Развод

Я в неоплатном долгу пред всеми, кто помогал мне в работе над этой книгой. Однако особую благодарность я должен выразить тем, кто делал больше того, что входит в перечень их обязанностей: моему редактору Филу Прайду (за его сверхтерпение, о котором любой из авторов может лишь мечтать); всем сотрудникам издательства «Ходдер» (за весь их тяжелый труд, который я делал еще более тяжелым); Марку, художнику-оформителю (за обложку — кресла на ней не иначе как из «Хилза» [1] ); трио моих литературных агентов (ну, это уже длинная история); Джейн Бредиш-Элламе (она была для меня и добрым следователем, и жестоким следователем, причем в одном флаконе); Ханне Гриффитс (за долгие многочасовые беседы о смысле жизни) и Юану (за постоянное нарушение договорных обязательств); Крису Маккабу (за

долгие зевки, возникавшие помимо его воли всякий раз, когда я приходил с новыми идеями); Надин Бегго (указавшей на некоторые мелкие недочеты); Блэру Палмеру (за то, что несколько раз он указывал мне правильное направление); Джекки Беан (за быстродействующую обратную связь между нами); Джону и Шарлотте (за ушные тампоны); Кэрол Флинт (за помощь в поисках информации); Артуру Теппу (за то, что он открыл мне «eBay» [2] , познакомил меня с группой «Похитители свободы» и написал текст песни «Улыбка на твоем лице»); Родни Бекфорду (за его мастерство в создании звуковых эффектов); Филу Гейлу (за основные идеи); Лиз Хичкок (которая без утайки рассказала мне историю своей жизни); Ричарду Корбриджу (который был моим «музыкальным гуру»); людям, которые собирались вечерами по четвергам в пивной (за компанию, в которой отлично пьется); людям, которые собирались вечерами по понедельникам поиграть в футбол (единственный вид физических упражнений, которым я занимаюсь); Денни Уолласу (за то, что он Денни Уоллас); Лиз и Джеймсу (за то, что они спасли в моем саду первоначальный вариант этого романа) и, наконец, но отнюдь не в последнюю очередь, всем работникам компьютерного центра «@the Board» за то, что часы, которые я проводил за своим «Макинтошем» [3] , не были скучными.

Не счесть, сколько напридумано всякого о том, как встретиться, а вот о том, как не расставаться, не сыскать ничего.

А ведь в этом «не расстаться» вся трудность и состоит.

Из интервью Мэг Райан [4] журналу «Лос-Анджелес», 1999 год

Четверг, 16 января 2003 года

18.45

Зажав в одной руке пульт дистанционного управления, а в другой — бутылку «Будвайзера», я, скрючившись в три погибели на софе перед широкоэкранным телевизором, на котором стоит DVD-плеер, смотрю «Матрицу». Я не то чтобы внимательно смотрю весь фильм от начала до конца. По большей части я направляю пульт в сторону DVD-плеера и, нажимая на его клавиши, перескакиваю на лучшие эпизоды в фильме, а лучшие эпизоды для меня те, где гремит музыка, палят пушки или бой грохочет настолько громко, что кажется, вот-вот все взлетит на воздух. Мне точно известно, какие эпизоды в моих любимых фильмах самые лучшие — от сцен ограбления банка в «Схватке» [5] до мощнейшего взрыва (того, самого последнего в железнодорожном тоннеле) в фильме «Миссия невыполнима» [6] и пушечной пальбы в конце фильма «Леон» [7] (я думаю, это моя самая любимая пушечная пальба). По своим любимым DVD мне нравится рыскать даже больше, чем по дискам с обычными фильмами, потому что я потратил кучу денег на звуковую систему для домашнего кинотеатра, которую сейчас раскочегарил на такую громкость, что вибрирует даже зеркало, стоящее на каминной полке.

Лицо мое расплывается в широченной улыбке, как только я нахожу свой любимый эпизод в «Матрице», когда персонаж Киану Ривза с помощью металлического детектора заставляет сработать весь арсенал оружия, размещенного у него на груди. Грохот невероятный. Звуки басового диапазона музыкального сопровождения буквально плющат мою грудную клетку. Это что-то фантастическое. Я чувствую себя так, как будто нахожусь на боксерском ринге с Мухаммедом Али, а уж когда начинают палить орудия, я вообще впадаю в экстаз. Никогда не предполагал, что телевизор может быть такой замечательной штукой. Я никогда не предполагал, что существует способ сделать так, чтобы вещь, которую я и прежде любил больше всего на свете, стала бы еще лучше. Благодаря системе объемного звучания эффекты от взрывов становятся более отчетливыми: они вообще раздаются совершенно по-новому, более утонченно и впечатляюще, чего никогда не обеспечивал мой старый обычный телевизор. Теперь эта система разделяет звуковые потоки, заставляя их проникать в мои уши с разных сторон от экрана: слева, спереди, справа; да к тому же еще и саббуфер, с помощью которого взрывы слышатся по-особому. Но ведь есть еще правый и левый динамики позади телевизора, а с их помощью создается эффект присутствия, благодаря которому я ощущаю себя в самом фильме, рядом с мистером Ривзом. Я могу различить свист пули, выпущенной слева и пролетающей над моей головой, звяканье пустых обойм, падающих на землю справа от меня, треск и приглушенный грохот рушащихся вокруг меня зданий.

