Развилка
Шрифт:
Карандаш черкал страницы, и Трухин продолжал работать. Тыловое снабжение. Передача трофейной советской техники и вооружения в части Русской Освободительной Армии. Проверка офицеров и их переаттестация. Тезисы для доклада перед высшим командным составом армии. Переброска подразделений. Планы немцев и большевиков на летнюю военную кампанию. Один вопрос цеплял за собой другой. Но вскоре Трухин устал. Он закрыл блокнот, откинулся в кресле и его взгляд скользнул по салону самолета.
Разумеется, командующего РОА сопровождали штабные работники и охрана. Люди преданные, неоднократно проверенные, и каждый доказал свою верность. Однако Трухин прекрасно понимал, что половина из них может в любой момент его предать. Если немцы решат, что он становится опасен и его нельзя удержать под контролем, поступит приказ и один из телохранителей, не задумываясь, выстрелит ему в голову или сдаст своего главкома Абверу. Поэтому единственная возможность выжить и остаться на свободе - сохранять преданность Третьему Рейху, а свои дела проворачивать тайно и копить
Германский Генштаб склонялся к тому, что большевики предпримут не одно, а несколько наступлений. Они будут следовать одновременно или одно за другим. Основные сражения произойдут в районе Москвы и Ленинграда. И в этом был смысл. Советские войска тоже несли потери, а наибольшая плотность населения, даже с учетом войны, именно в Центральной России. Опять же заводы и фабрики, захваченные немцами в начале Восточной кампании, должны быть отбиты. А еще, что немаловажно, Сталин попытается как можно дальше отодвинуть линию фронта от столицы.
Но Трухин считал иначе. Будет одно большое наступление. Направление удара советских войск вдоль Волги от Камышина на Сталинград, а затем на Ростов. Цель - разрезать Восточный фронт, отделить южные районы и Кавказ от Центральной России, выйти к Азовскому морю и, конечно же, покарать казаков. Тут и экономика, и мобилизационные расчеты, и мировой престиж, и амбиции большевиков. Факторов много. Но на первом месте, по мнению Федора Ивановича, желание советского руководства поквитаться с самостийниками.
Дурной пример, как известно, заразителен. Немцы дали независимость казакам и это моментально привлекло к ним симпатии других народов. Вот он показатель германских намерений. В своих речах немецкие пропагандисты утверждали, что пришли победить коммунизм, и после победы все народы СССР получат право на самоопределение. И вот оно, это самое самоопределение. Сегодня казаки. Завтра появится возрожденная Россия, пусть пока в пределах Крыма. А потом Татарстан, Башкирия или среднеазиатские республики начнут говорить о создании государственности без оглядки на Кремль. И неважно, что немцы не собирались давать кавказцам и азиатам независимость. По крайней мере, Трухин об этом ничего не слышал. Приманка есть и ее достаточно. Поэтому, чтобы не происходили внутренние волнения, большевикам следовало как можно скорее раздавить Доно-Кавказский Союз. И пусть это не решающий фактор, но учитывать его необходимо.
Примерно так размышлял Федор Иванович, когда пытался поставить себя на место руководителей СССР. Однако он держал свои мысли при себе. С атаманами ДКС предположениями, которые частично подтверждались данными собственной разведки, конечно, поделился. А вот с немцами нет. Хотя бы потому, что германские генералы, несмотря на первые поражения от Красной армии, до сих пор считали себя непревзойденными стратегами, и за эту ошибку им предстояло поплатиться.
