только что, и, подняв ладонь к виску, повернулась к Новику. В глазах её вспыхнули злые искорки, словно отразилась та самая спичка из «курса молодого бойца» — куда как обидная для орденоносца.
— Товарищ старший лейтенант, разрешите обратиться к товарищу лейтенанту?
— Не понял… — заинтригованно протянул Войткевич, демонстративно вынимая папиросу из Сашиной, с «Большой земли», пачки «Беломора». — А чем это один лейтенант другого главнее?
— Тем, что она — моя подчинённая, — напомнил Новик, стиснув улыбку. — Извольте. Обращайтесь.
— Есть! — Ася круто развернулась к Войткевичу и произнесла размеренно и выразительно, как глухонемому: — Иди ты, товарищ лейтенант…
— Куда? — опешил Яков, так и не донеся до рта папиросу.
— Туда, где ночью был…
Глава 6. Арийские ария и ариозо
Май 1943 г. Гелек-Су
— Ich bin der Vollidiot Im Operngesang… — мычал гауптштурмфюрер Бреннер арию жреца из вагнеровской «Аиды», разминая в нервических пальцах куцую сигару.