Развод неизбежен, предатель
Шрифт:
Однако ради малыша, ради того, чтобы увидеть сына, я звоню ему еще и еще... Пока не слышу в трубке его грубый голос:
— ЧЕГО. ТЕБЕ. НАДО?!
Сердце в груди неприятно сжимается, на глазах появляются слезы и начинают ручьем течь по щекам. Я сглатываю колючий ком в горле и, взяв себя в руки, наконец говорю спокойным тоном:
— Я хочу увидеть сына, Бурак. Всего лишь увидеть своего ребенка. Обо мне ты давно перестал думать, но не забывай, что Али может получить травму. Ты слишком жестоко отдаляешь нас от друг друга. Не впутывай малыша в наши проблемы. Он ни в чем не виноват.
Между нами повисает напряженная пауза. И тянется она долго — уж точно минимум минуту. Я жду... Терпеливо жду, когда он выдаст хотя бы слово. Не ору, не наезжаю и не пытаюсь что-либо объяснять. Просто жду.
Но Феррахоглу не отвечает. Он просто сбрасывает звонок, разбивая мое сердце еще больше. Я хочу набрать его снова, но охранник указывает рукой в сторону дома.
Он приглашает меня войти? Господи, глазам не верю. Бурак меня услышал.
Однако теперь во рту скапливается горечь. Огромный особняк, где я провела пять счастливых лет своей жизни, сейчас кажется мне чужим местом. Уже у двери перед глазами встает недавняя картина, как мой любимый муж вышвырнул меня на улицу, обвинив в том, чего я не совершала.
Я захожу в дом и снимаю обувь. Выгляжу я, скорее всего, неважно. Без косметики, глаза опухшие — потому что ревела всю ночь, и одежда та же, что была на мне вчера...
Али играет, сидя на ковре в гостиной. Вокруг него новые игрушки. Он берет одну, разглядывает ее, но ему явно что-то не нравится, потому что уже в следующую секунду он бросает ее в сторону и хватает другую.
Я наблюдаю за ним и понимаю, что сын на нервах. Он спокойный мальчик, но сейчас кажется мне раздраженным.
— Али, — тихо зову я и сразу же опускаюсь на корточки.
Сын резко подлетает с ковра и, прокричав «Ма-а-а-ама!» бежит ко мне. А у меня сердце сжимается от его голоса.
Он обнимает меня за шею и целует в обе щеки и лицо. Как и я его. Соскучилась дико. Не виделись со вчерашнего утра, а будто бы вечность... Я прижимаю малыша к себе, поднимаюсь на ноги и беззвучно плачу, утыкаясь носом в плечо Алишки.
За этим делом не сразу замечаю сидящего на диване Бурака. Закинув ногу на ногу, он разглядывает нас пристальным взглядом, а у меня по телу проходит предательская дрожь. Не забыла я ничего. Все помню. И слова его жестокие, и то, как вышвырнул на улицу... Все перед глазами стоит.
Поцеловав сына в очередной раз, я опускаю его на пол и наклоняюсь к нему.
— Как ты, родной? — спрашиваю.
— Хорошо, — отзывается сын, касаясь маленькой ладошкой моего лица и сморщив нос. — Ты плакала, мам? Глаза мокрые.
Боже... Внутри меня сейчас такой пожар... Ненависть, злость, раздражение — все перемешалось, превращаясь в непереносимый коктейль чувств. Эмоции захлестывают. И только бог знает, как я сдерживаюсь, чтобы не закатить скандал при ребенке.
— Нет, конечно. Зачем мне плакать? Ты когда-нибудь видел, чтобы мама плакала?
Сын отрицательно качает головой.
— Ну вот. И сейчас не плачу. Скажи мне, ты завтракал?
— Нет, — вместо Али отвечает на мой вопрос Бурак. — И как раз сейчас ты отправишь его на кухню, чтобы Тамара Аллахвердиевна накормила его. Ясно?
Я лишь киваю. Значит, мой малыш капризничал. Явно спрашивал про меня, хотел увидеть маму, но его желание игнорировали, уверенные в том, что рано или поздно ребенок успокоится. Забудет о родной душе. Но это так не работает. Али слишком привязан ко мне. При любом раскладе он будет искать меня, плакать и просить, чтобы мама поскорее появилась.
— Иди кушать, родной, — прошу его. — Будь послушным мальчиком. Хорошо?
— А ты? Мам, пойдем со мной! — Сын смотрит умоляюще, крепко сжимает мои пальцы.
— Чуть позже присоединюсь, — обещаю, глядя в чистые глаза сына. — Договорились?
Али нехотя уходит, я же шагаю в сторону дивана и останавливаюсь перед мужем. Гордо вздернув подбородок, смотрю на него сверху вниз.
— Чего ты добиваешься, Бурак? Ты настолько ослеп, что не видишь очевидных вещей? Стал настолько жестоким и бессердечным, что вот так вот мучаешь ребенка, лишая его матери?
— Может быть, потому что его матери самой плевать на своего ребенка? Вместо того, чтобы присматривать за ним, ты вчера весь день шлялась с чужим мужиком, — цедит он сквозь зубы, скользя по мне таким взглядом... будто ему противно на меня смотреть.
Мне начинает не хватать воздуха от его реакции. Как же сильно ты изменился, Бурак... За такой короткий промежуток времени будто бы и подменили вовсе.
— А где был ты, дорогой мой муж, когда я шлялась с чужим мужиком? — язвлю в ответ, быстро взяв себя в руки. — Почему на мои звонки не отвечал? Ты хоть в курсе, сколько раз я тебе звонила? Видимо, тот чужой мужик не был так интересен, раз я искала тебя!
Бурак вдруг встает с места и буквально за один шаг оказывается лицом к лицу со мной. Берет меня за подбородок и сжимает до боли.
— Не испытывай судьбу, Лейла. И не держи меня за дурака, — рычит он. — Если ты сейчас здесь, то только благодаря Али. Только из-за того, что он плакал и хотел тебя увидеть. Только потому, что ему еще трудно надолго оставаться без матери. Но и это пройдет. Мы научимся жить без тебя. Понятно?!
На самом деле мне хочется завыть в голос. Но вместо этого я выдавливаю улыбку. Касаюсь руки Бурака, затем сжимаю его запястье, прося отпустить.
— Это я тебя за дурака держу?
Я горько усмехаюсь, снова ощущая, как на глазах наворачиваются слезы. Но я кусаю щеку изнутри и держусь. Изо всех сил пытаюсь скрыть настоящие эмоции, которые бушуют внутри, и натягиваю на лицо маску равнодушия и спокойствия.
— Как же я в тебе ошибся... — Он кривит полные губы, которые раньше с наслаждением меня целовали. — Как же я не увидел твоего истинного лица за столько лет... Лох, иначе и не назовешь.
— Лох, — повторяю я и понимаю, что мне больно оттого, что я его так называю.