Развод
Шрифт:
— Мам, ты сегодня меня заберёшь, или я с ночёвкой у бабушки? — спрашивает с заднего сиденья Вика.
— У бабушки, зайка. Я точно не знаю, когда вернусь.
— Хорошо, — кивает она, но не особенно вдохновлённо.
В последнее время я всё чаще оставляю её с ночёвкой у мамы. Мне и самой это не по нутру, но проект занимает столько времени, что иногда я прихожу домой уже часов в девять вечера. Вика ничего не говорит, но я замечаю, что она всё реже зовёт меня поиграть или прибегает спеть новую выученную в детском саду песенку.
Быть работающей мамой оказалось непросто. Я думала, что буду успевать сделать все дела, потом забирать её из сада, и мы будем, как и раньше, гулять на площадке, забегать в кофейню на углу, играть дома, а по выходным вместе лепить вареники или печь шарлотку.
Но на деле же я едва успеваю сунуть в духовку рукав с картошкой и овощами, закинуть мясо в мультиварку и запустить на ночь стиралку и посудомойку. И то это всё далеко не каждый день.
Два дня назад я попросту задремала, пока Вика расставляла посудку на игрушечном столике для кукольного чаепития, в котором я должна была принимать участие.
А уж выходных полноценных у меня не было уже месяц.
В общем, быть работающей мамой — это постоянно испытывать чувство вины перед своим ребёнком. И эта часть, признаться, даётся мне непросто.
Обещаю себе, что после Форума, когда можно будет немного выдохнуть, все выходные совершенно не буду думать о работе, и мы с Викой займёмся нашими делами. Будет только вдвоём.
Отвожу дочь к маме и снова возвращаюсь в машину. Пора ехать в ресторан. Хочу всё же приехать немного раньше, проверить, как выставили стенды.
Подъезжаю к ресторану, ставлю машину на стоянку и топаю ко входу. Сабурову решаю не звонить, я ведь раньше приехала. Его ещё нет, наверное.
В большой зале суматоха. Столы уже выставлены и накрыты, запах стоит весьма разнообразный, но очень аппетитный. Ещё бы — лучшие повара города сегодня представляют свои творения.
— Добрый вечер, — подхожу к столу с табличкой названия сети ресторанов Сабурова.
— Добрый, Ирина Геннадьевна, — отвечает его зам — Дамир Ридаев. — Всё расставили, как вы и сказали. Стенд вот здесь, таблички здесь.
— Отлично, — киваю. — Сейчас сделаю съёмку и оформим релиз в соцсетях.
— Я таких непослушных женщин ещё не встречал, — слышу рядом голос Сабурова. Не сказать, что недовольный, но и особенной радостью не пронизан.
— Значит, ты встречал недостаточно женщин, — оборачиваюсь к нему и улыбаюсь как можно сдержанее. Не хочу, чтобы наше общение переходило даже в подобие флирта, но и проглотить замечание не могу позволить себе.
— Ирина! — вскидывает брови. — Интересное предположение о количестве моих женщин. Думаешь, я настолько неопытен?
Блин. Разговор уже сворачивает в ненужную мне сторону.
— Я вообще об этом не думаю, Сабур, — пытаюсь поставить в этой полемике точку. — О чём я думаю, так это о том, что твой главный повар, который должен быть главной визитной картой выставочного стола, опаздывает. До открытия дегустации осталось двадцать минут.
Сабуров хмурится, и его сердитый взгляд не предвещает ничего хорошего. Не мне. Повару. Прости, дорогой повар.
— Дамир! — рявкает строго. — Срочно вызвони Рублёва! Где его носит. Скажи, что может попрощаться с премией, если сейчас же не войдёт в эту дверь.
И дверь, кстати, как раз открывается, только входит в неё не главный повар сети Сабурова, а Гордей с той самой блондинкой, с которой я видела его в день нашего развода. Он говорил, что это новый повар, но тогда странно, что она не в форменной одежде “Манифеста”, а в вечернем платье.
Красивая. Спина открыта, нежно-голубой шёлк платья ниспадает по бёдрам. Волосы уложены на бок на плечо в длинную, небрежного, но сложного плетения косу.
А ещё она держит моего бывшего мужа под руку, улыбается подошедшим к ним организатрам зала.
А у меня скулы в спазме сводит. Зарычать хочется.
Когда уже эта ревность перестанет меня донимать?
Мы в разводе! Мы. В. Разводе.
Тогда какого ляда меня каждый раз так скручивает?
Гордей и его повар проходят в середину и останавливаются у их дегустационного стола. Разговаривают с помощниками, проверяют, всё ли верно выставлено. А потом Гордей бросает взгляд в нашу сторону, и пересекается с моим. Слегка прищуривается, будто линзы не надел, хотя я уверена, что он в них, и это скорее эмоциональный жест, а потом приветственно улыбается и отворачивается.
И отворачивается он потому, что блондинка что-то говорит ему, склонившись к уху.
Очень близко склонившись. К начальнику так не склоняются.
— Ирина, может, пройдём к столу? — чувствую прикосновение к своему локтю и вздрагиваю, будто от небольшого разряда тока. — Радмира и Аслан уже приехали. Сейчас будет торжественное открытие, а потом дегустация.
— Да, конечно, — сглатываю и поворачиваюсь к Сабурову. Улыбаюсь ему, хотя понимаю, что подобная улыбка не вписывается в мою стратегию чисто делового общения с ним.
Ноги кажутся деревянными, я даже едва ли не оступаюсь на каблуках. В груди горит, а пальцы рук снова леденеют.
Я ведь предполагала, что так будет, когда шла сюда. Знала, что Гордей — один из самых ожидаемых участников Форума рестораторов. Он обязан был быть.
И что с женщиной он тоже может быть. Даже если не сегодня, то однажды. Знала. Знала, когда ставила свою подпись в документе о разводе.
Но тем не менее, эти мысли, пусть я всё и осознаю прекрасно, совсем не помогут сделать этот вечер проще. Совсем не помогут…