Развод
Шрифт:
— В закодированном виде это означало: «Ты оказалась неуступчивой».
— Именно так.
— Несчастная пятнадцатилетняя девочка.
— Спасибо за сочувствие. Некоторое время я жутко переживала, ведь то, что я безответно объяснилась, сделало меня как бы покинутой. А само признание в любви было равносильно утрате невинности. Конечно же, не самый лучший опыт, приобретенный в жизни, но я надеялась, что, когда стану старше, все будет обстоять лучше. К тому же реакция Майкла сделала всю ситуацию более тягостной, а именно этого мне и хотелось тогда от жизни — немного драмы и даже трагедии.
— И кто был следующим?
— После него, я думаю, был Эндрю Джаррет, с которым я встречалась,
— Имя Эндрю Джаррет кажется мне совсем неблагозвучным.
— Почему?
— В нем слышится какая-то двусмысленность. Он таким и был?
— Ну нет, чем-чем, но двусмысленностью он не отличался. Он был просто потрясным парнем, и, мне кажется, я влюбилась в него еще до того, как мы начали встречаться. Это не было ни одержимостью, ни навязчивой идеей. Я просто по уши влюбилась в него. Это смешно, и сейчас мне трудно удержаться от смеха, но помню, как каждую ночь навзрыд ревела только лишь потому, что не была его подружкой. Я в то время даже и не говорила с ним ни разу. Но, знаешь — и я не шучу, — я была готова для него на все. Понимаешь, на все. Мы познакомились с ним на вечеринке, и после того, как три часа мы обнимались и целовались, сказала ему, что люблю его. После этой встречи я почти не видела его, поскольку он бегал от меня как от чумы. Со временем я поняла, что это не такая уж хорошая идея признаваться парню в любви прежде, чем он сам скажет, что любит тебя.
— И когда же нашелся тот парень, который сделал это?
— Летом, перед тем как приехала в университет. Я встретила Стивена Сандерсона, когда отдыхала в Ланцароте [34] . Он был фантастически симпатичным, привлекательным и одевался по последней моде. Мы очень хорошо проводили время. Я была очень довольна собой, к тому же мой приятель отснял целую бобину пленки, на которой запечатлел нас со Стивеном, так что я могла рассылать потом фотографии всем своим друзьям по школе и по колледжу. Глупо, я понимаю, но он был поистине великолепен. Но даже и великолепие со временем приедается. Думаю, у тебя против этого есть иммунитет. Я не была в него влюблена, но, к стыду своему, признаюсь, что мне смерть как хотелось, чтобы он влюбился в меня, лишь для того, чтобы показать, что и я способна воздействовать на него. Он сделал мне признание примерно через полтора месяца после нашего знакомства. Он пригласил меня в городской итальянский ресторан, где мы ели то, что тогда казалось нам романтической пищей. На самом деле блюда, которые нам подавали, были ужасными, официантам было на все плевать, а попытки Стивена выглядеть умудренным опытом знатоком жизни были, мягко говоря, неуклюжими. Он взял мою руку, потянувшуюся к вазе с хлебными палочками, и сказал, что любит меня. Позабыв уроки прошлого, я ощутила неловкость оттого, что вынудила его сказать это, и объявила ему, что тоже люблю его, отчего мы оба, казалось, почувствовали себя счастливыми. После этого мы довольно быстро утратили интерес друг к другу, и наши отношения без явного разрыва просто сошли на нет.
34
Курорт на Канарских островах, расположен в центре Плайя-Бланка на первой линии пляжа.
— Ну а кто был четвертым?
— Им был…
— Постой, я попробую угадать… Деймон?
— Да.
— Занятно. Я имею в виду, что он таки стал в конце концов твоим бойфрендом. — Джим делает паузу. — А как ему это удалось? Он, наверное, добился успеха, предприняв массированное наступление по всем фронтам? Объяснился в любви под звуки всего ансамбля?
— Честно говоря,
— Шесть недель?
— Да, представь себе. Мы шли на спектакль в «Колибри» и как раз проходили по Бул-стрит, когда он вдруг остановился, повернулся ко мне и сказал: «Я уже давно думаю об этом. И прямо сейчас хочу сказать, что влюблен в тебя». Мне тогда и в голову не приходило влюбиться в Деймона, но я не могла себе позволить быть с ним грубой, да и перспектива всю ночь выслушивать его жалобы на то, что не ответила ему взаимностью, не грела. Поэтому я улыбнулась и сказала: «Я тоже тебя люблю». Его лицо осветилось радостной улыбкой, и хорошее настроение не покидало его весь вечер. Я же чувствовала себя ужасно, потому что то, что я сказала ему, было неправдой, хотя потом все-таки стало правдой.
— Так ты все же любила его по-настоящему?
— Да. Это было совершенно не то, что было раньше. Это была любовь взрослых людей.
— И как это было?
— Словами этого не описать. Но когда ты чувствуешь это, ты знаешь, что это именно оно, и ничто другое. — Я смеюсь, мобилизовав все свое самообладание и пытаясь сменить настроение. — Теперь твой черед. Я рассказала тебе обо всем, как на исповеди. Теперь ты расскажи о себе. Сколько раз ты говорил «Я тебя люблю»?
— Ни разу.
— Ни разу?
— Да, представь себе большой жирный ноль.
— Не понимаю. Как ты дожил до двадцати трех лет и ни разу не сказал ни одной девушке, что любишь ее.
— Да я никогда и не думал о том, чтобы сказать «Я люблю тебя», — отвечает Джим. — Я имею в виду то, что до двадцати трех лет на долю любого парня выпадает не так уж много случаев, когда необходимо произнести эти слова.
— Как ты можешь говорить такое? — недоверчиво спрашиваю я.
— Но это правда.
— Но ведь до меня у тебя были подружки. И ты что, никогда не говорил им, что любишь их?
— Признаюсь, что я действительно со многими встречался, но ни одна из них не вдохнула в меня желания, которое, по моему мнению, должно быть в твоей душе для того, чтобы произнести эти три слова.
— Ни одна из них?
— Ни одна.
— И ты никогда не был близок к тому, чтобы их произнести?
— В общем-то, никогда. Хотя некоторые из девушек говорили, что любят меня.
— А что ты отвечал им на это?
— Я отвечал: «Рад слышать, спасибо».
Я со страхом посмотрела на Джима:
— Признайся, ты меня разыгрываешь?
— Оглядываясь на прошлое, сегодня могу признать, что это были не самые лучшие ответы, какие я мог придумать для тех случаев, но, что поделаешь, именно так все и было. Мне кажется, я не был невежлив по отношению к девушкам.
— Позволь мне уточнить кое-что, чтобы понять тебя правильно. Они говорят: «Джим, я думаю, что люблю тебя», а ты отвечаешь: «Рад слышать, дружище, спасибо»?
— Я не говорил им «дружище», это было бы глупо. Но, в общем-то, мой ответ был кратким и звучал примерно так.
— Ты, наверное, был кем-то вроде чародея. Полагаю, мне повезло, как это следует из твоего рассказа, что я не стала бы единственной в мире девушкой, сказавшей «Я тебя люблю» и получившей ничего не значащий ответ.
— Самое смешное, — говорит Джим, — что чем меньше таких слов ты произносишь, тем значительнее они для тебя становятся.
— Что-то не могу врубиться в то, о чем ты говоришь.
— Ну смотри, все происходит так: дело не в том, что я не верю в любовь. Я верю. Просто мне кажется, что я отношусь к ней серьезнее и с большим благоговением, чем те, кто попросту постоянно и чуть ли не ежедневно бросаются такими словами.