"Тяжко придется немцам, казакам и всем нам этим летом", - подумал Федор Иванович и, вспомнив о последнем посещении Новочеркасска, которое произошло месяц назад, задался вопросом финансового благополучия ДКС. Если в начале весны казаки бедствовали, считали копейки и во многом зависели от немцев, теперь все изменилось. Резко и кардинально. Из неизвестных источников они получили золото, которым обеспечили свои бумажные деньги и смогли оплатить поставки союзников. Иностранцы сразу почуяли выгоду и на время, пока у казачьих атаманов не иссякли средства, Ростов и Новочеркасск стали местом паломничества для европейских коммерсантов, которые предлагали любые товары и услуги, от алкоголя и продовольствия до ширпотреба. Но казаков, которые тоже чувствовали приближение грозы, интересовало совсем другое: оборудование, оружие, боеприпасы и техника. Они собирались драться всерьез, до последнего. В этом Трухин был уверен. А вот откуда казаки взяли золото, генерал так и не понял. Да чего он? Даже немцы не смогли в этом разобраться и когда надавили на атаманов, в первую очередь на Петра Николаевича Краснова, они уперлись и промолчали. После чего германцам, дабы не портить отношения с ценным союзником, который день ото дня становился сильнее, пришлось сбавить тон и пойти на попятную...
Прерывая размышления главнокомандующего, в салоне появился один из пилотов, который доложил:
– Снижаемся, через десять минут посадка.
54.
Ростовская область. 03.06.1943.
Снова дорога, я ехал из Краснодона, куда меня специально посылали на круг казаков окрестных станиц. Народа было много, почти тысяча казаков. Но ничего нового для себя я не увидел и не услышал. В основном решались вопросы земли и дела охранных сотен, часть из которых находилась на немецкой территории, а часть в Доно-Кавказском Союзе. Большевики, сволочи, раздробили земли Войска Донского, и так вышло, что окраинные районы Луганска (Сталино) и Донецка (Ворошиловграда) оказались на Украине, которую немцы уже включили в Третий Рейх. По-хорошему, стоило бы вернуть казакам, что отняли большевики. Однако дело двигалось медленно и на круге в Краснодоне казаки написали обращение к рейхсканцлеру Мартину Борману.
Если интересно, текст под рукой:
"Вождю
Подписались: атаман Гундоровской станицы Ф.Г. Власов, бургомистр Краснодона П.А. Черников, командиры охранных сотен и почетные казаки.
Сам по себе этот документ ничего не значил. Однако он, как еще полсотни подобных, будет приобщен к обращению на имя Мартина Бормана и Альфреда Розенберга с просьбой донских атаманов вернуть ДКС их исконные земли. Что из этого выйдет, мне неизвестно. В данном случае я всего лишь винтик огромной машины, которая раскручивает маховик и набирает обороты. Однако я предполагал, что никакого присоединения не будет. По той простой причине, что спокойное время на исходе и вскоре нам следует ожидать наступления Красной армии. Я ведь не слепой и не глухой, многое вижу, и многое слышу, а потом все это пытаюсь анализировать, и признаки надвигающегося Красного шторма видны любому здравомыслящему человеку. Но пока я в тылу и в жизни полный порядок.
Когда моя группа и Алейник доставили в Новочеркасск золото Кубанской Рады, в столице Союза нас уже поджидали атаманы, которые имели вес и за спиной каждого стояли верные казаки. Были Красновы, Балабин, Шкуро, Науменко, Татаркин и Кононов. А помимо них уже знакомый мне Николай Лазаревич Кулаков, которого терцы выбрали походным атаманом и которому сделали протезы. Эти восемь атаманов приняли золото. Его взяли под охрану казаки Атаманской конвойной сотни, к которым присоединился Алейник, и сокровища исчезли в закормах Доно-Кавказского Союза. А мы вернулись на базу и стали ждать награду. Все считали, что это будут внеочередные чины, ордена и кресты, а помимо того солидная денежная премия. Но я, честно говоря, задумался над тем, что нас проще ликвидировать. Хотя бы ради сохранения тайны. Поэтому постоянно был настороже и ждал подвоха.
Минуло три дня и нашу базу, которая, между прочим, находилась под постоянным наблюдением неизвестных шпионов, посетили гости, Петр Николаевич Краснов и Андрей Григорьевич Шкуро. Два легендарных атамана появились вечером, инкогнито и без явной охраны. Личный состав находился в доме и никуда не отлучался, а охранник во дворе, молодой казак Сашка Свиридов, растерялся и заорал во все горло:
– Смирно!!!
Казаки схватились за оружие, слишком истошным голосом кричал Свиридов, а я метнулся к выходу и нос к носу столкнулся с Андреем Григорьевичем.