Просматривая этот эпизод, я вдруг чувствую, что что-то не так, вернее, не совсем так. Листаю инструкцию для пользователя, приложенную к системе. Поиски наводят меня на мысль, что необходимо немного прибавить звук динамиков позади телевизора. Беру в руки пульт и тщательно настраиваю уровень громкости, а потом, крепко зажмурив глаза, концентрирую все внимание на динамиках позади телевизора.

«Вот так-то, — говорю я себе. — Теперь все отлично».

Когда отзвучал потрясающий эпизод из «Матрицы», начался другой — с занудной говорильней, который не сможет оживить и сделать более привлекательным даже система объемного звучания, — возможно, конечно, настроить ее так, что актеры будут кричать друг на друга, но я нажимаю на клавишу «Пауза». Киану застывает во времени и пространстве. А я размышляю над тем, не поставить ли диск со «Звездными войнами» и не прокрутить ли эпизод гонки кораблей; из всего этого диска, который я купил первым, только этот эпизод я и смотрю. Но не успеваю я раскрыть дискетницу, как раздается телефонный звонок.

— Алло, — говорю я.

— Привет, это я, — отвечает Хелен.

— Привет. Ты сейчас в поезде?

— Да, это какой-то кошмар. Он опаздывает почти на час из-за поломки сигнальной системы.

— Сейчас с поездами лучше не связываться, — сочувственно вздыхаю я.

— Правда, есть и хороший момент: я могу сделать кое-какую работу.

— Думаю, сможешь. — Я тянусь к кофейному столику, беру пиво и отхлебываю из бутылки.

— А ты чем занимаешься? — спрашивает Хелен.

— Да, в общем-то, ничем, — отзываюсь я, рассматривая картонную коробку, в которой доставили звуковую систему, и кусочки пластика и полистирола, разбросанные по полу вокруг нее.

— Ну ладно, — заканчивает она разговор. — Просто хотела узнать, все ли у тебя в порядке.

— Все хорошо, — говорю я. — Так ты придешь сегодня вечером?

— Конечно, — отвечает она. — Ну, до скорого.

— До скорого, крошка, пока.

Я кладу трубку и смотрю на Киану, все еще застывшего на экране, оглядываю гостиную и размышляю о том, как повернулась моя жизнь. Теоретически, для тридцатидвухлетнего разведенного, но финансово независимого бухгалтера жизнь и не может быть лучше той, которой я сейчас живу, — той, которая обеспечивает меня всем, что находится в моей гостиной: новая звуковая система для домашнего кинотеатра (в первую очередь), широкоэкранный телевизор, DVD-плеер, кассетный видеомагнитофон, хай-фай-усилитель, компакт-диски, книги и записанные мною фильмы. Все это имущество и делает меня счастливым. Или, по крайней мере, делало меня таковым.

Сегодняшняя покупка звуковой системы для домашнего кинотеатра явилась своего рода экспериментом. Проверкой гипотезы, которая уже некоторое время не дает мне покоя — достиг ли я такого состояния, когда все это уже не может делать меня счастливым? Покупка системы, конечно же, меня оживила и взбодрила. Но не идет ни в какое сравнение с чувством счастья, охватившим меня, когда я узнал, что вечером придет Хелен. Это меня озадачило — ведь Хелен не предмет из матовой пластмассы или пластмассы, отливающей серебром. Не изделие, произведенное компаниями «Хитачи», «Сони» или «Панасоник». У нее даже нет кнопки «Выкл.». Она просто женщина, которая зарождает во мне основную на данный момент потребность — не быть одному.

И я теперь понимаю, что наступило время снова стать взрослым.

Наступило время перестать быть сосредоточенным только на себе.

Наступило время попросить Хелен жить вместе.

19.03

Я только что вернулась с работы домой. В квартире темно. Сбрасываю с ног туфли и разглядываю почту, взятую у входной двери. Вот банковское извещение, которое, как я думала, адресовано мне, но получателем на нем указана миссис Элисон Оуэн. Я вынимаю из портфеля ручку, пишу на извещении крупными печатными буквами «МИСС ЭЛИСОН СМИТ», а затем бросаю его на маленький столик посреди коридора, где обычно лежат ключи от входной двери и стоит коробка для ненужных бумаг, доставляемых почтой; накопившись, содержимое коробки время от времени отправляется в мешки для мусора. Остальная почта (счет за газ, два извещения о покупках по кредитной карте) адресована мистеру Маркусу Леви, моему жениху. Идя дальше по коридору, я окликаю его по имени — никакого ответа, тогда зову свою кошку Диско, но и она не появляется. Так и не обнаружив присутствия кого-либо живого, я направляюсь в гостиную и прослушиваю сообщения, оставленные для меня на автоответчике.

— Привет, дружок, это я. Ты, наверное, сейчас едешь в метро. Звоню сказать, что задержусь. Сегодня на редкость неудачный день. Скоро уже приду домой и принесу что-нибудь к ужину… Да, чуть не забыл, мне звонила моя мама и опять спрашивала о свадьбе. Она хотела узнать, можно ли будет пригласить тетю Джин. Вроде они снова начали разговаривать друг с другом. Рано или поздно ты ведь решишь, как быть, а пока я втолковал ей, что до свадьбы еще целый месяц и что нечего спешить и искушать судьбу, но ты же знаешь, что такое моя мама. Ну, в общем, я сказал, что мы сообщим ей об этом.