Развесистая клюква Голливуда
Шрифт:
– Табуретка неудобная, журнал шуршит, какой дурак сделал крюк, зачем здесь под потолком люстра, – зудел Кузьма. – Миша, отойди, мешаешь. Степашка, не дыши, меня это раздражает. Аня, какого черта ты облилась духами? От запаха у меня голова кружится. Никита, не пялься на меня!
В конце концов Бурундуков не выдержал, схватил вторую табуретку, залез на нее, выдернул люстру у Пряникова и насадил ее на крюк.
– Отлично, я это сделал! – возликовал Кузьма. – Никита, стой тут. Научу тебя подключать электроприборы.
Я услужливо подала моток:
– Вот.
– Не подойдет, – отверг предложенный материал постоялец.
– Почему? На ней же нет портретов руководителей государства, – неожиданно сказал Геннадий Петрович.
– Папуся! Супер! – заскакала Юлечка. – Двадцать рублей!
– Эта лента синяя, – заявил Кузьма, – а мне нужна красная!
– Да какая разница? – не поняла Маша.
– Огромная, – уперся бизнесмен, – или тебе не ясно? Синий и красный – не один и тот же цвет!
– Как будто есть разница, – хмыкнула Маша.
Я удивилась: почему Леонова здесь? Ей надо сидеть с больным мужем, а не торчать в гостиной.
– Не годится, ищите красную, – приказал Кузьма.
– Несу! – заголосила Олеся. – Держите!
– Где ты ее взяла? – удивилась Белка.
– В холодильнике, – пояснила повариха, – она там с прошлого года лежит. Неужели не видели?
Бабуля заморгала, я подумала, что ослышалась, а Бурундуков захохотал.
– Не дергайся, – приказал ученику Кузьма, – наблюдай за моими действиями. Итак! Зачищаю концы. Эй, где бритва?
– Пожалуйста, – залебезила Катя.
– Ну и что это? – возмутился Пряников.
– Бритвочка, – просюсюкала горничная, – как вы велели. Новехонькая, из коробочки, розового цвета, с тремя лезвиями! Удаляет волосы в самых труднодоступных местах.
Бурундуков посмотрел вниз.
– Все думаю, где у меня на теле эти самые труднодоступные места? И никак не могу понять логику умников из рекламного бизнеса. «Первое лезвие бреет чисто, второе еще чище, третье чище всех». Если последняя полоска такая острая, то за фигом две первые, а?
– Не умничай, – остановил его Кузьма Сергеевич, – нужно простое лезвие! Нормальное! Двустороннее! «Нева»!
– Река? – попятилась Катя. – Здесь течет Зинка.
– У нас нет вещей из каменного века, – сказала я, – можно принести электровариант. Кстати, каменными топорами и ножами из бивня мамонта мы тоже не запаслись.
– Милый, не нервничай! – попросила Аня. – Ты покраснел.
– Ножницы! – зашипел Кузьма. – Никита, возьми их, поскреби по концам, так! Не так! Как у тебя руки пришиты! Что ты за мужик! Дай сюда!
– Милый, осторожно, – вякнула Аня. – Не шевели ногами, упадешь!
– Отстань, – велел муж.
– Я волнуюсь за твое здоровье, – зачастила новобрачная. – Милый, дорогой, любимый, не оступись.
Я напряглась. Если кто-то скажет мне: «Смотри, не споткнись», – я непременно рухну
Пряников дернул ногой, табуретка накренилась.
– Ой, ой, ой, – завизжала Аня. – Рушится! Помогите!
Кузьма Сергеевич ухватился рукой за крюк, послышался странный звук, в столовой погас свет, зато над камином лампа вспыхнула с утроенной силой. Бизнесмен свалился на пол и остался сидеть с абсолютно прямой спиной и задранными кверху руками. Не особенно густые волосы его встали дыбом, и он напоминал одуванчик в самой буйной стадии цветения.
– Генератор сломался! – испугалась Маша. – Мы останемся без электричества!
– Фазу вышибло, – спокойно произнес Геннадий Петрович. – Надо щелкнуть тумблером, и снова все будет о’кей.
– Какой ты умный, – по инерции прошептала Аня, прижав к груди кулачки.
Я покосилась на новобрачную, а та, сообразив, что ее муж замер в странной позе и не произносил фразу про щиток, взвизгнула и бросилась к нему:
– Милый, ты жив?
– Обожаю этот вопрос, – засмеялась Юля, – ничего с твоим мужем не стряслось. Сидит, значит, не умер. Труп лежит, правда, папочка?
– М-м-м, – протянул дерматолог.
– Милый, не молчи, – захныкала Аня. – Почему он не отвечает? Ой! Страшно! Кузенька! Не покидай меня! Мы же только расписались!
– А вот я выйду замуж за олигарха! – мечтательно произнесла Юля. – Богаче и круче всех! С яхтой, домами, заводами-фабриками-алюминиевыми копями.
– Алюминий не природное ископаемое, – вдруг заявил Кузьма Сергеевич, не опуская рук, – это сплав.
– Вау! – восхитился Миша. – Он Человек-Пингвин. Его шандарахнуло током, а ему это по фигу!
– Милый! – бросилась обнимать супруга Аня. – Любимый!
– Олигарх будет старым, – вдруг злобно произнесла Маша, – гадким старикашкой с потными лапами и съемными протезами. Тебе с ним за брюлики спать придется.
Юля одернула юбочку.
– Надеюсь, супруг скончается сразу после регистрации брака. Я куплю себе для похорон винтажное платье от «Диор», надену вуаль от «Гуччи», буду вытирать слезы кружевным платочком «Дольче и Габбана», в сумочку «Прада» положу успокоительные таблетки, в туфельках «Лабутен» безо всякой жалости пойду по кладбищенской грязи.
– Зачем тебе успокоительные таблетки, если муж нелюбимый? – заржал Миша.
– Чтобы не запрыгать от счастья, – быстро ответила Юля. – Самый лучший супруг – это слепоглухонемой мертвый олигарх, который написал завещание из двух слов: «Все жене».
– Снимите меня отсюда, – жалобно сказал Бурундуков.
Все одновременно задрали головы.
Никита висел под потолком. Руки-ноги орнитолога были растопырены в разные стороны, он напоминал вентилятор.
– Ох и ни фига себе, – ахнула Аня, временно забыв про Кузьму Сергеевича.