Развесистая клюква Голливуда
Шрифт:
– Крутизна, – подхватил Миша. – Решил изобразить птичку? Типа, дятел? Похоже получилось!
– Как ты туда попал? – спросила я.
– Не знаю, – грустно признался Бурундуков, – свет погас, Кузьма упал, а меня приподняло и подвесило.
– Ваших рук дело? – нахмурился Геннадий Петрович, обращаясь к Белке. – Новый трюк?
Бабуля проигнорировала замечание дермотолога.
– На чем ты держишься? – закричала она.
– Похоже, крюк для люстры зацепился за мой брючный ремень, – после короткой паузы
– Надо притащить лестницу, – начал командовать Кузьма, сидя на полу.
– Ты уже повесил люстру, теперь молчи, – огрызнулся Миша.
Бизнесмен тут же свалил вину за свою неудачу на других:
– Изоленту принесли не того цвета, бритва плохая, Аня под руку болтала.
– Плохому танцору всегда уши мешают, – элегически протянул Никита, который, даже очутившись под потолком, не растерял словарного запаса. Он чихнул. – Ох! Ремень-то вроде рвется.
– Молчи, – приказала Белка, – виси молча.
– Тащите лестницу! – заорал Кузьма.
Олеся бросилась в коридор.
– Стоять! – гаркнула бабуля. – Пока туда-сюда обернешься, Никита упадет.
– Не хочу! – занервничал орнитолог. – Высоко, я синяки набью.
– Не-а! – возразил Миша. – Шею сломаешь.
– Навряд ли, – голосом знатока сказал Кузьма, – если только руки-ноги.
– Суперкадры получатся, – констатировал Иван, ни на секунду не прекращавший съемку.
– Тише, – взмолился Никита, – от громкого звука у ремня кожа трещит!
– Нет, – вклинился в беседу Кузьма, – голосом нельзя разорвать ткань. Вот стекло легко может треснуть. Шаляпин рюмки своим басом бил.
– Какой ты образованный, – нежно прокурлыкала Аня.
В углу комнаты раздались шипение, затем кашель, плавно перетекший в хрип.
– Кто здесь? – подпрыгнул Геннадий Петрович.
– Часы, – пояснила я, – они бьют когда хотят и сколько пожелают.
– Уфф, – выдохнул дерматолог.
Юля на долю секунды выпала из образа дочки.
– Испугался? – злорадно спросила она.
– До жути, – признался дерматолог.
– Я сейчас точно упаду! – взвыл Бурундуков. – Прекратите дуракаваляние, спасите меня.
– Предлагаю обсудить проблему детально, – занудил Пряников, – подавайте ваши предложения, лучше в письменном виде.
– Он плюхнется, и мы без электричества останемся! – воскликнула Маша.
– Ну и заявление! Где логика? – заржал Миша. – Или ты хочешь использовать дядю как люстру? Изабелла Константиновна, в доме есть лампочки на сто ватт?
– Очень неэкономно, – укорил продюсера Кузьма, – вполне хватит и двадцати пяти.
– Милый, ты такой хозяйственный, – исполнила припев Аня.
– Лампы в кладовке. А зачем они тебе? – спросила Белка.
– Можно одну Никите в рот впихнуть, другую в задницу, и включить, – не моргнув глазом, выдал продюсер.
– Спущусь, мало тебе не покажется, –
– Так спускайся, если можешь, – не испугался парень.
– Ща грохнусь, – прошептал Бурундуков, – чувствую, как ремень лопается.
– Хватайте подушки с диванов и кресел, пледы, все мягкое и бросайте на пол! – закричала Белка.
Присутствующие забегали, словно персонажи из мультика. Лично я до той секунды, когда Никита с воплем «…!» спланировал с потолка на пол, ухитрилась притащить четыре валика, здоровенную сидушку из качалки, пару пледов и кусок поролона в наволочке с изображением кошки.
– …! – еще раз воскликнул Никита.
– Ты жив? – еле слышно спросила Маша.
– …! – как заводной повторял Бурундуков.
– Если матерится, значит, порядок, – поставил диагноз Миша.
– Эх, жаль, крови не пролилось, – вздохнул Иван. – Никита, сделай одолжение, ляг на подушки и высуни язык. Ну, пожалуйста!
Бурундуков смерил режиссера гневным взглядом, но почему-то промолчал.
– Зачем? – спросила Юля.
– Для кино, – объяснил Иван. – Мертвецы всегда лежат с языками наружу, народ поверит, что Бурундуков копыта откинул. Смерть привлечет зрителей.
– Правда, папочка? – усомнилась специалист по организации культурного досуга.
– Не, – ответил дерматолог, – когда человек умер, у него рот и глаза всегда закрыты.
Я тут же вспомнила труп девушки и поежилась. Да уж, она отличная актриса: лежала с широко открытыми очами, ухитрилась ни разу не моргнуть. Неожиданно меня охватило необъяснимое чувство тревоги. Что не так в «Кошмаре»?
Аня взглянула на Геннадия Петровича и неожиданно широко улыбнулась.
– О-о-о, у-у-у, ы-ы-ы, – завыло из коридора.
– …! – опять ругнулся Бурундуков.
– Кто это? – завизжала Маша.
– Ясный перец, собака Баскервилей, – вполне мирно сказал вдруг Никита, – можно было привыкнуть.
Белка стиснула кулаки.
– Семен!!!
В гостиную тихо вошла большая фигура.
– Ась?
– Зачем ты воешь? – спокойно спросила бабуля.
Дурак почесал в затылке.
– Дык по расписанию. Сами приказали, в восемнадцать нуль-нуль второй выход собаки Баскервилей. Я очень исполнительный. Как велено, так и завываю.
– Спасибо, можешь остановиться, – милостиво кивнула Белка.
– Ну и расхренаш тут! – с удивлением произнес Семен. – Ваще! Будто по гостиной и столовой Мазай прошел.
– Мамай, – автоматически поправил его Кузьма, – Мазай спасал зайцев.
– Наверное, он их потом съел, – хихикнула Юля, – привез домой и ням-ням!
– Не надо ли помочь? – заглянула в комнату Катерина.
Я очень люблю людей, которые в момент опасности забиваются в самый дальний угол, выжидают время и выходят из укрытия со словами «Давайте помогу».