Развод. По осколкам обмана
Шрифт:
— Ответ поступит на почту в течение семи часов, — оглашает медсестра.
— Благодарю, — отвечает Алексей и поворачивается ко мне. — Теперь поехали.
Глава 41
Анжелика
В автомобиле мы оба общаемся только с сыном, сохраняя семейную атмосферу перед ним. После последней ссоры мы наговорили лишнего друг другу, но никто не готов извиняться первым. Не хочу, ведь моей вины нет, с совестью я на «ты» и жалеть о своих поступках не приходится.
— Лёш, — наконец решаюсь проявить мудрость. — Я хотела..
— Приехали, — перебивает он. — Всё потом.
Перед моим взором появляется арка, подсвеченная новогодней гирляндой. Это вход в парк из нашей юности. Именно через него Лёша провожал меня домой в первую нашу встречу и именно тут мы впервые поцеловались спустя неделю. На руках волосы дыбом встают от воспоминаний.
— Это же… — восхищённо произношу я, уставившись на Лёшу. — Мы же тут..
— Да, — мягко соглашается бывший муж. Его губы трогает лёгкая улыбка, а взгляд как будто теплеет. — И здесь мы побываем впервые все вместе. Семьёй, — последнее слово он произносит тихо, почти беззвучно одними губами.
Малыш хлопает в ладоши и взвизгивает от восторга, разглядывая огоньки. Мгновенно проникается озорством и, хитро прищурившись, убегает от нас. Лёша, смеясь, бросается в погоню. А я, давая мальчишкам время для общения, отхожу на второй план.
В душе будто распускаются бутоны цветов, я так много раз за последние два года представляла себе этот момент. В груди больше не бушует шторм, а лишь умиротворенно покачиваются волны спокойствия.
— Ооо, мы просто обязаны! — восклицает Лёша и ведёт сына к маленькому ларечку в виде кофейного стаканчика.
Тогда тоже стояла холодная осень, только снега не было, мы пили глинтвейн и обнимались, чтобы согреться. Даже в мыслях не было разойтись по домам, пришлось бы расстаться.
— Два глинтвейна и… — делает заказ Алексей и оборачивается ко мне, догнавшей этих непосед. — Ему можно какао? Или лучше фруктовый чай? Извини, я не очень в курсе.
— Чай, какао пока рано, — даю указания. — Научишься.
Пока готовят напитки, между нами воцаряется тишина, даже запыхавшийся малыш смирно стоит и копит силы для нового забега.
— Прости меня, — неожиданно говорит Комаров. — Я вовсе не считаю так. Вспылил, наговорил всякого. Жалею и раскаиваюсь.
Лёша освобождает руку от перчатки и легонько стряхивает снежинки с моих волос, а я перестаю дышать, утопая в его глазах и чарующем голосе.
— Ты хороший человек и лучшая мать, — продолжает он, переходя на шёпот. — Спасибо за сына.
Его рука перемещается на подбородок и обводит контур моих губ. Где-то на затворках сознания мелькает мысль о том, как это всё неправильно, но я не могу найти в себе силы отстраниться, ноги будто в бетон закатали. К счастью, Лёша ограничивается только этим, почти невинным жестом и убирает руку сам, заставляя меня чувствовать холод без его тепла.
— И ты меня прости, — говорю, отгоняя остатки наваждения. — Я тоже не считаю тебя
Лёша расплывается в довольной улыбке и тянет мизинчик, закрепляя наше перемирие.
Жаль, что всё хорошее когда-нибудь заканчивается, поэтому спустя несколько часов мы едем домой. Сынок мигом вырубается, стоит только уложить его в люльку, а мы остаёмся в неловкой тишине.
В хрупком равновесие все темы для разговоров кажутся компрометирующими. Говорить о Злате и свадьбе — скатиться во взаимные претензии к нашим прошлым отношениям. Говорить о работе — к необоснованным обвинениям в адрес моего начальника. О сыне — напомнить о том, что я скрывала его. Поэтому я молча откидываюсь на сиденье и прикрываю глаза.
— Какие у вас планы на Новый год? — прерывает тишину бывший муж.
— Не знаю пока, поедем к родителям, наверное, — пожимаю плечами.
Спрашивать об их планах не решаюсь, знаю что Лёша и Злата улетают куда-то греть косточки. Медовый месяц у них начнётся с середины декабря и продлится до конца январских праздников. Слышать между делом от матери новости почему-то не так паршиво, как от самого Лёши.
— Подожди, — запинаюсь о внезапную догадку. — А что? Сын со мной только в комплекте, без меня он никуда не поедет.
— Нет, нет, — удивлённо смотрит на меня Комаров. — Я и не собирался вас разлучать, ты что. Буду приезжать, когда разрешишь, да и честно говоря, у меня нет опыта с младенцами, так что я только с твоими подсказками.
— Главное — не пои его какао, — подтруниваю.
Лёд медленно тает, оставляя позади всё напряжение. Остаток пути новоиспеченный папаня заваливает меня вопросами про беременность, жизнь малыша, его характер, вкусовые предпочтения и прочие детали родительства. Я как гордая волчица не замолкаю, вываливая кучу информации.
Подъехав к дому, Лёша паркует машину и аккуратно, чтобы не разбудить, достаёт люльку с сыном. Поднимаемся в квартиру, перешептываясь. Сегодня, проникнувшись волшебством момента, я позволяю Лёше всё, что он хочет впервые попробовать, поэтому сразу соглашаюсь на первое укладывание в кроватку.
Пока папаня познаёт радости отцовства, я ставлю чайник и грею ужин. За едой мы снова увлекаемся беседой — Комарову интересно всё знать, а мне всё рассказывать. В какой-то момент в коридоре начинает звонить телефон и мой спутник удаляется ответить, пока я собираю посуду и навожу порядок
Поднимаю глаза на настенные часы и понимаю, что стрелка давно перевалила за детское время. Наверное Злата потеряла своего мужчину, пока он тут.
Весь волшебный морок воссоединения спадает, оставляя лишь унылое послевкусие. Уедет сейчас, к своей любимой женщине, а я останусь тут лишь с воспоминаниями. От одной мысли глаза увлажняются и, чтобы не разреветься, я начинаю мыть посуду. Отвлечься, сосредоточиться на чём-то, остальное потом, наедине с собой.
Неожиданно крепкая мужская рука разворачивает меня и самые желанные губы жадно впиваются поцелуем. За сотую секунды успеваю заметить телефон с текстом на белом фоне в его руках.