Развод неизбежен, предатель
Шрифт:
— Поздно, я уже все сделала. А поесть мы и дома можем.
— Лейла... — Я слышу визг, а затем гулкие сигналы машин. — Черт!
— Что там?! — встревоженно интересуюсь.
Сердце гулко барабанит, застилая остатки разума. Молчание затягивается. Но я упорно жду его ответа.
— Ничего, — отмахивается он, будто ничего не произошло, а я вдруг начинаю злиться оттого, что дала слабину и забеспокоилась о нем. — Ладно, как скажешь. Будь по-твоему. Я еду... к вам.
— Хорошо. — Сбросив звонок, я ставлю обе руки
Если Бурак будет заявляться сюда каждый день, держать оборону станет гораздо сложнее. Да и признаюсь честно: видеть его тяжело. В груди такая горечь, что впору кричать не останавливаясь. Да еще и Али... Он так преданно смотрит на отца, что ставит меня в тупик. Заставляет задыхаться от лавины прожитых чувств.
Бурак приезжает спустя полчаса. Заходит с пакетами из супермаркета. Полностью заполняет холодильник, искоса поглядывая на меня. Видимо, хочет какой-то реакции. Я закатываю глаза, показывая, что уж этим меня не пронять. Тухлый номер.
Али, довольный приходом отца, садится рядом с ним. Жмется к нему. Они начинают о чем-то разговаривать. Я же накладываю еду в тарелки.
Оборачиваюсь к ним и тут же встречаюсь с абсолютно идентичными взглядами, полными ожидания. Я неосознанно вздрагиваю, глядя на Бурака и Али. С каждым днем сын все больше становится похожим на отца. Копия без изъянов. Это даже в характере прослеживается. И если раньше я смотрела на это радостно, то сейчас меня окутывает парализующий страх.
А что будет, когда сын вырастет? Страшно представить. Очевидно, стойкое напоминание о Бураке будет преследовать меня до конца дней.
Поставив перед ними тарелки с едой, я сажусь напротив.
— А ты? — тут же спрашивает он, принимаясь есть. Блаженно зажмуривается, так же, как и сын. — Здоровья твоим рукам, Лейла. Очень вкусно.
Я молча киваю, обхватив чашку с водой.
— Совсем не ешь, — заявляет с явным осуждением Бурак спустя минуту.
— Пока готовила, поела, — отмахиваюсь я. — Не обращайте на меня внимания.
Муж хмурится, протягивает сыну хлеб. Продолжает есть.
Я смотрю на них... таких, родных и близких людей... и сердце кровью обливается.
Что с нами стало?! Кто мы теперь друг другу? Родители Али? Да... наверное, именно так. Еще и малыш под моим сердцем... как мне скрыть это от Бурака?! Смогу ли я?
Мельком поглядываю на Али, который с набитым ртом рассказывает Бураку что-то из своего любимого мультфильма...
А я окунаюсь в прошлое. Когда-то мы были хорошей семьей. Дружной, понимающей друг друга с полуслова. Мы так же сидели на кухне. Завтракали, обедали, ужинали вместе. Мы были счастливы. А до чего докатились?!
Я сглатываю внезапно образовавшийся в горле ком и выдыхаю.
— Все! — подытоживает Али, откладывая вилку. Заговорщицки поглядывает на отца. А это еще что значит? Решил пойти запретным
— Иди поиграй, сын, — поцеловав его в макушку, говорит Бурак и подмигивает. — Я скоро к тебе приду.
Скоро?! Я смотрю на тарелку мужа, на которой уже ничего нет, и выгибаю бровь.
— Буду ждать тебя, папа, — уходя, произносит Али.
— Руки не забудь помыть, — бросаю ему вслед и сама тоже встаю. Не могу сидеть рядом с Бураком.
Взяв грязные тарелки, несу их к раковине. Положив в нее, кручу кран и прикрываю глаза.
— Лейла...
Хриплый шепот принуждает вздрогнуть. Сильные руки обхватывают мою талию. Тянут к себе. Дыхание перехватывает. Я чувствую, как мои щеки загораются от близости с мужем.
Бурак утыкается носом в мои волосы. Шумно втягивает запах.
— Если бы ты знала, как мне плохо... — Его слова порабощают разум. — Без тебя.
— Что ты творишь? — шепчу я, когда его рука тянется выше — к груди.
— Обнимаю жену. — Его проворные пальцы чертят линию вдоль позвоночника. Другая рука опускается на полушарие груди.
Я почти теряю связь с реальностью, пока вспышки из прошлого не начинают озарять голову, запуская механизм невозврата. Меня вновь затягивает в воронку того дня, когда я увидела его с другой. Становится мерзко. От ситуации. От всего того, что между нами происходит. Даже от себя, неготовой дать отпор. Пылаю и люблю собственного мужа, несмотря на его предательство.
— Немедленно меня отпусти! — Я дергаюсь в его руках, но Бурак не отступает.
— Лейла, я хочу, чтобы все было как раньше, — сбивчиво говорит он. — Обещаю, что сделаю все для тебя... для вас. Дай нам шанс. Давай попробуем еще раз. Я исправлюсь. Я...
Он покрывает мою шею поцелуями.
— Отойди! — цежу я сквозь стиснутые зубы, а затем с силой ударяю локтем его в грудь. — И перестань вести так себя! Я не могу, ясно?! Ну не могу я ничего забыть! Не могу с тобой больше. Перестань, или я буду кричать!
В этот раз мои слова на него действуют, и он все-таки отступает.
Я тут же поворачиваюсь к Бураку. Стреляю в него полным злости взглядом. Он же выглядит растерянным. Без конца мотает головой, будто смахивает морок.
— И не смей, — говорю дрожащим голосом. — Не смей своими грязными руками притрагиваться ко мне, когда совсем недавно трогал и целовал другую...
— Лейла... — Бурак делает шаг вперед.
Но я выставляю ладонь в защитном жесте.
— Не приближайся! Не вздумай! — шепчу я, вспоминая, что мы не одни в квартире. — Если ты здесь, то только потому, что у нас есть сын. А не потому, что бесхребетная Лейла решила все забыть и отпустить грехи твоих родственников. Решила тебя простить! Я тебе все сказала, Бурак, еще тогда... Единственный выход для нас — развод. Потому что уже поздно. Слишком поздно что-либо менять.