Развод неизбежен, предатель
Шрифт:
Свекровь замечает меня. Я даже не реагирую, жду, что она мне скажет. Снова поднимет руку? Или придумает что-то новое? Не боюсь я ее, и сбегать от Сании Экремовны, как последняя трусишка, тоже не собираюсь. Моя совесть чиста. Я ничего плохого никому не сделала. И зла не желала. Я не изменяла мужу. Любила его, ухаживала за ним, дарила заботу и ласку.
Но он, увы, не оценил.
— Ты что, подслушивала? — шипит она сквозь зубы, надвигаясь на меня. Останавливается в двух шагах и тычет пальцем в мою грудь, цедит с яростью: — Ты сейчас же свалишь из этого дома и больше никогда тут не
— Вы мне не указ, — отвечаю ей в тон и, сложив руки на груди, сканирую ее таким же презрительным взглядом. — Все пяти лет нашего с Бураком брака вы отчетливо давали мне понять, как сильно ненавидите. Но все же я считала, что вы разумная женщина и возьметесь за ум после рождения внука... Вижу, что я ошиблась. Вы ломаете жизнь не только Бураку — вашему родному сыну, но и Али — вашему внуку. Себя я в расчет не беру, потому что на меня вам абсолютно плевать. Вы ко мне как к человеку-то не относились, не только как к невестке Я настолько вам не подходила? Но знайте, что вы еще пожалеете о том, что так поступали.
— Пожалею? Я? — Сания Экремовна вскидывает брови и скользит по мне таким взглядом, будто ей противно на меня смотреть. — Повторяю: дрянь ты продажная. Вали отсюда как можно дальше и к моему сыну не приближайся. Я найду ему девушку, которая будет его любить и уважать. Не из-за денег Бурака, как ты! Поняла меня?
Я усмехаюсь ее словам.
— Я уйду, конечно. Уйду, не сомневайтесь. Но заберу с собой сына. Плевать я хотела и на вас и вашего Бурака, который дальше своего носа ничего не видит. Знаете, Сания Экремовна, разочарование — это стена, которую очень сложно пробить, зато легко выстроить. Поверьте, я не горю желанием тут оставаться. Катитесь к черту всей своей семьей после того, как вы меня оклеветали и грязью облили. Меня волнует лишь Али, больше ничего. Ясно?
Удивительно, что я так спокойна. И не знаю, откуда такая уверенность, что мой малыш стопроцентно будет со мной. То ли интуиция, то ли еще что.
— Пошла вон! — рявкает Сания Экремовна. Она резко наклоняется и делает то, чего я совсем не ожидаю: хватает меня за волосы. — Пошла вон, я сказала! Живо!
Глава 8
Свекровь толкает меня к выходу. Я же, взяв себя в руки, впиваюсь ногтями в ее запястье. Женщина шипит от боли и сразу же отпускает меня.
— Думаете, что я буду молчать? — говорю отчетливо. — Если так, то вы ошибаетесь. Катитесь к черту, я сказала! Стадо баранов!
Слишком грубо, знаю. Никогда не позволяла себе так выражаться, но сейчас эмоции берут верх.
Они при любом раскладе считают меня продажной. Женщиной, которая из-за денег жила с их сыном целых пять лет. Доказывать что-либо смысла нет. Но мой муж должен знать, что это не так. Зачем он так поступает — только черт поймет. Либо ревность все мозги съела, либо ему легче поверить прессе и своей семье, чем мне.
Плевать. Думать об этом бесполезно. Ничего не поможет.
Взяв свою сумку, я бросаю на свекровь насмешливый взгляд. Всем видом даю понять, что меня тошнит от нее. Затем выхожу и захлопываю за собой дверь.
Но только снаружи я понимаю масштаб всей катастрофы. Становится тяжело дышать. Потому что за стенами этого дома спит мой сын. А я ухожу, оставляя его с ними.
Али... Господи... Прости меня, малыш, умоляю. Уходить не хочу, но выбора не остается. Не могу быть тут, с ними. Их ненависть выворачивает душу наизнанку. Я еще вернусь за тобой, обещаю.
Обещаю, родной...
Со слезами на глазах я сажусь в машину. Еду к бабушке, единственному человеку, который не станет задавать тонну вопросов. Послушает, если я начну рассказ. А если не буду говорить, то и допросов устраивать не станет.
Дорога занимает достаточно много времени. К дому, где мы с сестрой прожили несколько лет, доезжаю за полтора часа. Ежеминутно кошусь в сторону телефона и проверяю, не позвонил ли Бурак? Однако ничего подобного нет. Ему плевать и на меня, и на ребенка. Наверняка мать снова начнет на меня жаловаться, говорить, что мне безразлична судьба Али и поэтому я ушла.
Бог всем судья. Все-таки надеюсь, что справедливость рано или поздно восторжествует. А бумеранг настигнет семью Феррахоглу.
— Лейла... Какой приятный сюрприз, — широко улыбается бабушка Ясемин, увидев меня на пороге квартиры.
— Привет. Впустишь? И... накормишь?
Аппетита нет от слова совсем. Но чтобы держаться на ногах, мне нужно поесть.
— Что-то не так? — интересуется она, едва я возвращаюсь на кухню, помыв руки в ванной.
— Есть такое, ба. — Я рассматриваю шторы, потолок. Мебель как новая, хотя ремонт мы делали три года назад. А точнее, Бурак сделал и все обновил. Даже окна. — Но можно я расскажу потом?
— Конечно. Ты кушай, не отвлекайся. — Бабушка отводит взгляд.
— Ба, — зову я ее. Она отворачивается, лезет в холодильник и, взяв оттуда кефир, наливает в стакан. — Ты чего?
— Ничего, — пожимает она плечами, продолжая стоять ко мне спиной.
— Бабуль...
— Значит, они поверили той статье? Тем новостям? — наконец раздраженно говорит она.
— Откуда ты узнала? — обреченно выдыхаю я. Видимо, промолчать не получится.
— Соседка новости показала!— восклицает бабушка. — Она же любит у нас в социальных сетях сидеть днем и ночью.
— Понятно... — Я качаю головой. — Не забивай голову, бабуль. Поверь, они сами пожалеют, когда узнают правду.
Бабушка не комментирует мои слова, а я не продолжаю диалог. Утыкаюсь в тарелку и погружаюсь в свои мысли. Я доедаю ужин, убираю за собой и только ночью вспоминаю, что совсем забыла предупредить Дарину о том, что останусь у бабушки. Звонить сестре не хочется. Беспокоить ее своими проблемами, когда она на крыльях любви? Не знаю, видела она новости или нет, и без понятия, в курсе ли происходящего Эмре, но от них новостей нет. Возможно, просто заняты друг другом, и им совершенно плевать на то, что происходит вокруг. Учитывая, что Нихан сама не звонит мне со вчерашнего дня... А обычно всегда разрывает телефон звонками. Ладно. Главное, чтобы она была счастлива. А со своей жизнью я сама разберусь. Не маленькая. Рано или поздно Бурак узнает об отношениях Эмре с Нихан. Мне даже интересно, как он на это отреагирует. Дать заднюю уже не выйдет. Забыть об его унижениях — тоже.