Развод и три босса
Шрифт:
И в голову вообще ничего не приходит, даже сакраментального : “Ты не так понял”...
Глава 25. Послушная девочка
Глава 25. Послушная девочка
“Эмик, я хочу поговорить”
Отвали, Колесников.
“Эм, мне Кирилл сказал сегодня, что у вас все серьезно… Позвони мне, пожалуйста”.
Черт! Оторвать бы этому Кириллу его длинный язык!
Откладываю телефон с сообщением от Миры подальше. Не до него сейчас. Занята я! Сильно-сильно!
“Эммануэль, ты когда в офисе будешь? Зайди ко
ИИ, иди туда же, куда и Колесников!
“Лапуля моя, если ты думаешь, что сбежишь от меня, забудь. Скоро я приеду и заберу тебя”.
О-о-о-о, Лисовский! Только тебя мне не хватало для полной гармонии!
С ненавистью отбрасываю телефон еще дальше, зарываю голову в подушку, выстанывая матерные определения ситуации и своему поведению в ней.
Только ты, Эммануэль Эдуардовна, могла так феерично впереться! Причем, по всем фронтам сразу!
Вот казалось бы, ну что тут такого? Ну хотела дело доброе сделать, дотащить пьяного босса до дома…
Дотащила. И даже раздела этого кабана, хотя, видит бог, это было вообще непросто!
Но какого черта, Эммануэль ты тупая, какого черта ты улеглась спать рядом с ним? Что тебя дернуло?
Безопасная гавань в буре страстей вдруг обнаружилась в квартире Колесникова? Чем ты думала, Эмми? Хотя, тут понятно чем. Задницей. Той самой, которая устала таскаться по кабинетам, парковкам и чужим этажам, и захотела упасть в короткий обморок на теплый, гостеприимный диванчик.
Кинулась. Довольна теперь?
“Эмик, возьми трубку… Ну чего ты испугалась, глупенькая?”
Колесников, мать твою… Даже через экран ощущается его снисходительный покровительственный тон.
Ох, какой он довольный был вчера с утра, когда выяснил диспозицию. И вообще не слушал меня, взволнованно прикрывавшую грудь и пытавшуюся донести до его похмельного мозга, что эта диспозиция — неверная!
Улыбался, тянул ко мне лапы, что-то бормотал, дыша в лицо парами перегара. Меня в этот момент резко затошнило, и я, отговорившись тем, что чувствую себя плохо, сначала заперлась в ванной, где быстренько оделась, а затем партизанскими тропами, улучив момент, пока Колесников, счастливо насвистывая, готовил на кухне завтрак, рванула прочь из его квартиры, вообще ничего не объясняя больше.
Не было смысла и моих моральных сил на это.
Я приехала домой, залезла в душ, благодаря бога и ИИ, что сегодня выходной, можно поспать.
Свалилась в кровать, закрыла глаза и с наслаждением продремала до самого вечера. Встала, перекусила и опять уснула. Отличный выходной получился.
А вот на следующий день совершила очевидную глупость. Включила телефон. И понеслось…
И теперь я лежу, трусливо пряча голову в подушку и выискивая в себе силы принимать хотя бы какие-то решения. И не могу. Не нахожу ничего внутри, кроме бесконечной жалости к себе!
Впервые в жизни, пожалуй, хочется быть слабой. Хочется печеньку и на ручки, а не вот это вот все… Хочется , чтоб убаюкали, приласкали, погладили… И не кто-то абстрактный, а совершенно конкретный человек. Мой великан-электрик… Как некстати он уехал в свою командировку! Если бы в городе остался,
Ощущаю, как все внутри становится томным, тяжелым… Хочется утешить себя хотя бы рукой, и даже пальцы уже ложатся на промежность…
“Эмик, я у твоего подъезда, выходи”
Гад Колесников! Обломал мне даже небольшой кайф!
В ярости хватаю телефон, чтоб выключить его, наконец, но тут он начинает работать на входящий вызов. И сердце мое замирает.
Все-таки у нас с Ильей какая-то кармическая связь. Как он почувствовал, что нужен мне сейчас?
Принимаю видео-вызов и с восторгом смотрю на хмурое с утра лицо моего электрика.
— Привет, — улыбаюсь ему, устанавливая телефон так, чтоб удобней было разговаривать, — ты уже доехал?
— Привет, — отвечает он, — да, только недавно. Ты чего такая?
— Какая?
— Помятая… Ты одна? Я звонил вчера, ты трубку не взяла…
Ого, теперь понятно, чего мы хмурые и подозрительные. Его ревность умиляет, и я глупо улыбаюсь во весь экран.
— Я дома, — тяну сладко, словно кошечка мурлыкает, и так хорошо мне от его лица на экране, от губ, сурово поджатых, от взгляда слишком настойчивого, что буквально растекаюсь по кровати. И опять хочется себя потрогать, пошалить чуть-чуть… Где-то на краю сознания мелькает трезвая мысль, что как-то у меня с перепадами настроения не все в порядке, слишком серьезный разгон от раздражительности к дикому желанию секса, но в этот момент Илья чуть отставляет камеру, я вижу его голую, заросшую волосом грудь, и дыхание буквально перехватывает.
Он в каком-то помещении сидит, судя по цвету и фактуре стен, что-то типа лофта, и, совершенно очевидно, что один. Иначе чего б ему полуголым там находиться? Хотя… Я хмурюсь от неожиданно пришедшей в голову мысли, что он там может быть не один, и потому, собственно, не одет…
— А ты где? — спрашиваю я сурово, пытаясь высмотреть детали обстановки за его спиной и тревожно прислушиваясь к любым посторонним звукам, которые может уловить динамик микрофона.
— В гостинице, — спокойно отвечает мне Илья, — говорю же, только доехал, устал, как собака, в душ сходил… Сегодня куча дел, голова не варит, а тут ты еще не отвечала вчера… Думал уже разворачиваться и обратно ехать… Выяснять, где там моя морковка Эммануэль застряла, может, зайца какого нашла себе на корпоративе, и он ее грызет…
Последние слова его, серьезные и жесткие по тону, вызывают во мне волну стыда. Потому что морковка Эммануэль совершила ошибку. Не смертельную, но объяснить ее Илье будет очень непросто… Мне бы кто объяснил еще…
Так что самым логичным и правильным будет просто ему ничего не говорить про утро у Колесникова. Тем более, что это реально недоразумение, я ни в чем не виновата…
— Я просто так устала… — мяукаю я виновато, — пришла домой и заснула, представляешь? А телефон разрядился… А я этого не поняла даже, проснулась вечером, поела и опять спать… А сегодня с утра… Вот…